С удобствами жизни роскошь не имела и не имеет ничего общего. Происки гуо, странная разновидность зла. Кто, кроме врага человеческого рода, может толкнуть взрослых и, как будто, разумных людей одеваться жарко, неудобно и нелепо, в цвета безмозглых райских птиц, есть жирно, тяжело и невкусно, бесполезно тратить золото на новые и новые суетные затеи? И ведь верят же, что именно эта жизнь и пристала Прайду! Потомки воинов, живших в сёдлах, потомки отважных суровых людей – по самую макушку в дурных дрязгах, в мелкой жадности и жестокости… Слепы и глухи, думал Бэру. Показывать слепым свет и играть для глухих на флейте совершенно бесполезно.
Поэтому он говорил с Прайдом на языке Прайда. Избегая слов «совесть» и «добродетель» – так им понятнее. Но Прайд, кажется, подозревал, что Бэру держит в душе что-то, не предъявляемое по требованию даже Льву Львов – и Прайду в лице самого Льва Львов, как, впрочем, и Святому Совету, не особенно это нравилось.
Святейший Наимудрейший Наставник Гобну встретил Бэру в саду напротив входа в Львиное Логово – посмотрел с плохо скрытой неприязнью, будто имел на неё право:
– Бегаешь, как мальчишка, Бэру… В твоём возрасте, имея твой сан, можно бы научиться солидности, не позорить святости синих одежд!
Бэру окинул Гобну быстрым взглядом. Гобну – старше лет на пять, а кажется – на тридцать пять, кажется дряхлым, рыхлым, разожравшимся стариком. И он считает, что тяжесть золотого шитья и золотой цепи с львиной головой добавляет синим одеждам святости или его сану благости?
Впрочем, Гобну просто приятно лишний раз сказать что-нибудь обидное. Ну что ж.
– Каждый ходит, как может и хочет, – сказал Бэру холодно. – Зачем Лев Львов звал меня, Гобну?
– Времена меняются, – Гобну напустил на себя многозначительный вид, выпятил нижнюю губу вместе с верхним подбородком и сузил глаза. – От всех нас требуются жертвы. От всех требуется участие… в делах Прайда.
Бэру пожал плечами. Жертвы? Деньги – от Святого Совета, люди – от него, Синего Командира. Интересно, а что Цитадель получит взамен?
– Почему мне кажется, что твои мысли меркантильны и далеки от святости? – спросил Гобну с непередаваемой интонацией, то ли ехидно, то ли с каким-то непристойным намёком.
– Потому что мои мысли меркантильны, а твои – далеки от святости, – сказал Бэру. Не хотелось продолжать беседу в таком тоне.
Предполагается, что Синий Командир должен с восторгом исполнять любой каприз мирской власти. Любой. Лев Львов хочет бойцов в караул – Бэру счастлив и даёт. Лев Львов хочет послать бойцов на смерть из собственной прихоти – Бэру счастлив и даёт. Предполагается, что синие стражи – оружие, инструмент, неодушевлённые предметы. Лев Львов забывает, что волки принадлежат ему, а синие – сперва Творцу, а потом уже ему, он тянет себе всё, до чего может дотянуться… Ну-ну.
Гобну поджал губы, как обиженная старая женщина.
– Как быстро теряется желание говорить с тобой! – сказал он почти капризно.
– Пойдём говорить со Львом Львов, – откликнулся Бэру, пожав плечами. – Сад около Логова – неудачное место для богословских диспутов.
– Избавь меня Творец от богословских диспутов с Драконом! – пробормотал Гобну, поправил шитый золотом и оттого жёсткий, как крестьянская дерюга, синий платок на голове и плечах, вздёрнул все подбородки разом и слишком шустро для своей комплекции направился к резным золочёным воротам в Логово. Бэру помедлил, наблюдая, как Святейший шествует между зарослями цветущего миндаля, голубого жасмина и ранних роз. Удивительно, как прекрасен живой мир, воскресающий по весне – и как безобразны человеческие дрязги…
Однако, кажется, подумал Бэру, кличка «Дракон» уже стала моим официальным титулом. Как Львёнок или волк – он невольно улыбнулся.
Не по рождению. По сходству. Вернее, по тому, что они все считают сходством.
Синий песчаный дракон. Чешуя – воронёный панцирь, ужасная морда с неживыми жёлтыми глазами, вся в наростах, рогах и бородавках, мощные лапы с кривыми когтями – лапы, на которых дракон может и лошадь, и буйвола в рывке догнать, хвост – тяжеленная палица с шипами… Хладнокровная, безжалостная, стремительная, безобразная тварь. И вот это всё Прайд дружно считает внутренней сущностью Бэру.
Творец им судья.
Покои, чудесно тенистые, с низкими полукруглыми сводами, покрытыми золотой и лазурной эмалью и изображающими благословенные небеса, казались бы Бэру мрачными и враждебными, как обитель злых духов, если бы не ощущалось за каждым поворотом и каждой стеной присутствие синих братьев. Прайд может пренебрегать Цитаделью, но Цитадель охраняет покой Прайда, всю его роскошь и все его сокровища, думал Бэру, проходя мимо фонтанов, журчащих в ониксовых чашах и раздвигая мерцающие, как струи водопадов, занавески из бесчисленных хрустальных шариков, издающие поющий шелест. На протяжении сотен лет расклад сил всегда один и тот же: воин обойдётся без владыки, но владыка вряд ли удержит власть без воина.
Вход в зал Престола – позолоченные ажурные створы ворот, тонко кованная решётка, изображающая переплетённые стебли и листву небывалых цветов – а на этих стеблях сами цветы, нежные розаны из молочно-белого матового стекла. Цветы прекрасны, почти как живые; в прихотливых изгибах бронзовых листьев нет ни одной неестественной линии – работа кузнецов и стеклодувов Шаоя, военный трофей из Аязёта.
Ковёр, застилающий пол напротив Престола, розовое, лиловое и золотистое облако, в котором по щиколотку тонет нога – работа чойгурских ткачей, военный трофей Прайда. Золотые светильни – тонко кованные чароцветы, чашечка цветка – из стекла самой нежной розовости – уже наши… чангранская работа… военный трофей сборщиков налогов Прайда. И на стенах – панели из полированной яшмы, тоже розовые, золотистые, тепло-коричневые, в причудливом глазчатом узоре – из каменоломен в Урахне, тоже могут рассматриваться в качестве военного трофея, взятого на собственной территории… И странно смотрится на фоне всего этого великолепия стоящий на крытом ковром возвышении Престол Прайда, старое и невысокое сидение из вытертого до блеска пустынного чёрного дерева, без всяких украшений и побрякушек – главная драгоценность Прайда. Престол предков, принадлежавший некогда Линору ад Иутана, Линору-Завоевателю, Великому Льву Львов, положившему под ноги Чангран, превратившему Прайд из отряда фанатиков и бродяг, осенённого общей идеей, в группу основателей могущественной державы…
Бэру смотрел на надменных Львят, одетых в бархат, атлас и золото, вооружённых драгоценными мечами, и думал, что и на них – военные трофеи, налоги и подати, взятые с боем. Совсем как в былые времена, только эти бои всё чаще ведутся на территории Лянчина, которая номинально должна быть безопаснее собственной комнаты… да взяты эти трофеи вовсе не Львятами, а волками, простыми солдатами, как бы не сказать – наёмниками. Линору презрительно рассмеялся бы, увидав, во что за сто лет превратились его потомки – позолоченные лентяи, а не воины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});