перестали жмуриться от яркой вспышки. – Все, что он видел, уже передано кораблю. Стрельба бессмысленна.
– А чего он на меня так нахально пялился? – ответила Хоури. – И вообще… одной заботой меньше.
– Понятно, – сказала Вольева. – Знаешь, с какой скоростью корабль производит этих роботов? Через двадцать секунд будет готов новый.
Хоури поглядела так, будто Вольева выдала понятную только самой себе шутку. Однако та говорила совершенно серьезно. То, что она поняла лишь сейчас, напугало ее куда сильнее, чем появление робота. Если корабль догадался прибегнуть к помощи роботов ради получения информации, то вполне логично, что он постарается приспособить такие машины и для убийства оставшихся на борту людей.
Не успела Вольева додумать эту мысль до конца, как ей пришлось еще раз обмереть от страха. Корабельная слизь невдалеке всколыхнулась, из нее вынырнула маленькая голова с черными глазами-бусинками. Тварь секунду-другую смотрела на Илиа, а затем взмахнула голым хвостом и исчезла в темноте.
Вольева вспомнила, что крысы-уборщицы тоже подчиняются кораблю.
Когда сознание вернулось – а Силвест не сразу смог вспомнить, при каких обстоятельствах лишился его, – вокруг кружилось множество размазанных звезд. Танец был настолько диким, что Силвест испугался, как бы его не затошнило от такого зрелища.
Что он вообще здесь делает? И почему чувствует себя так странно – будто каждую клетку тела набили ватой?
Потому что он в скафандре, вот почему! В одном из тех специальных скафандров, которыми пользуются ультра с корабля. Такие же снасти доставили его и Паскаль с Ресургема на борт «Ностальгии по бесконечности».
Этот скафандр наполняет легкие какой-то жидкой дрянью вместо воздуха!
– Что случилось? – произнес он про себя, но так, чтобы простейший встроенный прибор для чтения мыслей смог воспринять вопрос.
– Я разворачиваюсь, – проговорил скафандр. – Маневрирую центральным двигателем.
– Где мы, черт возьми?
Разбираться в своих воспоминаниях было тяжело – все равно что искать концы в комке невероятно запутанной пряжи. Даже подступиться страшно.
– Мы более чем в миллионе километров от корабля, а до Цербера осталось немногим меньше.
– И весь этот путь мы прошли за… – Силвест осекся. – Нет, не помню. Подскажи, сколько мы летим.
– Стартовали семьдесят четыре минуты назад.
Чуть больше часа, подумал Силвест. Но он бы поверил, даже если бы скафандр сказал, что прошли целые сутки.
– Наше среднее ускорение – десять g. Мне приказано не отставать от триумвира Садзаки.
Вот теперь Силвест вспомнил. Вызов от Садзаки чуть ли не в полночь, пробежка к складу скафандров. Потом всплыло, хотя и не во всех деталях, прощальное письмо, которое он оставил Паскаль. Это была уступка с его стороны, единственная роскошь, которую он себе позволил. Но даже будь у него несколько дней для подготовки побега, вряд ли он поступил бы иначе. Наверняка не взял бы с собой ни средств для записи впечатлений, ни камеры для съемки подземных видов. Ведь у него есть доступ к библиотеке скафандра и его богатой сенсорике.
Эти скафандры очень хорошо вооружены, они способны защищаться от всех средств нападения, с которыми до сих пор имел дело «Плацдарм» Вольевой. Они умеют «выдавливать» из себя инструментарий для различных анализов, создавать в себе пустоты для хранения образцов и результатов их изучения. Кроме того, подобно космическому кораблю, скафандр может действовать автономно.
Силвест подумал, что скафандр на самом деле является кораблем. Это сложный, необычайно гибкий аппарат, в котором есть место только для одного пассажира. Скафандр способен действовать в качестве шаттла, а при необходимости может быть превращен в средство передвижения по поверхности планеты. Без этой штуковины нельзя было бы и надеяться на путешествие в глубины Цербера.
– Хорошо, что я проспал разгон, – сказал Силвест.
– Ничего другого вам не оставалось, – ответил скафандр, демонстрируя полное отсутствие интереса. – Пришлось подавить ваше сознание. А теперь приготовьтесь к снижению скорости. Когда вы снова очнетесь, мы уже будем близки к цели нашего путешествия.
Силвест начал было формулировать следующий вопрос – он хотел узнать, почему до сих пор не объявился Садзаки, – но скафандр снова погрузил его в сон, такой же беспробудный, как и предыдущий.
Вольева решила побыть в рубке, пока Хоури не разыщет Паскаль. Теперь она не рисковала пользоваться лифтами, но, к счастью, ей предстояло подняться всего лишь на двадцать уровней. Утомительно, но переносимо, а главное, практически безопасно. В лестничные колодцы корабль не пошлет роботов, даже летающие машины, которые снуют в обычных коридорах на сверхпроводящих магнитных полях. И все же она держала автомат наготове, пока поднималась по длиннющим винтовым лестницам, останавливаясь лишь перевести дух да прислушаться, не крадется ли кто-нибудь по пятам, не поджидает ли впереди.
В пути она коротала время, придумывая способы, которыми корабль может ее умертвить. Это была интересная интеллектуальная задача, которая проверяла глубину знаний Илиа, причем в неожиданном аспекте; теперь на привычные вещи приходилось смотреть с совершенно непривычных позиций. Однажды, и не так уж давно, она сама побывала в ситуации, аналогичной той, в которой сейчас находился корабль. Она собиралась убить Нагорного или хотя бы обезвредить его, что практически было одно и то же. В конце концов она прикончила Нагорного, так как он первым попытался расправиться с ней.
Теперь способ, которым она добилась своего, занимал ее мысли. Илиа так резко ускоряла и замедляла движение корабля, что стажер разбился всмятку. Рано или поздно – и она не видела никаких препятствий, способных этому помешать, – корабль сам доберется до этой идеи. И когда это произойдет, Вольевой лучше бы находиться где-нибудь подальше от лестничного колодца.
Илиа достигла рубки без помех, хоть и проверила каждую тень по пути, убедившись, что там не подстерегает машина или, того хуже, крыса. Она не знала, на что способны крысы, но узнавать совсем не хотелось.
Рубка была пуста. В ней ничего не изменилось за недолгое время отсутствия Вольевой. Последствия учиненного Хоури погрома остались не устранены. Даже пятна крови Садзаки виднелись на полу этого гигантского полусферического помещения. Голографический дисплей светился, забрасывая Вольеву массой постоянно обновляемых