Читать интересную книгу Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

Король молча сидел в кресле. Сперва он потребовал, чтобы суд состоялся в Кернове, но, наверное, сам понимал, что это неважно. Тристан не пойдет на суд. Он потребует поединка.

Принц вышел из дома и увидел отца. На лице Марка не дрогнул ни один мускул. Тристан был бледен. Артур стоял, опустив голову, чтобы не смотреть на обоих.

Тристан был в рубахе и штанах, с мечом на поясе, но без щита и доспехов. Черные волосы с воинскими кольцами он зачесал назад и подвязал белой полоской ткани, наверное, оторванной от платья Изольды. Пройдя половину расстояния, отделявшего его от отца, принц остановился, вытащил меч и под неумолимым взором Марка вонзил острие в землю.

– Я требую суда мечей, – объявил он.

Марк пожал плечами и вяло шевельнул правой рукой. По этому знаку вперед выступил Каллин. Черная борода доходила ему до пояса. Тристан, явно нервничая, смотрел, как керновский богатырь снимает плащ. Каллин отвел со лба черную прядь, обнажив татуировку в форме топора, и надел стальной шлем, затем поплевал на ладони, шагнул вперед и сбил Тристанов меч. Это значило, что он принимает вызов.

Я вытащил Хьюэлбейн.

– Я буду сражаться за Тристана, – прозвучал в ушах мой голос. Мне было не по себе, и не только от предстоящего боя. В моей жизни разверзлась бездна, отделившая меня от Артура.

– Я сражусь за Тристана, – объявил Кулух. Он подошел, встал рядом со мной и сказал тихо: – У тебя дочери, болван.

– У тебя тоже.

– Но я разделаюсь с этой бородатой жабой быстрее тебя, саксонский мешок с потрохами, – проговорил Кулух.

Тристан встал между нами и принялся говорить, что сам сразится с Каллином, что это его поединок и ничей еще, но Кулух зарычал, чтобы принц убирался в дом.

– Я убивал людей вдвое крепче этого бородатого тюфяка, – сказал он.

Каллин вытащил меч и рубанул воздух.

– Один из вас, – равнодушно объявил он. – Мне все равно который.

– Нет! – внезапно выкрикнул Марк. Он подозвал к себе Каллина и двух других своих воинов. Все трое встали перед королем на колени, и он принялся что-то тихо им говорить.

Мы с Кулухом решили, что Марк приказывает им сразиться против нас троих.

– Я беру на себя бородатого с грязным лбом, – решил Кулух, – ты, Дерфель, – рыжего ублюдка, а принц может разделаться с лысым. Делов на две минуты.

Изольда робко выглянула из дома. Она явно боялась Марка, но подошла обнять меня и Кулуха. Кулух сгреб ее в охапку, я встал на колени и поцеловал худую бледную руку. "Спасибо", – прошелестела Изольда своим призрачным голосом. Глаза ее были красны от слез. Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать Тристана, потом, со страхом взглянув на мужа, убежала в дом.

Марк поднял тяжелую голову от тюленьего воротника.

– Суд мечей, – сипло проговорил он, – требует сражаться один на один. Так было всегда.

– Так шли своих сосунков по одному, – крикнул Кулух, – а я их буду по одному убивать.

Марк помотал головой.

– Один человек, один меч, – сказал он. – Мой сын потребовал поединка, пусть он и сражается.

– О король, – возразил я, – по обычаю за человека может сразиться его друг. Я, Дерфель Кадарн, хочу сразиться за твоего сына.

– Я не знаю такого обычая, – солгал Марк.

– Артур знает, – резко возразил я. – Он сражался за твоего сына на суде мечей, а сегодня сражусь я.

Марк поднял мутные глаза на Артура, но тот лишь мотнул головой, показывая, что не станет участвовать в споре. Марк снова взглянул на меня.

– Мой сын виновен в гнусных преступлениях, – сказал он, – и никто не должен его защищать.

– Я буду его защищать! – воскликнул я.

Кулух выступил вперед с теми же словами. Марк лишь взглянул на нас и устало махнул правой рукой.

По сигналу короля керновские воины, руководимые рыжим и лысым копейщиками, выстроились стеной. Она состояла из двух рядов: передние бойцы сомкнули щиты, задние своими щитами защищали их головы. Потом, по сигналу рыжего предводителя, все разом бросили копья на землю.

– Ублюдки, – проговорил Кулух, поняв, что сейчас будет. – Ну что, лорд Дерфель, будем прорываться?

– Будем, – со злобой отвечал я.

Их было сорок, нас трое. Сорок керновских воинов медленно надвигались, сорок пар глаз смотрели из-под стальных шишаков. Эти люди не собирались нас убивать, только сдержать – при них не было ни мечей, ни копий.

Мы с Кулухом ринулись в атаку. Мне много лет не приходилось прорывать стену щитов, но в жилах вскипела прежняя безумная удаль. Я выкрикнул имя Бела, потом – имя Кайнвин, я направил меч в глаза ближайшему воину и, когда тот отклонился вбок, саданул плечом между щитами его и соседнего бойца.

Щиты разошлись; я с ликующим криком рукоятью меча ударил одного из керновцев по затылку и тут же ринулся в брешь между ним и соседом, чтобы ее расширить. В бою за мной следом прорывались бы мои люди, орошая землю вражеской кровью, но сейчас позади меня не было никого, и ни меч, ни копье не противостояли мне, только щиты, щиты и щиты. Я вертелся волчком, рассекая мечом воздух, но они надвигались неумолимо. Я не решался рубить врагов – это было бы нечестно после того, как они бросили оружие – только силился нагнать страху. Однако они знали, что я их не трону, поэтому кольцо щитов все сжималось. Наконец один из керновцев бляхой на щите защемил Хьюэлбейн, и тут же меня стиснули со всех сторон.

Артур резко выкрикнул какой-то приказ; видимо, мои и Кулуха воины хотели ринуться нам на помощь, Артур же велел им стоять. Он не хотел кровавого боя: Кернов против Думнонии. Он хотел лишь скорее покончить с тягостным делом.

Кулуха зажали, как и меня. Он поливал врагов бранью, обзывал их бабами, псами и молокососами, но керновцы исполняли приказ. Ни меня, ни Кулуха не тронули пальцем, просто сдавили щитами. Мы могли лишь наблюдать, как защитник Кернова вышел вперед и поклонился принцу.

Тристан знал, что погибнет. Ленту с волос он еще раньше повязал на клинок и теперь поцеловал белую полоску ткани. Потом поднял меч, коснулся лезвием Каллинова клинка и сделал выпад.

Каллин отразил удар. Звон стали о сталь дважды прокатился внутри частокола; второй удар Тристан нанес сверху, но так же безрезультатно – Каллин парировал легко, почти лениво. Еще дважды Тристан наступал на противника; он рубил, размахивая мечом со всей быстротой, на какую был способен, в надежде утомить Каллина, но только вымотался сам, и в тот миг, когда принц отступил на шаг, чтобы перевести дыхание, защитник Кернова сделал выпад.

Выпад был хорош. Даже красив, если оценивать умение обращаться с мечом. Можно сказать, это был милосердный выпад. Душа Тристана отлетела от тела в один миг. Принц не успел даже обернуться к возлюбленной, стоящей в дверях дома. Он только смотрел на своего убийцу, а кровь хлестала из рассеченного горла на белую рубаху, потом выронил меч, захрипел и рухнул на землю.

– Правосудие свершилось, о король, – бесцветным голосом проговорил Каллин, вложил меч в ножны и пошел прочь.

Керновские копейщики, не поднимая на меня глаз, расступились. Я поднял Хьюэлбейн и едва увидел серый клинок за пеленою слез. Я слышал, как кричала Изольда, пока воины ее мужа убивали шестерых копейщиков Тристана, вставших на защиту своей госпожи. Я закрыл глаза.

Я не мог смотреть на Артура. Не хотел с ним говорить. Я пошел на мыс и там молился богам, призывая их вернуться в Британию, а пока я молился, керновцы отвели Изольду к заливу, где стояли две темные ладьи. Однако ее не отвезли назад в Кернов. Принцессу Уи Лиатаина, пятнадцати весен от роду, ступавшую босиком по волнам, девочку с голосом, призрачным, как шепот погибших корабельщиков, чьи души носятся над морем, не обретая покоя, привязали к столбу и навалили вокруг плавника, что в изобилии валяется на берегу Халькома, и здесь, под непрощающим взором мужа, сожгли живьем. Тело ее возлюбленного уложили на тот же костер.

Я не хотел ехать с Артуром. Не мог с ним говорить. Он отбыл, а я остался ночевать в темном пустом доме, где еще вчера спали влюбленные. Потом вернулся в Линдинис и рассказал Кайнвин о давней бойне на вересковой пустоши, когда во исполнение клятвы пролил невинную кровь. Я рассказал, как сожгли Изольду. Как она горела и кричала, а король Марк смотрел.

Кайнвин обняла меня.

– Ты знал за Артуром эту суровость? – тихо спросила она.

– Нет.

– Он один защищает нас от ужасов хаоса, – сказала Кайнвин. – Как ему не быть суровым?

Даже сейчас, закрывая глаза, я иногда вижу эту девочку, выбегающую из моря, белое платье, прилипшее к худенькому телу, улыбку, руки, протянутые к возлюбленному. Я не могу услышать чаячьи крики, чтобы не увидеть Изольду; ее образ будет преследовать меня до смертного часа, и там, куда моя душа отправится после смерти, она будет со мной: дитя, убитое ради короля, по закону, в Камелоте.