– Ложись! Бомбят! – сопровождающий офицерик, сбил его сильным ударом в спину. Земля грязной жижой разверзлась, принимая в свои объятия, он завалился в лужицу из смеси глины и воды. Зловонный запах поглотил его, забрав, как океан забирает камень, брошенный в него.
Ууууу, – разрывая небо, загудело высоко в небесах, – Вжжззззз! Земля вздыбилась, выпрыгивая из под ног. Задрожала, по ушам нестерпимо ударило воздушным откатом. Он успел подумать, что оглохнет, когда грохот сменился на звон. Приподнял голову и увидел лишь опадающие, как в замедленной киносъемке, куски земли – и дым, дым вокруг. И ничего, ничего кроме дыма, весь мир обернулся завесой порохового дыма и растапливая миру у него на глазах.
Уууу, – завыло в небе пробивая глухоту. Страх заставил его вжаться в лужу, закрыв затылок руками. Земля прыгнула, вырываясь не объезженным скакуном – и стало тихо, так тихо и покойно, как не было никогда…
* * *
Капитан Берроуз опустил бинокль. Немыслимо белый снег слепил мириадами огней, усиленное оптикой солнце жгло глаза, делая день нестерпимо ярким. Плато, усыпанное каменными столбами, поднималось в горы, образуя узкий отрог, до которого им оставалось не менее дня, а то и двух, пути. Мохнатые полярные лайки, испуская пар и перекликиваясь, замаялись за дневной переход – наст был ненадежен, и им приходилось рывками вытаскивать завязшие нарты из глубокого снега.
Берроуз, сняв овчинную рукавицу, вытащил из-за пазухи портативный компас, погруженный в шарик с глицерином. Остроносая стрелка с капелькой фосфора на конце сделала пару кругов, неровно закачалась, опять развернулась и медленно поползла, показывая в сторону оставшихся далеко позади лесов.
Все верно, все так и должно быть – он захлопнул темную медную крышку. Рука на морозе стала замерзать, пальцы быстро онемели, теряя чувствительность. Он поспешил спрятать руку под мохнатый запах шубы, отогрел, ощущая как острые иголочки, покалывая, возвращают теплую кровь в ладонь.
Нащупал замусоленный до ворсящейся бумаги по сгибам конец старой карты, вытащил, сверил направление. Выходило, что с утра прошли не меньше двадцати миль, а впереди еще минимум две сотни по горам, по диким, забытым людьми местам.
Егерь засвистел громко и отрывисто, сигналом предупреждения – что-то не так, что-то приключилось. Берроуз, торопясь, спрятал карту поглубже в рукав и натянул широкую рукавицу. Посреди снежной пустыни и занесенных каменных исполинов, у проталины карликового редколесья на широких лыжах стоял укутанный в мех человек невысокого роста.
В нем не было ничего угрожающего – обычный кочевник-разведчик из местного племени, вышедший поглазеть на чужаков, невесть каким делом заброшенных в эти промерзшие места. Нарты подкатились ближе, собаки залаяли на незнакомый запах, из-за каменных столбов выбежала пара черных как смола псов, принюхиваясь. Егерь, ехавший впереди, остановил свои нарты и дружественно замахал рукой незнакомцу. Тот, скинув широкую меховую шапку, закрутил ею над головой и выкрикнул что-то резко-отрывистое своим псам.
– Я Озд, – закричал человек, коверкая окончания и путая, – Моя не причинит зла, моя встречать гость!
– Барон Бома и его люди приветсвуют тебя, Озд, – ответил почтительно егерь, сдергивая ушанку с головы, – Мы не хотим беды. Дай нам дорогу, охотник.
– Озд не хочет делать плохо людям барона. Шаман видел в большом ручье, что придет барон и послал Озда, – кочевник напялил шапку, – Шаман зовет к себе барона и его людей.
– Мы спешим, уважаемый Озд. Ты можешь передать шаману, что мы признательны за приглашение, – выкрикнул Андреас.
– Шаман наказал мне передать барону, что с востока придет большой холод, очень сильный. Барон должен не идти два дня, иначе барон замерзнуть и станет льдом, – загудел грозно в ответ кочевник, – Шаман хочет видеть барона и его людей. Шаман зовет к нему.
– Хорошо, Озд. Мне надо поговорить с моим хозяином, что ответить тебе, – ответил егерь, вываливаясь с нарт по колено в снег.
– Оставьте Андреас, не стоит трудов. Поедемте к нему, тем более мы давно в пути – да и вдруг он прав и мороз стукнет. Заодно раздобудем рыбы и оленины в наши скудные припасы, – крикнул барон утопающему в снегу леснику.
– Надеюсь, все согласны? – барон повернул голову к нартам, где сидели девушка, молодой человек и моряки.
– Согласны! – выкрикнул мичман, – А то я уже совсем задубел спать на снегу. Поедемте, господин барон – у них теплые иглу, а может, и яранга. Отогреемся.
– Ладно, тогда я решил, – барон встал, лавируя, чтобы не потерять равновесие в своих нартах, – Мы поедем по приглашению твоего шамана… уважаемый…эээ… Озз. Веди к вашему становищу.
– Озд приведет барона к шаман, барон идти за мной. Озд знает верный тропа, – крикнул довольный кочевник, свистнул в два пальца, и из-за камней выскочила упряжка запряженная парой крепких оленей. Он вскочил на одно колено, щелкнул поводьями, собаки залаяли, снег заскрипел под деревянными полозьями.
– Йонноооо! – крикнул Озд, погоняя сохатых…
* * *
Искры из тлевшего очага, обложенного камнями, поднимались вверх, в круглую дыру под островерхим куполом, ведущую прямиком в звездное небо, раскрашенное по чьей-то исполинской воле зеленоватым переливом полярного сияния. Масляная лампа из трех фитильков нещадно коптила, плетя черные клубочки горелого жирового дымка. С черных оленьих шкур на стенах, презрительно ощерившись пустыми глазницами, смотрели маски демонов разных форм и видов. Одни коварно улыбались большими щеками и надутыми губами, другие пугали горбоносыми наростами над бровями, третьи вообще были похожи на чудовищную помесь человека и лесных животных.
– Садитесь в круг, – шепнул Озд запахивая широкую шкуру у лаза в ярангу, – Он знает, что вы пришли.
Из глубин горла шамана загудели странные мурлыкающие звуки, и сам он весь незримо закачался в такт, так что нельзя было даже судить, сидит ли он неподвижно или движется. Он не говорил, нет, он скорее молчал, а звук тек откуда-то изнутри, окружая, обволакивая. Было в нем что-то кошачье, доброе и опасно хищное. Невообразимый хаос сочетаний нескладываемого, оценить который в привычных понятиях было почти невозможно.
Они расселись в круг на мягкие медвежьи шкуры, брошенные у очага, уважительно замолчали. Шаман, не отрывая узких глаз, повернул голову, описывая круг невидящего взора, провел ладонью над очагом, ощупывая, словно слепец дорогу. Чмокнул губами и, черпнув каких-то листьев из сумки, кинул их в огонь.
Пламя заиграло разноцветной гирляндой огней. Голубоватый дым рванулся, освобожденный из разноцветных лоскутов пламени, уносясь в звездное небо. Стало тепло, как бывает, когда заходишь в морозную ночь в жарко натопленный дом, и сразу заклонило в сон. Барон громко зевнул, прикрывая рот широкой ладонью. Дремота охватила и остальных, щедро напаивая сладким сиропом полусонного забытья.