Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Советские войска посильнее. В составе 20 мехкорпусов, развернутых в пяти пограничных военных округах, числилось 11 029 танков. Всего же в Красной Армии 15 687 танков и штурмовых орудий. У нацистов всего 4171 танк, из них 3266 — на границе. Советское превосходство в танках выражается соотношением 1x5.5. При громадном качественном превосходстве. Артиллерийских стволов в Красной Армии почти 60 тысяч против 40 тысяч нацистских. Но особенно вопиющее превосходство Красной Армии по самолетам: 10 700 — у красных, 4800 — у коричневых.
Интересный вопрос: а решились бы Гитлер и руководство Третьего рейха на нападение, если бы имели реальное представление о том, какая сила им противостоит? Оставляю его без ответа, потому что совершенно не в силах его представить.
Красная Армия имела и численное, и техническое превосходство. И потому, когда Гитлер все же напал, советское руководство вполне мотивированно начало с контратак.
Кроме того, Красная Армия подчинялась недвусмысленному приказу, который в 21 час 45 минут 22 июня 1941 года отдал нарком обороны Тимошенко. Он приказал «мощными концентрическими ударами механизированного корпуса, всей авиацией Юго-Западного фронта и других войск 5-й и 6-й армий окружить и уничтожить группировку противника… к исходу 24 июня овладеть районом Люблин». Остальным силам велено «прочно обеспечить себя и не допустить вторжения противника на нашу территорию» [123].
Во всяком случае, Красная Армия наступала совершенно «правильно». По всем законам войны, которая считает миллиметры брони, килотонны бомб и поголовье солдат, наступать было можно и должно. У Вермахта не было ни единого шанса выиграть столкновение с Красной Армией. Тем удивительнее, что, по мнению советских генералов, «результаты соприкосновения с противником были совершенно катастрофические». А командование «не могло принять решительных мер», фронт стремительно катился назад… [124]
Видя массовый драпеж Красной Армии, нацисты буквально не верили своим глазам. В записках нацистских генералов очень заметно это удивление, даже недоверие к происходящему [125]. Некоторые из них предполагали, что коммунисты бегут «понарошку». То ли заманивают, то ли с какой-то непостижимой коварной целью «был запланирован и подготовлен отход» [126].
Действительно: нацисты двигались с предельной для танков скоростью. Манштейн за 4 дня прошел 255 км. Рейнгардт — 265 км за 5 дней. Так двигаться можно, только совершенно не встречая сопротивления. Они искренне удивлялись и описывали происходящее вполне откровенно.
Какой вид имело это паническое бегство, встает со страниц воспоминаний К.К. Рокоссовского, Н.К. Попеля, В.А. Гречаниченко и других советских офицеров [127].
Тем более много что писали по этому поводу украинцы и поляки. И тогда писали, и сейчас пишут.
Суворов пишет о том, что военная техника была уничтожена нацистами. Действительно, в первые же три дня войны нацисты уничтожили 1200 советских самолетов (из них 800 самолетов на земле). Эти первые же дни дали гитлеровцам, по крайней мере, полтора года безраздельного господства в воздухе. На три блицкрига.
К 9 июля Красная Армия потеряла 11,7 тысячи танков, 4 тысячи самолетов, 19 тысяч орудий. Танковые войска практически перестали существовать. Вот только не всегда нацисты уничтожали эту технику. Намного чаще бойцы Красной Армии попросту бросали ее, чтобы свободней было драпать.
Почему так было?
Фантастическое по темпам бегство Красной Армии — факт. Сдача в плен неправдоподобного количества солдат и офицеров — тоже факт. Частью скрыть, а частью объяснить эти факты пытались уже Молотов и Сталин в первые дни войны.
Не получилось у них представить дело так, что Красная Армия погибает, но несет гибель нацистам, скоро их истребят, все будет в полном порядке. Уже с осени 1941 года в СССР считалось, что Красная Армия отступала, не в силах преодолеть намного более сильного, коварно напавшего врага. У которого превосходство во всем.
Эта точка зрения почти неизменно дожила до самого конца Советской власти. Ее преподносили официально разрекламированные записки К.Г. Жукова [128]. Эту же идею проводят художественные тексты Константина Симонова [129].
Во множестве книг и кинофильмов «про войну» показана та же нехитрая картина: советские солдаты с винтовками и плохими, старыми пушками, а на них идут грозные автоматчики в рогатых шлемах, в новеньких мундирах, сияя начищенными сапогами (после нескольких недель маршей по дорогам войны).
Единственно, что добавили в эту картину после смерти Сталина: это «ошибки и просчеты» Сталина, и (конечно же!) «жестокие сталинские репрессии», которые обезглавили армию.
Детонатор ревизии, Виктор Суворов, дополняет эту картину еще одним: Красная Армия, «оказывается», не умела воевать в обороне. Она была предназначена только для нападения и наступления.
К сожалению, только один из современных популярных авторов решился написать святую правду: что Красная Армия побежала при первом же ударе врага. Побежала неудержимо, безнадежно — и не потому, что не могла воевать, а потому что воевать не хотела. Часто части Красной Армии бежали и без соприкосновения с врагом.
На протяжении считаных недель весь первый стратегический эшелон Красной Армии оказался уничтожен. Красная Армия была «полностью разгромлена, вся боевая техника брошена в лесах, большая часть личного состава оказалась в плену или погибла, немногие уцелевшие в течение нескольких недель или месяцев выбирались мелкими группами из окружения» [130].
Позже Марк Солонин внесет еще одно важное уточнение: до 1,5 млн военнослужащих Красной Армии, стоящих на Западе, были коренные жители этих территорий, включенных в состав СССР совсем недавно. В Прибалтике военнослужащим местных государств просто меняли форму и даже не всегда меняли командиров. «Теперь ты не солдат Латышской республики! Теперь ты боец Красной Армии! Налево кругом!»
Польской армии не существовало. Но, захватив Восточную Польшу, СССР призывал молодых мужчин, живших на этой территории. Призвали до миллиона.
Может быть, при нападении Красной Армии на Вермахт эти люди вяло, но поневоле старательно воевали бы. Хуже, чем солдаты Вермахта, но как-то. И тогда сказалось бы материально-техническое преимущество Красной Армии.
Но Вермахт напал первым, и новоиспеченные бойцы Красной Армии не захотели умирать за СССР. Это и предательством не назовешь.
Добавим к этому еще и тех, кого призвали — но кто не торопился на сборные пункты. Всю территорию западных военных округов нацисты заняли только к концу июля (Белоруссия), в сентябре (Киевщина), в октябре — ноябре 1941-го (Молдавия и Крым). В Харьковский ВО явилось 43 % призванных — на 23 сентября 1941 года. По сообщениям военкоматов, процент сбежавших новобранцев в разных местах колебался от 30 до 45 %.
В 1944 году, снова захватив Восточную Польшу, 940 тысяч человек «призвали вторично» [131]. Видимо, это примерное число той армии, которая разошлась по домам. Часть «западенцев» погибла за эти страшные три года. Часть «вторично призванных» — великороссы и люди других национальностей нашего необъятного Отечества. Те, кто смог прибиться к «местным». Не все же татары или русские не любили и презирали украинцев. Не все же украинцы ненавидели всякого вообще «москаля»! Вместе служили, вместе бежали по лесам, вместе пришли в деревню. «Мамо! Тату! Це мой друг, он москаль, або дюже гарный хлопец!»
Множество западных украинцев и белорусов взяли в плен. За первые 17 дней войны не менее 200 тысяч! По данным нацистов, они захватили в плен даже 288 тысяч человек [132].
25 июля 1941 года приказом генерал-квартирмейстера № 11-4590 о массовом освобождении из лагерей военнопленных прибалтов, украинцев и белорусов начали выпускать пленных бойцов Красной Армии. До 13 ноября 1941 года было выпушено 318 770 человек, в том числе 277 761 украинец [133]. А ведь в лагеря пленных попадали и больные, и раненые! Сдалось явно больше, чем выпустили.
Осенью 1941 года и в Крыму произошло то же самое. Как только танковый корпус Манштейна прорвался через Перекоп, советское начальство в панике бежало. В Севастополе они бросили 100-тысячный гарнизон — приказ Ставки защищать Крым до конца. Но сами-то начальнички улетели на самолетах. Для солдат, верных присяге, это означало гибель или плен. А три дивизии, сформированные из мобилизованных уроженцев Крыма, полностью разбежались по домам. Нацисты и не думали их вылавливать — что русских, что татар.
Это мы пока про тех, чьи земли в 1939 году разделили Сталин с Гитлером и кто в июне 1941-го обнаружил себя красноармейцем, обязанным защищать социалистическое Отечество, класть живот за сожравший их государство СССР как за родину, за диктатора, завоевавшего их Родину, за Сталина. Само это требование к эстонцу или украинцу — воевать за Сталина — полный сюрреализм и абсурд. Что люди не воевали, а бежали — по меньшей мере неудивительно.