Ну и Вера, естественно, тут же уцепилась за мое предложение насчет фотографии в отпуске.
– Ой, Вить, я тебе давно хотела сказать! Твой «ФЭД» – он, конечно, очень хороший аппарат, но больно уж старый.
Ты даже не представляешь, насколько, подумал я. Ему уже лет шестьдесят, он мне от отца достался. Правда, обращались с ним бережно.
– А недавно появился «Зенит-3», это вообще чудо! Он зеркальный и с большим видоискателем. Давай ты себе такой купишь? И экспонометр к нему, а то на глаз трудно выдержку определять. А я тебе с деньгами помогу, ты же знаешь, я весь июнь буду в Ботаническом саду МГУ работать, там заплатят целых шестьдесят рублей.
Я с трудом удержался от улыбки. Шестьдесят рублей, это ж какие деньжищи! Хотя у Антонова в ее возрасте примерно так и было, только не один месяц, а девять в году. Мать оформилась дворником по совместительству, но работал и получал деньги я – подметал и чистил снег во дворе нашего дома и соседнего. Сам, отец помогал только после сильных снегопадов.
– Я тогда таких снимков наделаю! – не унималась Вера. – И потом, в такой аппарат не жалко и цветную пленку заряжать, ты же обещал меня научить в цвете печатать. Давай прямо с этой получки, а?
Вообще-то деньги у меня и без получки были, но я не поддался и напомнил:
– Вер, если ты будешь только верещать, а не работать, то забудешь, что вон там в углу лежит и второй цилиндр, левый, к которому ты еще не приступала. На одном мы далеко не уедем. Да, и еще две головки, их тоже полирнуть не помешает. Про фотоаппарат я подумаю, но ты давай уж не сбавляй трудового энтузиазма.
– До ужина же почти час!
– Так тебе еще умываться, а это явно не пара минут. Или пойдешь за стол вся в зеленых пятнах, как какая-нибудь кикимора?
– Ой, да! А ты мне покажешь, как это зеленое отмывать? Я в таком еще ни разу не пачкалась.
– Вер, ну мне тебя что, как маленькую, умывать придется? А еще замуж собралась!
– Я не… – начала было девушка, но потом покраснела и пискнула:
– Кто тебе проболтался?
– Сам дошел, видно же.
– И ты согласен?
– Конечно, не волнуйся.
Я немного порылся в ящике стола и скоро достал искомую коробочку.
– Вот тебе колечко. Оно не обручальное, а просто для красоты. Ну и как напоминание, что у тебя есть я. Только прямо сейчас, на грязный палец, не надевай.
– Урааа!!! – завопила Вера, но тут же спохватилась: – Все, молчу, молчу. Иду работать. А когда закончу и умоюсь, ты меня поцелуешь? Хотя бы в щечку?
Снова зажужжала шарошка.
Если кого интересует, были ли шарошки в продаже в шестьдесят четвертом году, я отвечу честно – да хрен же их знает. Мне не попадались, но это еще ни о чем не говорит. Зато бормашин для зубных врачей было полно, и достать их гибкий вал с наконечником особого труда не представляло. А уж сделать из него шарошку и тем более, подходящий моторчик я подобрал в куче всякого барахла с разобранных установок на работе. Получился, конечно, не совсем дремель, но что-то достаточно на него похожее. Ну, а Веру я посадил именно на полировку оттого, что у нее пальцы тонкие. Гораздо тоньше, чем у меня, а при полировке каналов это важно. И вообще у меня будет хорошая жена, а мнение старого брюзги Антонова совершенно не волнует Витю Скворцова.
Глава 14
Магнитофон я отдал завлабу не в феврале, а в последний день марта. Задержка была связана с тем, что и лентопротяжку потребовалось слегка доработать, дабы она полнее соответствовала обновленной электронике. Завлаб отнесся к переносу срока с пониманием и даже спросил, не нужно ли оплатить не оговоренные заранее работы. На что я ответил в том духе, что, мол, если сам сразу не догадался, что такие доработки понадобятся, то сам и дурак. По уму за срыв сроков вообще полагается слегка уценить работу. Но на это завлаб не согласился, так что я получил свои пятьсот пятьдесят рублей.
Этот визит начальника не вызвал такого ажиотажа среди соседей, как первый, все-таки он был уже четвертым. Завлаб приезжал, чтобы забрать магнитофон после записи битлов всем желающим, затем в конце января привез его обратно и вот сейчас окончательно забрал, уже в преображенном виде.
Зато через день к нам в гости заехал Ефремов, ему было интересно, как я тут устроился. И вот этот визит поверг семью соседей в шок. Правда, не всю – дядя Миша если что и читал, то только Брянцева и Ардаматского. «Великая дуга» показалась ему слишком скучной и не пойми про кого написанной, а больше он ничего из Ефремова читать и не пытался. Джулька, наверное, вообще ничего не читал, но это не уменьшило энтузиазма, с которым он вертел хвостом и повизгивал. Зато и тетя Нина, и Вера читали все, что было из фантастики в библиотеке на улице Строителей, в том числе и недавно вышедшее «Лезвие бритвы». Не знаю уж, что они про меня подумали, но потрясение было настолько сильным, что тетя Нина потом несколько дней то и дело обращалась ко мне на «вы» и только после неоднократных напоминаний о том, что лично я вообще ничего не написал и не собираюсь, вернулась к прежнему обращению.
А Вера вбила себе в голову, что прототипом Гирина был я.
– То-то, когда я читала, он мне казался каким-то знакомым! – заявила девушка.
Мои попытки объяснить, что, когда роман писался, я служил в армии и вообще вдвое моложе Гирина, успеха не имели. Мне было сказано, что Гирин тоже когда-то был молодым, а я, наоборот, со временем достигну его возраста. А что на момент начала написания романа Ефремов не был со мной знаком, так это и вовсе ерунда. Он же гений, а значит, мог предвидеть и не такое.
Ладно, решил я, это у нее возраст такой. В юности всех тянет кого-то идеализировать, так пусть уж лучше меня, чем фиг знает кого. Когда со временем наступит разочарование, оно все-таки будет не очень сильным, я постараюсь.
Третьего апреля шестьдесят четвертого года в семье соседей произошло знаменательное событие – они наконец-то купили телевизор. Вообще-то у них были поползновения совершить покупку еще полгода назад, но средств тогда хватало только на самый дешевый аппарат, какую-то «Зарю». Антонов, даром что занимался ремонтом телевизоров, ничего про такой не слышал – видимо, к началу его трудовой деятельности эти динозавры давным-давно вымерли. Поэтому Скворцов посоветовал не выбрасывать деньги на ветер, а подкопить и приобрести что-нибудь качественное. К его совету прислушались, и вот, наконец, в один прекрасный пятничный вечер дядя Миша на служебной «Победе» и со мной в качестве грузчика-консультанта привез долгожданный рассадник культуры домой.
Я втащил ящик в квартиру и с облегчением поставил его на пол в прихожей. Хоть это был и не более поздний «Рубин», цветной, который в одиночку и не особо поднимешь, а черно-белый, марки «102В», но весил он все равно порядочно – тридцать два кило.
Естественно, вокруг телевизора тут же запрыгала и заверещала Вера. Ей по мере сил помогал Джулька. Никто не усмотрел в этом ничего необычного – все давно привыкли. Отсутствие такой реакции могло означать только одно – девушка серьезно заболела.
Выяснилось, что соседи до сих пор не решили, куда его ставить. Вера вообще предложила в прихожую – мол, чтобы я его тоже мог смотреть, когда захочу.
– А что, вы меня в комнату не пустите?
– Пустим, конечно, но вдруг ты захочешь посмотреть что-нибудь ночью, когда все спят?
– Ночью, когда все спят, телевизор может показывать только настроечную таблицу, да и то не всегда.
В общем, с двухэтажной тумбочки нашими с дядей Мишей усилиями был снят верхний блок и водружен на комод, благо высота потолка позволяла, а на освободившееся место мы поставили телевизор. После чего дядя Миша нас покинул, ему надо было отогнать «Победу» в парк.
Честно говоря, я не очень понимал, из-за чего люди испытывают такой восторг. Несмотря на то что «Рубин» теоретически мог принимать двенадцать каналов, реально в Москве работали только два, причем далеко не круглосуточно. Никакой аппаратуры видео-записи на студиях еще не было, поэтому передачи шли либо в прямом эфире, то есть в основном беседы на камеру, либо это были сюжеты, снятые на кинопленку. То есть кроме изредка показываемых фильмов, в основном тягомотно-скучных, смотреть было нечего. Ни «Кинопанорамы», ни «Кабачка 13 стульев», ни даже «Спокойной ночи, малыши!» еще не было.