Читать интересную книгу 1941. Совсем другая война (сборник) - Андрей Буровский

Ежедневно защитникам крепости приходилось отбивать 7~8 атак. Нацисты применяли легкие танки и огнеметы. 29~30 июня нацисты предприняли непрерывный двухдневный штурм крепости, овладели штабом цитадели, взяли в плен до 400 человек, в том числе И.Н. Зубачева и Е.М. Фомина. Один из пленных выдал Фомина как комиссара. Его тут же расстреляли. Зубачев впоследствии умер в лагере для военнопленных.

Организованная оборона крепости на этом закончилась. Оставались изолированные очаги сопротивления, их подавили в течение следующей недели. Остались одиночные бойцы, собиравшиеся в группы и вновь рассеивавшиеся в подземельях крепости. Некоторые смогли прорваться из крепости и уйти к партизанам в Беловежскую пущу. Большинство погибли или сдавались поодиночке. Подробности мало известны. Надписи на стенах крепости сохранились до сих пор: «Нас было пятеро: Седов, Грутов, Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22 июня 1941. Умрем, но не уйдем отсюда. 26 июня 1941». «Умираем, не срамя». «Умрем, но из крепости не уйдем». Одна из надписей на стене в подвале крепости гласит: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20.VII.41 г.» Подписи нет.

Командование 45-й дивизии Вермахта не ожидало таких потерь. В дивизионном рапорте от 30 июня 1941 года говорится: «Дивизия взяла 7000 пленных, в том числе 100 офицеров. Наши потери — 482 убитых, в том числе 48 офицеров, и свыше 1000 раненых».

Для сравнения: в ходе Польской кампании за 13 дней та же 45-я дивизия Вермахта, пройдя с боями 400 километров, потеряла 158 убитыми и 360 ранеными.

Все потери Вермахта на Восточном фронте к 30 июня 1941 года составили 8886 человек. То есть защитники Брестской крепости убили более 5 % из них.

В июле командир 45-й немецкой пехотной дивизии генерал Шлиппер в «Донесении о занятии Брест-Литовска» сообщал: «Русские в Брест-Литовске боролись исключительно упорно и настойчиво. Они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к сопротивлению».

Не только русские. Брестскую крепость защищали красноармейцы 30 национальностей. В первый день обороны погиб родной брат Президента Грузии Шеварднадзе — старший сержант Акакий Амвросиевич Шеварднадзе.

Майор Гаврилов сумел собрать вокруг себя группу из 12 человек, вскоре, однако, разгромленную. Сам он раненным попал в плен среди последних 23 июля. Нацисты устроили овацию пленным раненым героям.

Гаврилов отказался от сотрудничества с нацистами. Освободили его из Дахау американцы в мае 1945-го. Красные отправили его в свои лагеря.

3-я рота 17-го пульбата Брестского укрепленного района воевала до 30 июня, удерживала 4 дота. Только проломив стены тяжелыми фугасами, нацисты взяли доты.

Оборона Брестской крепости — просто идеальная тема для пропаганды. В 1960-е годы масштаб реального подвига даже гипертрофировался. Но подвиг героев Брестской крепости всегда описывался без подробностей: несколько защитников Брестской крепости попали потом в сталинские лагеря. Только после смерти Сталина Гаврилова реабилитировали, 3 января 1957-го присвоили звание Героя Советского Союза.

Если бы ВСЯ Красная Армия летом 1941 года воевала бы так же, как эти части, потери были меньше на порядки.

Потому что:

1. Среди героев Брестской крепости и всех воевавших частей потери были бы меньше: эти люди не оказались бы в окружении и не были бы обречены.

2. Враг платил бы если не жизнью за жизнь, то хотя бы десятками жизней за сотни. И быстро остановился бы.

3. Не было бы оккупации громадных территорий, потерь мирного населения в зонах боевых действий и от невыносимых условий существования в оккупации и в зонах, где совершенно разрушена инфраструктура.

4. Не было бы прямого геноцида нацистов, Бабьего Яра и Хатыни.

5. Не было бы неправдоподобной по масштабам сдачи в плен. То есть не было бы миллионов смертей в лагерях для военнопленных, сравнимых со всеми боевыми потерями Красной Армии.

Кадровый ресурс Красной армии

Разумеется, в СССР были слои, которые могли осознавать Советское государство как свое. Этих «слоев» было несколько.

В СССР жили люди, чье положение в обществе улучшилось за годы его правления. Аппарат управления СССР насчитывал до 5 млн человек, от бухгалтера на заводе до наркомов-министров и высших кремлевских партийных боссов. Офицеров в армии — до 200 тысяч, от лейтенанта до маршала.

За первые годы Советской власти, с 1920 по 1930-й, до 3 млн человек получили высшее образование. В основном это было техническое образование или педагогическое — когда кончали педагогические институты.

Качество его было вовсе не таким низким, как порой пытаются представить. Педагогический институт в Брянске давал не такое же образование, как МГУ, но это образование было серьезным и добротным. В России образование традиционно ценилось, оно всегда было способом для карьерного и социального роста. Все, кто получал бесплатное образование, имели основание благодарить за это Советскую власть. Внуки этих интеллигентов первого поколения еще станут диссидентами. Но их дедушки и бабушки, выдвиженцы 1930-х, в огромном большинстве были лояльны к Советской власти, и многие из них славословили Сталина вполне искренне.

К 1940 году из 170 тысяч студентов, получивших образование в годы первой пятилетки, 152 тысячи занимали руководящие посты. Из 370, окончивших вузы во вторую пятилетку, — 266 тысяч [140]. Вот уже 200–300 тысяч потенциальных солдат и офицеров, причем убежденных сторонников Советской власти.

Совсем неплохо чувствовали себя горожане.

В 1940 году городское население СССР составило 33 %. В том числе Советской России — 45 %. Рабочий в СССР жил «хуже», чем в Российской империи, — в том смысле, что потреблял меньше. Да и то надо еще посмотреть, как в 1913 году жили квалифицированные рабочие в Петербурге, а как — строители в Рязани, как — разнорабочие на золотых рудниках в Якутии. Но рабочий в СССР чувствовал, что к нему со стороны властей проявлено большое внимание. Он видел свой, порой очень тяжелый, труд не просто способом заработать на хлеб, а формой классовой борьбы, создания пролетарского государства, построения чего-то нового в истории. Себя рабочий видел субъектом истории, главной движущей силой великих перемен… Это очень многого стоит.

Многие промышленные рабочие могли считать, что получили больше, чем потеряли, — особенно участники грандиозных строек в Кузбассе, Донбассе, Красноярском и Карагандинском промышленных районах. Да, в большинстве своем рабочие на этих стройках были людьми, спасавшимися от голодомора в деревне. Да, условия жизни в первые годы на «стройках века» могли быть крайне тяжелыми.

Но, во-первых, человек видел, как его усилиями и усилиями остальных вырастает город, а то и целый промышленный район. Он участвовал в эпохальных событиях, своими руками делал историю.

Во-вторых, он мог реально участвовать в управлении этим предприятием через систему Советов, собраний коллектива и так далее.

В-третьих, он видел, что власть интересуется им и его делами, отмечает активность, энтузиазм. Вся область промышленного труда воспринималась романтически-приподнято. В числе прочего, рабочий мог стать рационализатором или изобретателем (таких к 1940 году было до 5 млн).

В-четвертых, он мог сделать карьеру. И уйдя в административный аппарат (власть охотно вводила в него активных рабочих). И получив образование (власть охотно помогала молодым рабочим и противопоставляла новую интеллигенцию «буржуазной»).

Кадры с востока

В России до сих пор любят старую советскую сказку: что ни одна страна не пострадала больше, чем СССР. Эта психология «самого бедного Буратино на свете» очень опасна. Давно известно, что, чтобы стать палачом, сначала нужно осознать себя жертвой.

А теперь вдумаемся. Во всей Европе ходили армии и падали бомбы. Везде. В Британии армии не ходили, и в этом ее счастье. Но и в Британии падали бомбы.

А в СССР, к востоку от Москвы, и армии не ходили, и бомбы не падали.

Самый дальний на восток полет самолетов противника — попытка бомбежки Сызранского моста — в 100 км от Куйбышева (Самары). Еще в июле 1941 года Красная Армия могла бомбить Берлин. А весь Урал находился вне зоны бомбежек.

60 % населения СССР не знало, как выглядит вражеский солдат: разве что пленный. Они не слышали свиста бомб, грохота разрывов, рева танковых двигателей. Символом «глухого тыла» стал «хлебный город Ташкент». Но ведь и все города СССР, начиная с Перми и Челябинска, были такими «ташкентами».

Война шла в 500 км к западу от Свердловска, в 3 тысячах км от Новосибирска, в 3 тысячах км к северо-западу от Ташкента и Алма-Аты.

Жители востока СССР не имели возможностей выбора. Жители Брянской и Орловской областей — имели, и часть из них выбрала Локотскую республику. А жители Сибири не могли при самом пылком желании выбрать Ачинскую или Томскую республику.