по берегам озера, паслись стада быков и табуны лошадей. Из ущелья вытекала маленькая речка. Она извивалась по лугу, как бы искала чего-то, журчала и резвилась, подобно шаловливому ребенку — вот она стремительно бросилась на огромные камни, там дальше выворотила корни кустов. Нашумев и напроказив достаточно, удовлетворенная своими проделками, она медленно вливалась в озеро и там утихала, как после многотрудной работы. Разбросанные по ее прозрачному дну разноцветные гальки добродушно смеялись над ее невинными проказами.
Местами виднелись мелкие озерки. Они словно восстали против большого озера, отделились от него и образовали по соседству с ним небольшие самостоятельные водоемы. Хотя бы они объединились между собою! Ведь палящее солнце могло за несколько дней высушить, поглотить их влагу. К тому же тростники так густо покрывали их берега, что душили их своей зеленой мощью, пили их жизненные соки и мешали доступу чистого воздуха. Жалкие озерки превращались в гнилые болота!..
Несмотря на самую знойную пору лета, здесь весна была в полном расцвете! На огромных дикорастущих черешнях только теперь начинали зреть нежно-розовые плоды. На гигантских ореховых деревьях, покрывших своими могучими ветвями все низины, еще не видно было плодов. Первые предвестники весны — дикие тюльпаны и ветреницы[127] — подняли свои ярко-алые головки среди зеленой гущи сочных трав. Вдали слышались звонкие голоса девушек, круживших повсюду, подобно красным тюльпанам. Они собирали овощи — те овощи, которые у нас были давно собраны и высушены на зиму. Их пение, сливаясь с вечерним птичьим гомоном, оживляло таинственную тишину окрестных полей.
Прямо против нас, на выступе горы, была расположена деревня, озиравшая с живописной высоты озеро. Эта деревня была как бы оторвана от земли Рштуни, она жила в глухом одиночестве, радуясь волнам, дыша свежим горным воздухом и пользуясь обильными благами, расточаемыми ей щедрой природой. Мы направились к этой деревне.
Солнце заходило. Лучи его сверкали на широких сочных листьях деревьев. Казалось, все вокруг трепетало в яркой солнечной позолоте. Золотисто-красные девушки кружились среди лугов, внизу на пастбище паслись золотистые лошади и коровы, со скалы на скалу перепрыгивали золотистые козы и овцы. Позолоченными казались и сельчане, возвращавшиеся с сенокоса с длинными косами на плечах. В золоте была и маленькая сельская церковь, царившая с высоты над крестьянскими избами. Пурпурное озеро, простираясь далеко-далеко, также искрилось золотом и сливалось с брызжущим пламенными снопами багровым небом. Впервые представлялась мне чарующая картина, которую создает вечерняя заря, когда под ее творческой кистью имеется беспредельная вода, лазурное небо, пышная долинная растительность и великолепные хребты гор с живописными волнообразными нагорьями.
Солнце зашло, и волшебная картина стала постепенно исчезать. Кое-где еще виднелись белоснежные облака, залитые багровыми лучами заходящего солнца, но и они исчезли, и хмурая мгла опустилась на землю.
Я взглянул на Аслана: лицо его также было хмуро. О чем он задумался? — не знаю. Я же подумал: вокруг так прекрасно, так восхитительно, все улыбается, смеется, каждое живое существо радуется жизни, а человек — обладатель всех земных благ — не пользуется ни длительным весельем, ни полным счастьем…
Въехав в село, Мурад попросил показать дом «рэса» (сельского старшины). Несколько ребят, соревнуясь друг с другом, побежали исполнить нашу просьбу.
Мы нашли рэса сидящим на земляной кровле своего дома в царственной позе пророка Давида. Там же сидел и сельский священник. Их окружала группа людей: убеленные сединами старики сидели, а молодые почтительно стояли возле них. Разговор шел о местных нуждах. По-видимому, эта кровля была судилищем рэса, где, совместно со священником и седовласыми стариками, разбирались различные тяжбы сельчан. Творили суд публично, с участием общественных представителей. Тут сходились две противоположные формы судопроизводства: старинная патриархальная и усовершенствованная демократическая.
Заметив нас, они умолкли. Рэс встал приветствовать нас и попросил сесть. Но заметив, что мы продолжаем стоять, как бы припомнил что-то и обратился к одному из стоявших возле него парней:
— Верно, им непривычно сидеть на голой земле, прикажи принести подстилку!
Правда, они сидели на голой земле, но она была так чисто выметена ревностными невестками рэса, что нельзя было найти ни единой пылинки.
Вскоре на крышу взбежала группа женщин. Одна поспешно поливала водой земляную кровлю, другая подметала, третья расстилала тяжелые ковры, а четвертая, не зная, что ей делать, смущенно озиралась вокруг. Потом и она нашла себе работу: подойдя молча к Аслану, она объяснила знаками, чтоб он дал ей стянуть с ног сапоги.
— Не беспокойтесь, — сказал Аслан, — мои сапоги не легко снимаются.
Ответ, по-видимому, задел самолюбие женщины. Ироническая улыбка скользнула по ее румяному лицу, и она, не спросись Аслана, ухватилась за сапог его и так сильно дернула, что вместе с сапогом чуть не вывернула ногу.
И в самом деле, жаль было пачкать красивые ковры сапогами, покрытыми дорожной пылью, да и кроме того, это могло показаться непочтительным отношением к домохозяину.
Молодые люди — соседи, пришедшие сюда совершенно по другим делам, сочли своей обязанностью снимать с лошадей наши хурджины и седла и повели их остыть с дороги. Вскоре нас окружила любопытная толпа людей различного пола и возраста. Они с интересом смотрели на нас, указывали пальцами и на своем наречии делали остроумные замечания.
— Посмотри, Мко, что за гриб у него на голове! — говорил мальчик, указывая на широкополую шляпу Аслана.
— Гриб, да и только, — хихикнул Мко, который, видимо, пользовался авторитетом среди своих шаловливых сверстников. — Да ты посмотри лучше на его брюки — точно кора на палке!..
Крыша, на которой мы сидели, еле возвышалась над поверхностью земли, потому что жилище рэса помещалось под отлогими склонами горы. Вся деревня состояла из землянок, ступенями спускавшихся к ущелью; кровля одной служила двором для другой. Снизу вся деревня походила на гигантскую лестницу, подымавшуюся до самой вершины горы. В гористых местностях для сел часто выбирают подобные неудобные и недоступные места. Очевидно, опасность заставляет избегать открытых равнин. Какое великолепное место для села могло быть вот там, на берегу озера, среди роскошных лугов! Когда мы сказали об этом рэсу, он заметил:
— Наше море любит проказить, для него привычное дело затоплять, поглощать прибрежные жилища.
И он рассказал, чему сам был очевидцем: вода в море поднялась и затопила множество полей и деревень.
— А в старые времена, — прибавил он, — крепости, монастыри и даже целые города погружались в воду!
Рэс был не стар, ему было лет под сорок, на голове и в бороде не имел ни одного седого волоса. Это был мужчина могучего телосложения, каких много среди горцев этой страны. Лицо его было доброе, привлекательное. Судя