Пишу статью для журнала «Филателия СССР». Может быть, даже и напишу.
Вот и всё пока. Крепко жму ногу, твой [подпись]
P. S. Леночке привет.
Свои идеи по поводу ПНО БН периодически записывает в рабочий дневник.
Рабочий дневник АБС [Запись между встречами]Еще вариант: Зона — эксперимент над чел<овечест>вом; хотят посмотреть, как люди будут себя вести в этой ситуации.
Такие люди, как Рэд — для нарушения любого равновесия и порядка. Хорошо — они нарушают, плохо — тоже.
Гнида
Труха
Падаль
1. Люди, живущие в Зоне.
2. Язык — скорее стилизация, физики, альпинисты.
3. Вперемежку с Хроникой.
4. Разговор Нунана с начальством; посещение дома Рэда; отец (глава с точки зрения Нунана).
5. Длинные шарфы из космикона (рекламный трюк — якобы материал из Зоны).
Покойники
Эмиграция
Разум — то, что отличает от животного.
Разум — способность к контакту.
Письмо Бориса брату, 14 марта 1971, Л. — М.Дорогой Аркашенька!
На мамин адрес пришло письмо от Ренца (оренбургский театр кукол). Суть письма (очень делового):
1. За простую передачу авторами права на инсценировку авторы получают только полтора процента сбора с каждого спектакля.
2. За авторскую инсценировку авторы имеют: а) Деньги по договору с отделом театров Минкультуры РСФСР — в зависимости от инсценируемого материала и от авторитета авторов сумма может составлять 200–500-1000–1500 руб;
б) Плюс три процента сбора от каждого спектакля.
3. Он, Ренц, лично готов быть нашим соавтором. В этом случае он берет на себя консультации по композиционно-сценической организации пьесы. Мы организуем литературу.
4. Работа должна быть закончена в августе, ибо запуск спектакля намечен на ноябрь 1971.
Обдумав ситуацию, я пришел к выводу, что, наверное, следует попробовать. По-моему, это не должно отнять очень уж много времени. Вряд ли больше одного месяца непрерывной работы. Поэтому предлагаю следующий ответ:
Уважаемый Роман Борисович!
Спасибо за консультацию. Мы согласны инсценировать «Отель» для Вашего театра на следующих условиях:
1. Вы будете нашим соавтором, ответственным за композиционно-сценическую организацию пьесы.
2. Договор будет заключен не менее, чем на 1000 руб (иначе, по-видимому, и начинать не имеет смысла).
Мы готовы приступить к работе, как только будет получен подписанный соответствующим начальством договор.
С уважением…
Подумай и реши. Если «да», то перепечатай письмо и отошли, подписавши за обоих. Если будут сомнения, напиши или позвони мне. Обсудим. Можешь при желании позвонить и ему, он дал телефоны — служебные: 7–24–42 и 7–26–84; свой домашний: 9–73–97.
В остальном ничего нового. Суки, до сих пор не прислали ОО в нашу лавку!
Пока всё, крепко жму ногу, твой [подпись]
P. S. Леночке привет!
Письмо Аркадия брату, 16 марта 1971, М. — Л.Дорогой Борик!
Отвечаю тоже как вежливый человек, ибо новостей никаких.
Звонил сегодня Беле. Начальство прочитало сборник, но мнется и ничего определенного не сказало. По его требованию сборник дали на рецензию некоему доктору исторических наук (?) Маркову — на том основании, что он очень любит фантастику. Окончательное решение выйдет после того, как будет получена эта рецензия, затем рукопись с этой рецензией пойдет снова к Авраменке (вероятно, для того, чтобы дать ей возможность переоценить имеющуюся, но содержащуюся в тайне оценку?), а затем уже пойдет к Осипову, а тогда только мы узнаем свою судьбу. Бл. Л-литератороведы.
В остальном без перемен. Никого не вижу, ни к кому не хожу. Да, был я у Плучека. Тоже <…>. Выслушал отрывок благосклонно, попенял, что нет-де этакой здоровой сумасшедчинки, нет бредятинки. Я его попытался прервать, что уж чего-чего, а этого… но он не слушал и нес, нес, блистал эрудицией, говорил час подряд и все без толку, и тогда наш редактор — молодец! — спросил его в лоб, как насчет договора. Плучек сразу скис, и тут выяснилось, что они не могут, что их так часто подводили… пусть принесут первый вариант, и тогда будет видно. Короче, я встал, поблагодарил за внимание и ушел. Редактор потом мне звонил огорченно, причем сказал, что и ей попало: как только я вышел, вся сволочь, какая там присутствовала, набросилась на нее, крича, что Плучек — человек творческий, что ему нельзя о деньгах, что это его расстраивает, а его нужно беречь. Я вежливо сказал, что посоветуюсь с тобой, а приехав, ей позвоню, что ты скажешь.
Вот таким макаром.
Что ж, не впервой. Персонально я тебя обнимаю и жму.
Поцелуй маму, привет твоим.
Твой Арк.
И вот новости появились. АН узнал о публикации СОТ в «Гранях». Вот как об этом он рассказывал БНу и как об этом вспоминал сам БН:
БНС. КомментарииАН (как полномочный представитель АБС) был вызван к секретарю по организационным вопросам Московской писательской организации тов. Ильину (бывшему не то полковнику, не то даже генерал-майору КГБ) и был там спрошен:
— Что такое НТС, знаете? — спросил его тов. Ильин.
— Знаю, — сказал АН с готовностью. — Машинно-тракторная станция.
— Да не МТС, а НТС! — гаркнул тов. Ильин. — Народно-Трудовой Союз!
— Нет, не знаю, — сказал АН и почти что не соврал, ибо имел о предмете самое смутное представление.
— Так полюбуйтесь, — зловеще произнесло начальство и, выхватив из огромного сейфа белую книжечку, швырнуло ее на стол перед обвиняемым. Книжечкой оказался номер журнала «Грани», содержащий хорошо знакомый текст.
Далее произошел разговор, после которого АН почти сразу же собрался и поехал в Ленинград, в Дом творчества «Комарово» писать с братом-соавтором повесть, как сейчас помню, «Пикник на обочине».
Без малого тридцать лет прошло с тех пор, но я отчетливо помню те чувства, которые охватили меня, когда услышал я рассказ АНа и понял, какое мерзопакостное действо нам предстоит. Чувства были: самый унизительный страх, бессильное бешенство и отвращение, почти физиологическое.
В отличие от многих и многих АБС никогда не строили планов и нисколько не хотели нелегально публиковаться за рубежом. Действия такого рода представлялись нам всегда не только опасными, но и совершенно бессмысленными. Наш читатель — здесь, и писать нам должно именно для него и ни для кого (и ни для чего) больше — так, или примерно так, формулировали мы для себя суть этой проблемы. Ни в какой мере, разумеется, не осуждая тех, кто, не видя иного выхода, вынужден был печататься «за бугром», иногда даже восхищаясь их смелостью и готовностью идти на самые серьезные жертвы, мы в то же время всегда полагали этот путь для себя совершенно неприемлемым и ненужным. Наши рукописи («Улитка», «Сказка о Тройке», «Гадкие лебеди») попадали на Запад самыми разными путями, некоторые из этих путей мы позднее, уже после перестройки, узнали, некоторые — остаются и до сих пор тайной за семью печатями, но никогда эти публикации не совершались с нашего ведома и согласия. Более того, когда нам предлагали такой вариант действий, мы всегда от него отказывались — в более или менее резкой форме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});