Настроение общества, не говоря уже о широких массах, не благоприятствовало перевороту. Председатель центрального комитета к.-д. партии кн. П. Д. Долгоруков писал (в январе 1917 г.): «Дворцовый переворот не только нежелателен, а скорее гибелен для России, т. к. среди дома Романовых нет ни одного, кто бы мог заменить нашего Государя. Дворцовый переворот не может дать никого, кто явился бы общепризнанным преемником монархической власти на русском престоле». Долгоруков заключал, что переворот только превратил бы монархистов в республиканцев.
Измена бродила вокруг престола - измена, оправдывавшая себя патриотическими соображениями. Но к чести высшего общества, к чести Гвардейского офицерства, можно сказать: эта измена так и не воплотилась в жизнь: очевидно, какой-то остаток монархической лояльности удерживал одурманенные умы на пороге преступления.
В конце концов только та группа, которая заранее поставила себе целью свержение императора Николая II, продолжала разрабатывать планы дворцового или военного переворота. Об этих планах рассказывал тот же А. И. Гучков: «…Я ведь не только платонически сочувствовал этим действиям, я принимал активные меры… Провести это было трудно технически… план заключался в том (я только имен называть не буду),261 чтобы захватить по дороге между Царским Селом и Ставкой императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство… Надо было найти часть, которая была бы расположена для целей охраны ж.д. пути, а это было трудно». Трудности, по словам Гучкова, были не только технические: «у многих были известные принципы, верования и симпатии, для многих это представляло трагедию… требовалась с нашей стороны известная осторожность».262
Мягкий и приветливый по природе, государь мог быть резким и язвительным, когда это требовалось. М. В. Родзянко при одном из последних докладов стал повторять ему сплетни об «окружении государыни», о «темных силах» - государь прямо спросил его: «Что же, по-вашему, Я - первый изменник? « - и председатель Г. думы должен был смущенно пролепетать в ответ: «Ваше Величество - Помазанник Божий…»
Послы союзных держав пытались на него влиять в сторону уступок блоку. М. Палеолог (25 декабря 1916 г.) несколько раз пробовал навести разговор на внутренние условия России, говорил о сомнениях «в лучших умах»… Государь ответил: «Я знаю, что в салонах Петрограда царит большое возбуждение», - и не давая послу возразить, небрежно спросил: «А что делается с нашим приятелем, Фердинандом Болгарским? « - давая понять, что о русских делах говорить больше не намерен.
Английский посол, сэр Дж. Бьюкенен, в особой аудиенции (30 декабря) просил государя его выслушать. Государь сухо ответил: «Я слушаю». Английский посол стал говорить о «германских интригах», о «вредном влиянии Протопопова», о необходимости «заслужить доверие народа»… Государь ответил - это было в разгар кампании заговоров - «а не так ли обстоит дело, что моему народу следовало бы заслужить Мое доверие?» О «влияниях» он сказал: «Вы, очевидно, думаете, что я следую чьим-то советам, выбирая своих министров; вы совершенно неправы; я их выбираю сам, без посторонней помощи… До свидания, господин посол».
Сессия Г. думы была прервана до 12 января; но указом 5 января ее открытие было отложено до 14 февраля. Одновременно государь обратился с рескриптом к князю Н. Д. Голицыну, указывая, что первые задачи правительства - упорядочение продовольственных дел и транспорта. «Хочу верить, что деятельность Совета министров встретит помощь в среде Г. Совета и Г.Думы, объединенных единодушным и горячим желанием довести войну до победы. Благожелательное, прямое и достойное отношение к законодательным установлениям Я ставлю в прямую обязанность призванных Мною к государственному служению лиц».
В январе состоялся ряд дворянских собраний. Большинство присоединилось к резолюции Дворянского съезда от 30 ноября. Исключение составило Курское дворянское собрание, которое 18 января (большинством 119 против 6 голосов) приняло адрес государю, в котором говорилось: «смущены слабые сердца, мятутся страсти, и легковерные умы пытаются искать виновных в неудачах среди поставленного Вами правительства, в его переменах видят залог грядущего успеха… В эти черные дни присоединим ли мы наш голос» (к этим требованиям)… «Забудем ли мы заветы истории, примеры недавнего прошлого? Нет, Государь… Твоим доверием, а ничьим иным, неведомым и непостоянным, должны быть облечены призванные к верховному управлению люди…"263 Государь ответил, что это обращение «глубоко Его тронуло».
Монархические организации многих городов присылали государю свои записки и челобитные, высказываясь за роспуск Г.думы и за строгий контроль над общественными организациями. Русское собрание исключило из своей среды В. Пуришкевича, который оказался отвергнутым всеми своими прежними единомышленниками; «Земщина» назвала его «выжатым лимоном».
Правые круги не имели большого влияния в стране; но, в сущности, не имел его и блок. В стране действовали стихийные силы: «расходились широкие крути» после думских речей об «измене» и убийства Распутина - событий, глубоко поразивших народную психологию.
К этому времени - концу 1916 г. - относится высочайшее повеление о назначении сенаторской ревизии учреждений, ведающих предоставлением отсрочек лицам, призывавшимся на военную службу. Дело в том, что временные отсрочки давались не только должностным лицам, работа которых была необходима для правильного функционирования правительственных учреждений, но и многим лицам, работавшим в ряде общественных организаций.
Последние, получившие вскоре в военной среде название «земгусаров», часто развивали на фронте противоправительственную деятельность и являлись разносителями вредных слухов. Государь решил положить всему этому конец, пожелав прежде всего проверить основательность льгот, даваемых этим лицам, освобождавшимся от несения прямых обязанностей воинов на фронте. Во главе ревизии им был поставлен известный член Государственного совета, сенатор князь А. А. Ширинский-Шихматов, помощниками же его были назначены сенаторы А. В. Степанов и В. Брюн-де-Сент-Ипполит.
Война шла своим ходом. В конце декабря русские предприняли наступление на рижском фронте («единственное наступление, бывшее для нас неожиданным», - отмечает германский генерал Гофман). При сильном морозе, через замерзшие болота русские продвинулись в сторону Митавы. Но после недели боев наступление прекратилось. По слухам, в некоторых войсковых частях опять проявилось нежелание идти в атаку. Военные обозреватели объяснили, что этот «удар накоротке» должен был отвлечь германские силы от румынского фронта, и эта задача действительно была отчасти достигнута. Это было последнее наступление императорской армии.
19 января в Петрограде открылась междусоюзная конференция. Англию представляли лорд Мильнер и лорд Ревельсток, Францию - Думерг и ген. Кастельно, Италию - сенатор Шалойя; в конференции также участвовали послы соответственных стран. В русскую делегацию входили Н. Н. Покровский, ген. М. А. Беляев, ген. В. И. Гурко (заменявший М. В. Алексеева на посту начальника штаба во время его болезни), П. Л. Барк, Э. Б. Войновский-Кригер. Конференция продлилась до 7 (20) февраля. Ее задачей было установление общего плана для кампании 1917 г.
В русском обществе, которое за эти месяцы расценивало все события с точки зрения внутренней политики, ходили самые невероятные слухи. Говорилось, что союзники решили взять русскую власть «под опеку», назначить своих представителей в русский главный штаб, потребовать «ответственного министерства» и т. д. Союзных делегатов усиленно чествовали; в Москве им устраивались торжественные банкеты; в публике распространялись якобы произнесенные ими апокрифические речи.
На банкете в Петрограде (30 января) лорд Мильнер дал остроумный ответ на эти ожидания. Указав, что русское хлебосольство подвергает серьезному испытанию иностранных гостей, английский делегат выразил надежду на то, что «и умственные способности наши выйдут из испытания так же блестяще. В этой стране изумительных слухов такой доверчивый человек, как я, может кончить чуть ли не сумасшествием. Я часто вспоминаю анекдот Бисмарка, который рассказывал про одного приятеля, что, просыпаясь каждый день, он говорил: «нет, нет, нет», ибо, будучи человеком слабого характера, он боялся, что в течение дня он согласится на что-нибудь вредное для себя. У меня такое же чувство по отношению к вашим слухам». Лорд Мильнер заверил слушателей, что в «нашей конференции ничего сенсационного нет».