Читать интересную книгу Первая мировая война. Катастрофа 1914 года - Макс Хейстингс

Центральной ареной борьбы был Западный фронт, и, учитывая масштабы сражений на его полях в 1914–1918 годах, «малой кровью» добиться решающей победы не представлялось возможным. То же самое относится и к 1939–1945 годам: сокращение числа потерь со стороны западных союзников означало не улучшение командования по сравнению с предыдущей войной, а лишь то, что второй раз подряд основное бремя жертв взяла на себя Россия. В том единственном случае, когда большая англо-американская армия сошлась лоб в лоб с вермахтом на ограниченном участке фронта в 1944 году в Нормандии, процентное соотношение потерь среди пехоты примерно соответствовало потерям 1916 года – до прорыва немецкого фронта, давшего союзникам пустить в ход недоступное в Первой мировой оружие – потрясающую мобильность войск Эйзенхауэра.

Из всех полководцев 1914 года наибольшего осуждения, несомненно, достоин Жоффр за свой «План XVII». Однако без слоновьего упрямства – или целеустремленности, если хотите, – французского главнокомандующего последующая успешная контратака на Марне тоже не состоялась бы. Зимой 1914 года, после важнейшей победы в состязании «кто кого переупрямит» с Мольтке, Жоффр доказал свою непревзойденность как руководителя военными действиями Франции. Судя по Ипру в октябре, у Фалькенхайна никакой более успешной стратегии, чем у противника, в запасе не имелось. Хоть немецкая армия и обладала системным преимуществом над врагом, военного гения ни один из ее генералов не демонстрировал – даже виртуоз тактики Людендорф оказался никудышным стратегом.

С сентября 1914 года союзное командование оказалось в заведомо невыгодных условиях: чтобы отвоевать оккупированную Бельгию и восточную Францию, необходимо было атаковать, тогда как немцы могли занимать преимущественные оборонительные позиции, сдавая их, когда сочтут нужным. Британские победы в этой войне выпали в 1916–1918 годах на долю сэра Дугласа Хейга, который сменил сэра Джона Френча на посту командующего. На ход мыслей Хейга сильно повлиял ипрский опыт октября 1914 года. Вспоминая, как близко немцы подошли к прорыву, он делал вывод, что целеустремленностью и упорством – железной волей – атакующий может добиться огромных результатов. Однако сегодня нам кажется маловероятным, чтобы до 1918 года какое-то из наступлений, предпринимаемых противниками на Западном фронте, могло привести к окончательной победе. Лишь истощение Германии, участие Америки и значительное повышение оперативного искусства британской армии (большая заслуга Хейга) приблизили вероятность победы.

Осуществимого способа «срезать путь» к ней не существовало. Как подметил Джордж Оруэлл поколением позже, закончить войну быстро можно, лишь проиграв ее. Генералов Западного фронта уважали бы сегодня гораздо сильнее, если бы они меньше разбрасывались чужими жизнями и проявляли не такое явное равнодушие к потерям, но это все равно вряд ли помогло бы им переломить тупиковую ситуацию. До 1918 года основополагающая альтернатива у западных союзников была одна: либо допустить владычество Германии на Континенте, либо продолжать противиться этому со всеми вытекающими последствиями. И тогда, и сейчас было бы огромным заблуждением полагать, что имелся третий путь.

Франции, как основному театру военных действий, достанется больше других. В общем и целом она мобилизует больше солдат, чем остальные воюющие страны (8 миллионов) и понесет самые тяжелые потери из всех крупных держав – 1,3 миллиона погибших (из уроженцев метрополии), или 16,5 % призванных на фронт. Для сравнения: Германия потеряла 15,4 %, Британия – 12,5 %, Австро-Венгрия – 12,2 %, Россия – 11,5 % и Италия – 10,3 %. Погибшие составили 3,4 % от общего населения Франции, «уступив» в этом отношении лишь Сербии и Турции (у которой к погибшим на фронте добавилось больше миллиона армян, убитых турецкими соотечественниками). Еще три миллиона французских солдат пополнили списки раненых: так или иначе на фронте пострадало 40 % от общего числа призванных, включая каждого пятого офицера. Однако в декабре 1914 года французы, признавая вместе с другими воюющими сторонами всю тяжесть своего положения, сохраняли огромную силу воли и решимость, которые истощились лишь к 1917 году, вылившись в бунты.

В империи Габсбургов многие подданные Франца Иосифа считали войну катастрофой. Русские лелеяли надежду, что Венгрия может подписать сепаратный мир. К декабрю, когда потери австрийцев в противостоянии с русскими составили миллион человек (в том числе 189 000 убитыми), они смогли развернуть в Галиции лишь 303 000. Конрад уверял Берлин, что крупной победы еще можно добиться, если Германия пришлет больше войск, а если не пришлет, то к весне силы его страны иссякнут. Россия, в свою очередь, верила: стоит навалиться еще разок в Галиции, и с Австрией будет покончено, хотя в царской ставке высказывались и в поддержку альтернативного направления удара – по Восточной Пруссии. Несмотря на то, что русских тоже ужасали потери и царскую империю охватывало все большее уныние, ни одна часть общества, за исключением революционеров, пока не требовала мира любой ценой.

Той зимой самыми, пожалуй, острыми разногласиями в верхах отличилась Германия. Кайзер возмутился, что его не допускают к стратегическим решениям. «Генеральный штаб держит меня в неведении и ни в чем со мной не советуется, – заявил он 6 ноября. – Если Германия думает, что армией руковожу я, она сильно ошибается». Однако одно важное право у Вильгельма II осталось: назначать и смещать начальника штаба, который отдает приказы от его имени как главнокомандующий. Это сильно обострило распри между кайзеровскими генералами, не прекращавшиеся до самого конца войны.

Офицерский состав Германии еще четверть века будет искать козла отпущения, виноватого в исторической неудаче немецкой армии – неспособности завоевать победу в 1914 году. Самой вероятной кандидатурой был, разумеется, Мольтке, однако и реноме Фалькенхайна серьезно пострадало из-за потерь во время неудачного октябрьского наступления на Бельгийском фронте. За последние четыре месяца 1914 года Германия потеряла 800 000 человек, включая 18 000 офицеров; 116 000 от общего числа составляли убитые. Начальник штаба писал о кайзере: «Его Величество крайне подавлен. Считает, что атака на Ипр провалилась, а вместе с ней и вся кампания. <…> Это тяжелый моральный удар». Кроме того, сильно пошатнулась и вера самого Фалькенхайна в способность Центральных держав одержать верх над Антантой.

Выход он предлагал радикальный – сепаратный мир с Россией, с выплатой контрибуций, но без территориальных потерь. Он считал, что, перебросив немецкие войска с востока на Западный фронт, можно будет быстро сломить французов. Британию он рассматривал как главного врага Германии, разделяя точку зрения, высказанную Vossische Zeitung: «Движущей силой мировой войны выступает Англия. Сегодня это четко доказано и общепризнано. Миллионы невинных людей [страдают из-за] стяжательства – Krämergeist – лондонских торговцев и их поклонения мамоне. Война для Англии всего лишь бизнес, коммерческое соревнование, призванное устранить конкурента – в данном случае Германию – посредством военных действий».

18 ноября Фалькенхайн выступил перед Бетманом-Гольвегом с предложением закрыть Восточный фронт. Канцлер пришел в ярость. В отличие от начальника штаба, сам он всегда считал Россию неумолимой угрозой интересам Германии. Отвергая любой исход, оставляющий в неприкосновенности российское господство, он напомнил Фалькенхайну о сентябрьском пакте между участницами Тройственного союза, отрицающем возможность сепаратного мира. Кроме того, его тревожили предупреждения Конрада о том, что без помощи немцев может пасть Австро-Венгрия. В начале декабря Бетман-Гольвег наведался в штаб Гинденбурга, где обсудил все эти вопросы с Людендорфом. Угрюмый, целеустремленный, нервный генерал по-прежнему свято верил, что, получив большое подкрепление, сможет победить Россию, тем самым обеспечивая возможность победы и на западе. Презирая Фалькенхайна, он даже не позаботился поставить его в известность или посоветоваться с ним насчет отправки нескольких дивизий Конраду в январе 1915 года. В дальнейшем Людендорф всеми силами способствовал отставке начальника штаба.

Бетман-Гольвег вернулся в Берлин преисполненным уверенности в «восточниках». Майор Ганс фон Хафтен, уполномоченный Людендорфа по связям с ведомством канцлера, энергично лоббировал отставку Фалькенхайна с заменой его на победителя при Танненберге. Бетман-Гольвег соглашался, но кайзер сказал категорическое «нет»: он никогда не назначит такую «сомнительную личность», как Людендорф, «преследующую сугубо личные интересы». Ища способ обойти Вильгельма II, бывший канцлер князь Бюлов и гросс адмирал Тирпиц обсуждали возможность объявить его недееспособным и сделать его сына регентом, а Гинденбурга – Reichsverweser (имперским наместником). Какое-то время Гинденбург и Людендорф даже подумывали вернуть Мольтке на должность начальника штаба – марионеточную, разумеется.