точно вымеренными интервалами. По бокам взводов шагали пружинистой поступью офицеры в хаки и блестящих ремнях. В интервалах шли пулеметчики с кольтами на спинах и связисты, ведущие мотоциклы, как прирученных собак.
Морская английская пехота надвигалась на город подобно машине, в которой каждый винтик начищен, смазан и зажат в общий механизм. Она шла на подавление восстания. Зуботычинами и крестом солдатам вбивали в голову, что, уничтожив большевиков, «русских варваров», они спасут культуру и цивилизацию. И они шли подавлять, карать и наводить «порядок».
Партизаны, заметив выступление англичан из крепости, немедленно проверили свое вооружение и расстановку сил, лихорадочно готовясь к отпору.
На улицах города выступление интервентов вызвало среди масс рабочих и бедноты единодушный протест. Шум и возмущение доносились до миноносцев, стоящих на рейде.
Солнце уже садилось. Небо посерело, всюду легли длинные тени… В воздухе стало парко и гулко, словно перед дождем. Море приобрело суровый стальной цвет, сердито морщинясь под ветром.
На мостиках миноносцев толпились морские офицеры, с любопытством разглядывая в бинокли осажденный город.
Партизаны залегли на изуродованной разрывами вершине горы, засели в развалинах, на лестницах, на крышах.
С моря потянуло свежим ветерком. Припавших к земле и к теплому камню партизан обдавало влажным солоноватым дыханием.
Внезапно над городом с тяжелым грохотом и свистом разорвалась пачка шрапнели.
— «Англичанка» опять начала… Цивилизация!..
В воздухе всплыли круглые, черные с белыми подпушинами облака. Пачка за пачкой рвались тяжелые снаряды. Люди ринулись в подвалы, в древние глубокие катакомбы, ведущие под гору.
За городом часто зататакали пулеметы. Белые стреляли, но наступления не вели, ожидая решительной артиллерийской подготовки с моря.
Партизаны, не имевшие в достатке боеприпасов, тоже выжидали, не расходуя пуль.
— Это англичане… — говорили партизаны.
— Ишь, гад, с шестидюймовок шпарит!
За пять месяцев беспрерывной англо-французской канонады по каменоломням партизаны научились различать, где разрывался белогвардейский снаряд, а где английский или французский.
Вскоре бомбардировка усилилась. Расплывающиеся в воздухе шары дыма слились над городом в одну темно-серую тучу. На самой вершине горы и дальше, по ее склонам, вспыхнули высокие желто-красные столбы огня, и сразу на их месте огромными рукавами взметнулись дым, земля и камень. С небывалой силой разрывались снаряды с английского крейсера.
Вершина Митридата визжала, шипела, скрежетала… Казалось, из недр земли вырывалась горящая лава — и нет ей удержу, нет предела ее смертельной, испепеляющей силе.
Снаряды рвались то густо, один около другого, то россыпью — по всему городу, по склону и подножию горы, у моря, среди густо расположенных домов. Вспыхнули пожары, и отблески их багровыми пятнами ложились на сизое, сумеречное небо.
2
Над городом с монотонным жужжанием, набирая высоту, появилось два английских аэроплана. Распластав плоские крылья, отливавшие серебром в лучах гаснувшего солнца, они сделали несколько кругов и сбросили бомбы. Бомбы падали с такой силой, что пробивали насквозь крыши домов, словно листы картона, зажигая новые пожары, заваливая улицы грудами дымящихся обломков.
Английские войска тесным кольцом обступили город. Они шли позади белых частей.
Цепи белых зелено-серыми звеньями врезывались в глубину улиц.
Первая ожесточенная схватка вспыхнула на левом фланге, вдоль речки Мелек-Чесме. Офицерская часть генерала Михайлова, пробравшись через портовые мастерские, от моря пошла в атаку на партизан. На мостике офицеры выставили пулеметы. Они готовили прикрытие для переправы частей на другую сторону речки.
Генерал Михайлов, командир этой отборной офицерской части, стоял на балконе серой двухэтажной дачи и отдавал распоряжения. Когда ему доложили, что прикрытие готово, генерал приказал командиру первой цепи организовать сокрушительный огонь и начать переправу.
Остервенелые офицеры позвенно кидались к мостику, но дружный отпор партизан всякий раз отбрасывал их обратно с потерями. По всему берегу Мелек-Чесме двинулись цепи белых, щупая слабые места защиты, забрасывая партизан гранатами, заливая свинцовым пулеметным огнем.
Недолго продержались партизаны. Над морем, на большом каменном мосту, мимо мастерских порта, там, где не было укреплений, прошли офицеры и начали обстрел с тыла.
Командир партизанской группы этого участка Кириченко сразу сообразил всю опасность положения и начал отводить свой отряд к центру города.
Белые по всей линии перешли речку. На крышах, в воротах, в домах установили пулеметы и теперь по всем улицам и переулкам засыпали железом и огнем отступавших партизан.
Улицу за улицей, дом за домом сдавали партизаны, отодвигаясь в полном порядке к центру. Вся Глинищенская сторона города была занята белыми. За собором заревел, загрохотал по мостовой их автоброневик.
Тем временем отряд Мултыха занял северную часть города от вокзального шоссе. Сам Мултых остановил лошадь на площади под стенами собора, ожидая, когда сойдут вниз поп с офицерами, засевшими на колокольне.
По пятам белых отрядов по узким деревянным мосткам переходили речку Мелек-Чесме цепочки английской морской пехоты. Англичане подвигались медленно, занимая квартал за кварталом, шагая по трупам.
Во дворе собора Мултых и командиры его отряда поздравляли засевших на колокольне офицеров с победой, восхищались их смелостью, благодарили за геройское содействие в занятии города. Мултых несколько раз поцеловал попа и не выпускал его из объятий. Разве он, Мултых, не знает или забыл, что благочинный в своих молитвах постоянно «шефствовал» над лихими кубанскими «орлами»? Он же, милый пастырь, благословил его на карательную экспедицию, а мать Мултыха отпустила немало средств для формирования отряда.
Мултых рассказал попу, что он потерял целую сотню казаков, пытаясь помочь защитникам собора.
Благочинный гордо ответил:
— Не взять им было меня здесь. Разве только не хватило бы патронов.
Беспокоились за участь матери Мултыха: жива ли она и что с ней? Та сторона города, где они жили, еще была в руках партизан. Мултых поцеловал благочинного, пожал руки офицерам, вскочил на горячую лошадь и вылетел за ворота.
3
Партизаны и восставшие рабочие под давлением хорошо вооруженных частей неприятеля оказались прижатыми к косогору Митридата.
Там они укрепились на лестницах, стенах, на каждой пяди земли. Сколько ни бросались белые в атаку, партизаны били их с высоты дружно и сильно. Тогда от собора двинулась в полном составе в наступление карательная экспедиция ротмистра Мултыха. Сам Мултых, вернувшись обратно в собор, забрался на колокольню, наблюдал за боем. Его части — офицеры, юнкера, гимназисты и отборные казаки — спешились и теперь шли во весь рост в атаку. Когда приблизились вплотную к укреплениям партизан, оттуда посыпались залп за залпом и кое-где навстречу карателям затрещали пулеметы.
— В атаку!
— Ур-ра-а-а!..
Белые со стиснутыми зубами бросались на повстанцев. Падали одни, вырастали на месте павших другие, неслись, перепрыгивая через трупы. Другие части белых за кладбищем били уже в левый фланг партизан.