– Воины отдохнули. Вы можете ехать со мной. Вы и ваши товарищи.
К этому времени Ванвейлен не сомневался, что все, что он видит – сон, или наведенная галлюцинация, или Арфарра опять рассыпал по палубе какой-нибудь наркотик.
– Я еду с вами, – сказал Ванвейлен.
Араван засмеялся, и Ванвейлен увидел, что из кончика рта у него ползет кровь. Потом человек в белом плаще поверх кровавых доспехов повернулся и пошел прочь с пристани.
– Баршарг, куда вы? – закричал Ванвейлен, – нам надо поговорить!
Баршарг обернулся. Рот его был разорван. Глаза его были как плошки.
– Весьма сожалею, Клайд. Жизнь – не книга. Ее нельзя переписать заново.
Фигура Баршарга таяла в нестерпимом гомоне праздника, и сквозь белый плащ проступили вопящие мастеровые, и Ванвейлен увидел, что он по-прежнему стоит на палубе, и стражники держат его за руки, а рядом растерянно озирается Арфарра, и двое варваров страшными ударами секир сбивают с десятитонного контейнера обшивку из досок.
– Погоди! – закричал Ванвейлен, – ты не можешь оставить все это ему!
Баршарг улыбнулся.
– А… это…
Он махнул белой перчаткой.
Плохо завязанный швартов расплелся и с тихим плеском ушел в воду, через мгновение, не выдержав, лопнул второй, – и баржа начала скользить вниз по течению.
Стражники выпустили Ванвейлена и побежали бросать швартовы, но канат пролетел мимо, баржу понесло стрелой, Ванвейлену казалось, что она идет быстрее течения, ее почему-то вертело, как в водовороте, и в две минуты ее вынесло на середину реки, туда, где вдоль фарватера стояли плоские, с железными носами лодки, которые были заблаговременно расставлены Арфаррой по всей длине реки, – чтобы никто из людей Даттама не прыгнул в лодку и не утек на тот берег.
– Поберегись! – орали на барже.
Но было уже поздно. Железный нос с хрустом вошел в раздвижной борт.
Ванвейлен, как был, рыбкой нырнул в воду. Намокшее платье сразу потянуло на дно, зеленая взвесь стала перед глазами, – Ванвейлен вынырнул, отфыркиваясь, как раз вовремя, чтобы заметить, как старая баржа переломилась, задралась кверху и стала уходить в воду.
Ванвейлен нырнул глубже и поплыл под водой. В голове его быстро-быстро, как турбина, вертелась одна мысль: это сон. Вот сейчас он, Ванвейлен, проснется от сна, навеянного монахом, и окажется на барже, которая все так же стоит у причала.
Ванвейлен вынырнул, когда перед глазами пошли синие и серые круги, и увидел, что проплыл он немного. Метрах в пяти плыла лодка с мокрым Арфаррой, и обе стороны реки облепил народ, а пристань была совсем рядом, и воины уже забрасывали с нее крючок. Ванвейлен сделал два гребка и ухватился за мокрые доски, и его мигом выволокли наверх.
– Арестовать их! – хрипло закричал, выпрыгивая из лодки, Арфарра.
Сын Ира, на причале, перевел на него глаза.
– Вечно, – сказал он, – если и явится чиновник – то чтоб испортить мне праздник. А праздник – вещь бесполезная, его ни на что нельзя употребить. Отпусти их. Они уже причинили все зло, какое могли.
– Ни за что, – раздельно сказал Арфарра.
Монах наклонил голову и укоризненно посмотрел на чиновника. Арфарра без стона осел на причал.
Сын Ира поднял руки и завертелся, словно пущенный кем-то волчок.
Кто-то схватил Ванвейлена за куртку и потянул за собой.
– Да пошли же! Что вам такого сказали? Своих шаманов у вас, что ли нет?
Через пять минут, опомнившись, Ванвейлен понял, что его тащит через толпу новый приказчик Даттама, и завертел головой в поисках товарищей.
Приказчик тащил его за собой, молча, напористо, они пробежали опустевшими складами, какой-то крытой галереей и садом, и выскочили на загон возле конюшен. Толпа теперь ревела где-то вдали, у расписного столба уже седлали лошадь.
– Быстрей, быстрей, переодевайтесь. – торопил приказчик Ванвейлена. – Если Арфарра сыну Ира сказал «Нет», то он не успокоится, пока вас со свету не сживет.
И, пока чужеземец лихорадочно застегивал свежую шелковую куртку:
– А чего это вам вздумалось покупать машины?
– Какие к черту машины? – изумился Ванвейлен, – рис там лежал, рис! Покойник Баршарг по каким-то своим причинам оформил его как машины, а новый чиновник не посмотрел. Один парень мне проговорился об этом в харчевне, я и подумал: куплю-ка я эти контейнеры за гроши, как машины, а потом продам как рис. Триста процентов я бы имел с этого дела, если бы не Арфарра!
– Рис? – лицо у приказчика вытянулись. – Жалко, – сказал он, – если рис, то доставать его не имеет смысла. Эк ее, баржу-то, садануло!
Пояс, который приказчик помог застегнуть, был тяжел от золота, и в руки Ванвейлену приказчик сунул расписку Даттама. В расписке значилось, что храм Шакуника должен купцу Клайду Ванвейлену – сорок тысяч ишевиков и купцу Сайласу Бредшо – тридцать тысяч ишевиков. И еще квиток, просто с цифрами: номера постоялых дворов, где можно будет поменять лошадей.
– Скачите, скачите, – торопил приказчик, – встретитесь со своими на постоялом дворе. Бегите, ведь торговец как крапива: то полют ее, то кушают, то веревки вьют. Эх, если бы не убили экзарха…
Он замолк, разглядывая собеседника.
– Да вы не беспокойтесь, господин Ванвейлен. Что вы такой бледный? Что он на вашем языке говорил? Так он со всяким на его языке говорит, двадцать лет назад забрели люди с собачьими головами, он и по-собачьи лаял. А насчет денег – господин Даттам посчитал все очень честно. Как проскачете границу – храм вам все отдаст.
* * *
Земляне добрались до корабля в Козьем-Гребне через четыре часа.
– Через час взлетаем, – сказал Бредшо.
Ванвейлен просматривал запись беседы на пристани. Просматривать было нечего: запись была стерта.
– Неважно, что стерта, – закричал Стависски, – я все помню, ты слышал, что он сказал, что у меня дочка родилась?
– Ничего он про твою дочку не говорил, – изумился Нишанов, – а вот откуда он, сволочь, узнал, что Первая Галактическая обанкротилась, – это факт. Дались же мне ее акции!
Пальцы Ванвейлена летали по пульту.
«Это просто случайность, – думал Ванвейлен, – что, в сущности, произошло? Был праздник, все были пьяные, и был какой-то местный шаман, или наркотик в курильницах, и стражники плохо закрепили швартов, и баржа потонула, на твое счастье, ровно за минуту перед тем, как вскрыли ящик».
– Он действительно говорил на Стандарте? – спросил Бредшо.
– Тебе показалось, – ответил Ванвейлен.
– А приказчику тоже показалось?
– Приказчик не знает Стандарта. Может, монах бормотал совершенную бессмыслицу, а приказчик решил, что это наш язык.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});