Некогда огромная и сильная, державшая когда-то в страхе Европу страна потеряла большую часть своей территории. В соответствии с соглашением 1916 года Сайкса-Пико, Великобритания после победы должна была установить контроль над Аравийским полуостровом, Палестиной, Месопотамией и Курдистаном. Франция – над Ливаном, Сирией и Киликией. Италия также пожелала расширить собственную зону присутствия в регионе и вознамерилась занять прилегавшие к захваченным в 1912 году Додеканезским островам юго-западное побережье Анатолии. К трём державам после победы присоединилась и Греция. Захватила крупный порт Смирну (Измир) с прилегающим значительным районом. Кроме того, в соответствии с условиями перемирия, турецкая армия должна была покинуть пределы Закавказья и согласиться на оккупацию союзниками шести вилайетов, населённых армянами – в случае возникновения каких-либо беспорядков хотя бы в одном из них.
Униженное, раздавленное невиданными в своей истории территориальными уступками, вернее – разделом, султанское правительство, да и то лишь благодаря присутствию в Мраморном море британско-французско-итальянской эскадры, сумело продержаться у власти менее двух лет.
Собравшийся в Стамбуле 12 января 1920 года парламент принял декларацию («национальный обет»), потребовавшую возвращения утраченных территорий и полного невмешательства во внутренние дела страны. В ответ 16 марта войска Антанты вошли в столицу доживавшей последние месяцы империи и разогнали парламент. Тогда новый уже по составу парламент назвавший себя Великим Национальным Собранием, перебрался в Ангору (Анкару), избрал своим председателем руководителя начавшегося освободительного движения генерала Мустафу Кемаль-пашу и передал под его верховное командование все войска в Анатолии. Кемаль, принуждённый искать помощь, 26 апреля обратился к Москве с предложением установить дипломатические отношения и с просьбой оказать посильную военную помощь.
Рекомендуя Совнаркому удовлетворить просьбу Ангоры, Чичерин в письме Ленину 16 мая так объяснил позицию, которую следует занять Москве. «Мы не должны, – писал он, – увлечься слишком широкими перспективами и начать авантюры, превышая свои силы, но с этой оговоркой я всё же должен сказать, что сближение о Турецким Национальным Центром может привести к громадному усилению нашей политики на Востоке…
Они вполне признают самоопределение всех национальностей и готовы на отделения и автономии. Программа Халила /посланец Национального Собрания, прибывший в Москву для переговоров – Ю.Ж./ – доктрина Монро для Азии, борьба всех азиатских народов против европейского империализма. Он признаёт Советскую Россию единственным другом азиатских народов и понимает, что без нас они погибнут… Его агенты будут поддерживать нашу политику и в Афганистане, и в Индии. Таким образом, центр нашей ближневосточной политики перенесётся в Турцию».2
Советское руководство, оценив кемалистское движение как исключительно антиимпериалистическое, способное «пробудить Восток», согласилось с доводами Чичерина. 3 июня заявило о готовности предоставить Ангоре оружие и боеприпасы, а также 10 миллионов рублей золотом. Сообщая о том Кемаль-паше, Чичерин так изложил своё видение политики потенциального союзника: независимость Турции, включение в её состав бесспорно турецких территорий; предоставление Турецкой Армении, Курдистану, Лузистану, Батумской области, Восточной Фракии и районам со смешанным турецко-арабским населением права высказаться самим о своей собственной судьбе; признание прав национальных меньшинств; передача вопроса о проливах конференции причерноморских стран.3
Тем временем, Греция – извечный объект турецкой агрессии – исходя из бесспорной слабости султанского правительства и совершенно не учитывая силы кемалистов, решила воспользоваться благоприятной, как ей казалось, ситуацией. 22 июня её дивизии, расквартированные в Македонии, заняли Восточную Фракию, а находившиеся в Смирне перешли в широкомасштабное наступление, направляясь на восток, в сторону Ангоры.
В те же дни Москва продолжила попытки обеспечить безопасность Армении, хотя там всё ещё находились у власти отнюдь не дружественные ей дашнаки. Нотой от 2 июня Наркоминдел уведомил Кемаль-пашу о желательности посредничества Советской России для установления справедливой границы между третий год конфликтующими странами. При этом Чичерин настаивал на использовании чисто этнографических принципов и только как исключение – возможных при необходимости переселениях.4
4 июля Ангора приняла предложение РСФСР, и вскоре в Москве начались запланированные переговоры. Однако из-за неожиданно непримиримой позиции главы турецкой делегации, министра иностранных дел Бекир Сами-бея добиться хоть какого-нибудь сближения позиций Ангоры и Эривани так и не удалось. Правда, Кемаль-паша, вынужденный направить на греческий фронт максимальное количество имевшихся у него дивизий, всё же отдал приказ очистить ту часть Карсской области, которую незадолго перед тем заняли турки, но взамен – сохранить контроль над большей частью Нахичеванского уезда.
Переговоры в Москве, несмотря на их очевидный провал, насторожили Баку и даже привели к определённым трениям между РСФСР и Советским Азербайджаном. Главу Азревкома Н. Нариманова серьёзно обеспокоила возможность юридического закрепления за Арменией тех спорных территорий, на которые дашнаки претендовали с апреля 1919 года, за которые боролись – на Зангезур, Карабах, Нахичевань.
Журналист по призванию, врач по профессии, Нариманов всегда был далёк от большой политики, не знал и не понимал её. Более двадцати лет вращаясь в кругу тех, кто отстаивал право азербайджанцев на свою культуру, на свой язык, он не мог не воспринять от них желания видеть свою родину не только свободной и счастливой, но и великой. Органически впитал всё то, что незаметно и слишком часто приводило к национализму. Но Нариманов был и большевиком. И потому свято верил, что Советская власть (как в Москве, так и в Баку) непременно должна сделать обе страны союзниками во всём, в том числе – и при разрешении территориальных споров. Верил и в то, что лишь рабоче-крестьянская власть в Эривани навеки устранит вечный армяно-азербайджанский антагонизм, приведёт к миру два народа. Но всё же никак не мог смириться с реально существующими обстоятельствами и пойти на вынуждаемый ими компромисс. Пусть и временный.
Явно выражая отнюдь не только своё мнение, но и остальных членов Азревкома, Нариманов направил 19 июля Чичерину весьма вызывающее (как по содержанию, так и по тону) послание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});