— Лидия Кирилловна, — по-южному запела она. — А мы так рвались, так рвались в аэропорт вас встретить, только Славчик нас не взял.
— Вы так сладко спали, — сказал Слава. Он лицемерил, и Валентине бы не заметить этих слов, но она с усердием правдолюбца тут же закричала:
— Ну как же ты, Славочка, говоришь, когда мы с тобой в ванной повстречались?
Толстяк вырвал Лидочку из объятий Вали и неожиданно хлопнул по плечу.
— Разрешите представиться. Мы будем родные Славику из Краснодара. Меня зовут Василием Никитичем Кошко, а мою супругу — Валюхой. Проводим отпуск на туманном Альбионе. Но туманов нема!
Валюха засмеялась тому, что туманов нема, и крикнула мужу:
— Мечи на стол, Василий!
Василий исчез, за ним ушла Иришка — видно, в знак протеста, но к протестам тоже привыкаешь, и никто ее ухода не заметил.
Василий вернулся с початой бутылкой перцовки и кексом или чем-то подобным кексу, запакованным в фольгу. Валюха скользнула на кухню и стала там шуршать фольгой, а Василек, Василь, Васичка (его называли по-разному, словно имя еще не установилось) достал рюмочки и всем разлил по глотку. Осталось больше половины бутылки, и это его обрадовало. Он завинтил крышку, поставил бутылку на пол возле ножки стола, чтобы не было соблазна, произнес:
— С приездом! За знакомство! — и первым потянулся рюмкой к Лидочке.
— Иду-иду! — закричала из кухни Валюха, о которой муж забыл. — Разложу и приду.
Она вынесла из кухни кекс на вытянутых руках, как выносили лебедя на царском пиру.
— Кушайте, гости дорогие, — пропела она. — Надеюсь, вам понравится наш скромный подарочек.
Валюха уселась рядом с Лидочкой, положила треугольничек кекса ей на блюдце и неожиданно спросила:
— А почем у вас сметана?
Лидочке вопрос показался не только несвоевременным, но и смешным, и она спросила:
— А у вас? В Краснодаре?
— А мы раньше в Полтаве жили, — ответила Валюха. — Сбежали из Хохляндии. Полная разруха с этими карбованцами. Все растащили, ну буквально все. И мы к дочке уехали, в Краснодар. А они гривны ввели.
Неожиданно Валюха вскочила из-за стола и умчалась к себе в комнату. Василь раздумывал, не налить ли еще — он даже склонился к ножке стола за бутылкой, — но тут бережливость взяла верх, и он выпрямился. Возвратилась Валюха с фотографией двух толстощеких детишек.
— Это наши, — сказала она. — Внучата.
Лидочка произнесла подходящие к случаю междометия. Валюха совсем растрогалась.
— Я тебе, Лидия, вот что скажу…
— Может, Лидия Кирилловна хочет отдохнуть? — перебил ее Слава.
— Нет, спасибо. — Лидочке было неловко обрывать на полуслове эту добрую женщину.
— А я тебя спрошу, ты что брать будешь? — спросила Валюха.
— Валентина! — оборвал ее Слава.
— Пускай говорят, — разрешил Василий. — Им, бабам, только о тряпках и разговаривать. А мы с тобой по маленькой. Давай нашей, настоящей, крепкой, не то что здешнее дерьмо по двадцать фунтов.
Валюха глядела на Лидочку доверчиво и ласково, будто была готова снять с себя последнее.
— Я тебя с миссис Симпсон познакомлю. Другую бы не стала знакомить, а тебя познакомлю.
— Хоть и старуха, но доброты сильнейшей, — сказал Василий, опрокинув в рот рюмочку и с сожалением заглядывая в ее пустоту.
— Она нам еще вчера подсказала, что они с утра будут выбрасывать.
— И это правильно, — поддержал жену Василий. — Всем не наобещаешь. А мы ей подаруночек привезли — косыночку с видом Киева.
— Ты только не переоценивай, — осадила мужа Валюха. — Они на таких, как мы, только и держатся. А то бы всех разогнали. Ты посиди, я тебя к нам не зову — у нас беспорядок. Сейчас я тебе такое покажу — ты ахнешь!
Валюха в мгновение ока вылетела в коридор и тут же вернулась с большой полосатой пластиковой сумкой. Из нее, подвинув чашки, она вывалила на обеденный стол небольшую дубленку.
— Ты такое видела? — спросила она у Лидочки.
— Дубленка? — В голосе Лидочки прозвучало сомнение. Может, она недостаточно образованна? Может, это что-то особенное?
Дубленку положили на спину, и на груди обнаружилось небольшое чернильное пятно. На самом видном месте.
Кошки хором вздохнули и, забыв об окружающих, стали обсуждать, как это пятно вывести или на его место нашить цветочек такого же, как дубленка, цвета, и никто даже не подумает, что там было пятнышко.
— А теперь, Лидия, догадайся, сколько мы за нее отдали? — спросил Василий.
У Славы, кажется, заболел зуб. Он морщился и смотрел в окно. Но за окном был лишь забор, а за ним стена соседнего дома.
— Ну, смелее, Лидия, смелее!
Они были такими радостными, возбужденными, что напомнили Лидочке страстных охотников, которые вернулись из леса и притащили медведя. Медведя взяли на рогатину сами, без помощи егерей, да вот беда — шкура в одном месте пробита!
— Давай, Лидок! — призывал Василий.
Кошки были людьми простыми. Они уже называли Лидочку кратко, обращались к ней на «ты», они уже перевели ее в свой батальон.
— Никогда не догадаешься! — сказала Валентина. — Три фунта. Честное слово — три фунта.
— Будь точной, крохотулька, — поправил жену Василий. — Три фунта пятьдесят копеечек.
— Но ведь это дневной билет на метро! — воскликнула Валентина. — Надо же осознавать!
— У нас еще есть кое-какая добыча, — сказал Василий. — Кое-что из белья, из детских вещей, внуки ждут не дождутся нашего возвращения.
— У окошка стоят, — запела Валентина.
— Но почему ты не спрашиваешь, Лидия, почему не спрашиваешь, где мы такое чудо купили?
Лидочка не могла догадаться, где продают такое чудо.
— На Сиднем-роуд, — объяснил Василий. — Канцерное сосайети. Мы, так сказать, занимаемся благотворительностью. Вот там миссис Симпсон нас привечает.
— А я к себе пошла, — сказала Валентина. — Я посуду потом вымою, ты, Славочка, не бойсь. Страсть как хочется добычу пересчитать. Смешно, да? Ну что ж, подождешь, мы уже старые люди, всю жизнь провели в лишениях.
Она убежала в коридор, потащила что-то. За ней, подхватив в охапку дубленку и бутылку, умчался Василий. За столом стало очень тихо.
— Сколько им лет? — неожиданно для себя спросила Лидочка.
— Под шестьдесят. Но не дашь, никак не дашь, правда? — ответил Слава. — Они у нас здесь исполняют роль стихийного бедствия. Они полны благих намерений. Но эти намерения направлены на легкое обогащение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});