Гануман постоял с полминуты, глянул умными, добрыми глазами на Мали и Андре, как бы укоряя их в недоверии, и со всех ног пустился во дворец. Соскочили со стен и окон обезьяны, встретили посланца у ворот, стали оживленно что-то толковать на своем непонятном языке, потом вместе с Гануманом скрылись в воротах.
Прошло несколько минут. Миана стал было уже беспокоиться, не случилось ли чего с его любимцем, как вдруг послышался шум, и обезьяны появились снова; с ними был и Гануман. В сопровождении двух самых больших обезьян Гануман направился к своим господам. Робкие животные, пройдя полдороги, остановились; Гануман же продолжал путь и, добежав до Миана, ловко перекувырнулся несколько раз.
– Нам можно войти! – не задумываясь истолковал этот прыжок по-своему Миана.
Мали усмехнулся:
– Если так, идем. Но повторяю, будьте осторожны!
Путники направились ко дворцу, Гануман бежал впереди. Обезьяны робко сторонились, но ни малейшей враждебности не выказывали. Твердым шагом прошли приятели ворота и очутились в большом просторном дворе, на который с трех сторон выходили фасады зданий красивой, своеобразной архитектуры, а с четвертой – великолепная мраморная терраса. К террасе примыкал огромный зал с высоким золотым сводом, поддерживаемый чуть не сотней яшмовых колонн. Поразили путников и монументальные, выложенные мозаикой ворота – венец строительного искусства индусов.
На крыше невысокого павильона сидела старая-престарая обезьяна. Мали признал в ней вождя, почтительно поклонился и сказал:
– Привет тебе, божественный потомок бессмертного союзника Рамы! Мы осмелились проникнуть в твои владения, но, поверь, не с дерзким умыслом овладеть сокровищами, хранителем которых поставил тебя сам Шива. Молодежи моей очень хотелось поглядеть на замок и его чудеса. Дозволь им войти и провести ночь под твоим высоким покровительством.
Внимательно поглядел старый король на Мали, потом на его спутников, но, по-видимому, ничего не понял из красноречивой тирады старого заклинателя. Когда последний умолк, король поднялся, дружелюбно махнул раза два длинным хвостом и, обогнув медленными шагами крышу, скрылся со своей свитой. Словно по сигналу державшиеся до того в почтительном отдалении обезьяны ворвались во двор и обступили наших путников. Улыбающиеся рожицы, веселые ужимки и прыжки ясно указывали, что намерения у четвероруких были самые дружелюбные. Особенным вниманием они отличили Ганумана, а тот, видимо, все пытался разъяснить своим сородичам, кто эти странные существа, столь похожие на представителей благородного семейства обезьян.
Путешественники со своей стороны с любопытством разглядывали новых знакомых. Особенно забавляли Андре детеныши; более смелые, чем взрослые, маленькие проказники заигрывали с ним и дергали за платье. Матери, нежно прижимая к груди малышей, робко держались в сторонке, подальше от чужеземцев.
Мали, облюбовав себе удобное местечко, расположился на отдых, а Миана и Андре отправились в сопровождении новых друзей осматривать дворец. Пройдя ворота, они вступили в обширный двор с прелестным садом посредине. Налево стоял дворец; нижний его этаж огибала широкая веранда с мавританскими резными арками. Зал, в который вошли путники по невысокой, в несколько ступенек, лестнице, был от потолка до пола богато отделан позолоченной лепниной, инкрустацией и мозаикой из самоцветных камней, бирюзы, агата и кусочков зеркального стекла. Трудно передать словами эффект этого зала, когда в него проникали солнечные лучи и, играя на стенах, придавали хрустальным цветам блеск алмаза.
Верхний этаж, куда поднялись наши друзья, представлял собой изящную мраморную беседку. С одной стороны из огромных окон – вместо стекол в них были вставлены решетки, очень искусно высеченные из мрамора, – открывался роскошный вид на долину; широкая терраса с другой стороны выходила в сад и осенялась ветвями апельсиновых и гранатовых деревьев. Удивительно поэтичным был этот уголок и так пришелся по душе молодым людям, что они решили просить Мали позволить им устроиться здесь на ночлег.
За садом тянулся ряд дворцов, тоже замечательных строгой красотой линий и великолепными скульптурными украшениями. В одном из них стены были обделаны дощечками сандалового дерева с инкрустацией из слоновой кости и серебра; в другом обширные залы пересекались каналами, изливавшими свои воды в широкие бассейны, дно и стены последних были покрыты инкрустацией самых причудливых форм, изображавшей рыб, водяные растения, лотосы и разного рода фантастических чудовищ. Другие бассейны были выложены белым мрамором, окаймленным рамами из ляпис-лазури и агата, либо разрисованы миниатюрами, изображавшими охоту, сражения и мифологические сцены. Словом, в каждом дворце было на что посмотреть и чем полюбоваться.
На ночлег наши друзья расположились в мраморной беседке, куда обезьяны, следуя примеру Ганумана, натаскали им разных плодов из сада. Но вот стало смеркаться, и обитатели дворца разбрелись по своим местам. Остались бодрствовать лишь сторожевые обезьяны; путники заметили, что они всю ночь не слезали со стен, окружавших город.
Глава XII
Циклон
Только занялась зорька, наших друзей подняли на ноги обитатели дворца, приветствовавшие громким «гу-ry» появление дневного светила, и неутомимый Мали стал немедленно собираться в путь. Андре и Миана побежали в сад и с наслаждением выкупались в пруду с превосходной проточной водой, потом быстро собрали свои пожитки и пустились догонять Мали. Они нашли его на главном дворе; старик почтительно откланивался королю лангуров, который, не обращая на него ни малейшего внимания, с невозмутимым видом лакомился апельсином. Поклонились его величеству и молодые люди, затем вся компания направилась к воротам.
Любопытные обезьяны, как и накануне, не отставали от них ни на шаг; некоторые смельчаки проводили их даже до половины спуска с горы. Тут Гануман простился со своими сородичами. Испуская отрывистые гортанные восклицания, милые обезьяны с препотешными ужимками и гримасами обнимали друг друга.
– Право, можно подумать, что обезьяны лучше людей, – заметил Андре. – С тех пор как я покинул отцовский дом, разоренный злодеями, я не встречал людей, которых можно было бы сравнить с этими добродушными, гостеприимными лангурами.
– Да ведь обезьяны те же люди, – убежденно сказал Миана. – Было время, когда они умели говорить, как и мы. Доказательством тому прекрасные речи, с которыми царь обезьян, божественный Гануман, обращался к Раме. Они от слова до слова записаны в священных книгах и читаются в праздник Доссары. Но вот однажды, когда боги решали судьбу людей, одна обезьяна пробралась в рай и, притаившись, слышала все, что там говорилось. Ее заметили, но хитрое животное успело убежать и скрыться. Боги, не желая, чтобы люди узнали вечную тайну, отняли у обезьян дар слова или, по крайней мере, сделали их язык непонятным для людей. С той поры мы перестали понимать язык обезьян, но те по-прежнему прекрасно нас понимают.