ссоре, Климов имел преимущество. Коулман посетовал: «Я ни к кому не могу обратиться напрямую или ни с кем официально не могу говорить, кроме как через него. Он не знает достаточно, чтобы укрыться от дождя, за исключением препятствий». Помимо необходимости приставать к Климову по вопросам оказания помощи голодающим — склады, железнодорожные вагоны, кухонный персонал и тому подобное — Коулман был занят постоянной необходимостью подталкивать его к действиям по мирским вопросам. Например, 31 января: «Могу ли я обратить ваше внимание на тот факт, что выгребная яма, в которую сбрасываются отходы из дома, занимаемого американским персоналом в Оренбурге, снова полна, и прошу принять немедленные меры по ее очистке».
Грязь и отребье Оренбурга были предметом озабоченности американцев. Коулман пишет о «фекалиях, отбросах из домов, кострищ и кухонь», которые скапливались на улицах и во дворах в течение пяти лет. «Мусорные баки были неизвестны». Весенняя оттепель и начало эпидемии холеры превратили грязь в нечто вроде навязчивой идеи. Санитарный отчет АРА за март 1922 года частично гласит следующее:
Улицы Оренбурга находятся в ужасном состоянии. Они являются вместилищем всех видов человеческой нечистоты... Из-за отсутствия средств для их надлежащей утилизации все кухонные отходы принято выбрасывать на улицы. Аналогичным образом содержимое выгребных ям часто выливается на улицы общего пользования... В настоящее время улицы быстро оттаивают, и повсюду текут реки грязи. Дети играют в этих грязных ручьях, в то время как мужчины на рыночной площади были замечены моющими в них руки... Примерно шесть дюймов грязи покрывают каждую улицу.
При повышении температуры были обнаружены другие виды нечистот: «Туши крупного рогатого скота, кошек и собак. Однако собак было мало, поскольку они в изобилии поедали мертвецов». В апреле, после инспекционной поездки по подрайонам, Коулман сообщил в Москву, что в Актюбинске, примерно в двухстах милях к юго-востоку от Оренбурга, на крутом повороте реки Илецк, весенние паводки вынесли на берег множество человеческих трупов. Актюбинск был населен в основном киргизами. В городе проживало всего около десяти тысяч человек, но АРА подсчитала, что в нем умерло от голода около сорока тысяч человек, большинство из которых были беженцами, забредшими сюда из степи.
Коулман сказал, что на берегу у этого крутого поворота лежало около десяти тысяч трупов. Эта цифра кажется невообразимой. Его самого там не было, чтобы произвести подсчет, хотя он прибыл вовремя, чтобы увидеть остатки одежды и ботинок, которые «все еще лежали в ожидании захоронения», и, возможно, он основывал свою оценку на этих доказательствах. Большинство трупов были массово захоронены в заброшенной угольной шахте.
В тот же день, 22 апреля, когда он писал свой отчет об этой ужасной сцене, он направил Климову письмо с жалобой на плохое состояние офисной мебели АРА, которая, по его словам, «не годилась для конюшни».
Я обнаружил, что на фабрике Uroff, которая была передана АРА для использования в качестве склада, находятся два письменных стола, два стула, один диван, один небольшой стол для пишущей машинки с откидной крышкой и два секционных книжных шкафа.
Эта мебель лежала в этом офисе неиспользованной с тех пор, как эта фабрика перешла в наше владение, и я прошу вас немедленно проконсультироваться с соответствующими властями и приобрести эту мебель для использования A.R.A. во время ее деятельности в Оренбурге.
Я надеюсь, что не будет необходимости проходить обычную процедуру многонедельного ожидания, прежде чем этот результат будет достигнут.
Климов ответил, что, «несмотря на все мои усилия», он не смог закупить эту мебель для АРА, поскольку местный продовольственный комитет категорически отказался ее передать. Кто-то в офисе написал внизу копии перевода этого письма синим карандашом: «И ШОУ ВЕСЕЛО ПРОДОЛЖАЕТСЯ», любимая фраза оренбургских американцев, происхождение которой неясно, но которую они, возможно, подхватили в Американском экспедиционном корпусе. Если это так, то, должно быть, оно давно устарело в цивилизованном мире, потому что оно не встречается даже в произведениях «Мальчиков на Волге».
Несколько недель спустя Климов написал Коулману с просьбой, чтобы окружной надзиратель уведомил всех сотрудников АРА, которые были бывшими офицерами, чиновниками военного времени, учащимися военных училищ и военными добровольцами, о явке в ОГПУ. Американец фыркнул на это, ответив, что он не знает о таких людях. Он сказал Климову самому выяснить, кто были «преступниками», а затем «сообщить мне их имена, когда я прикажу этим людям явиться или, при необходимости, выстрою их в две шеренги на Инженерной улице и проведу их строем в отделение к OGRAA».
К этому моменту Коулман и Климов использовали любой удобный случай, чтобы подколоть друг друга. Одна из таких попыток Климова, предпринятая через его переводчика, заключалась в написанном от руки карандашом сообщении на английском языке, датированном 12 мая 1922 года:
Супервайзеру, АРА.
Я был бы вам очень обязан, если бы вы посоветовали мне, покупали ли вы у кого-нибудь или продавали кому-нибудь горох.
Ждем вашего ответа как можно скорее.
Представитель правительства.
В течение последующих одиннадцати дней произошло нечто, побудившее Коулмана сообщить Климову, что «в дальнейшем, когда мы будем разговаривать, вы предоставляете своего собственного переводчика. У меня также будет переводчик, и я позабочусь о том, чтобы каждый разговор фиксировался в письменной форме».
В своих битвах с представителями правительства бойцы АРА часто прибегали к Рижскому соглашению. Официальная история Оренбурга называет его «Гибралтаром», на котором всегда стоял окружной надзиратель, однако ни в одном другом районе он, по-видимому, не оказывал столь незначительного влияния на поведение полномочного представителя или местных советских чиновников. Фактически в том же документе говорится об этих мужчинах, что Рижское соглашение «ничего не значило в их юных жизнях ... и шоу продолжалось головокружительно быстро».
Климов даже не делал вид, что соблюдает его. Однажды он обратился к Коулману с просьбой накормить местные подразделения Красной Армии, аргументируя это тем, что «Они больше не являются настоящей армией». Коулман ответил, что это строго запрещено Рижским соглашением, что побудило Климова заметить, что это «всего лишь бумага, которой можно пренебречь». Так говорит нам Коулман.
Может показаться, что все это разочарование и очевидное отвращение Коулмана к этому заставили бы его приветствовать и даже лоббировать перевод в другой округ, возможно, даже на удобную должность в московской штаб-квартире. На самом деле все было наоборот. В апреле он узнал, что, когда Лайона перевели в Москву в феврале, он сказал Хаскеллу, что условия в Оренбурге настолько неблагоприятные, что ни один американец не должен оставаться там дольше трех месяцев. К тому времени в округе проживало шесть американцев: трое в городе Оренбурге — Коулман, Л'Энгел Хартридж и Фред Уэллс — и трое в подрайонах. Хаскелл, как сообщается, выразил согласие с «Лайоном» и, возможно, рассматривал возможность смены персонала после окончания кукурузной