Ни вчера, ни сегодня я не приступал к своим занятиям. Не знаю отчего, только покамест еще не чувствую к этому никакого влечения. Вообще (чтобы быть вполне откровенным) то розовое настроение, в котором я находился вчера, когда писал Вам письмо утром, мало-помалу перешло в довольно серое, если не черное. Оттого ли, что мне очень неприятно было узнать о Ваших здешних неудачах, от шума ли, который, как я сказал выше, действовал мне на нервы, но только я провел очень скверную ночь и вследствие этого сегодня дурно себя чувствую. Знаете ли, милый друг, что я себя обвиняю немножко в том, что Вы теперь в Париже, который, если не ошибаюсь, совсем не подходит к теперешним требованиям Вашего здоровья. Ведь это я своими восторгами от Парижа надоумил Вас переехать из Вены сюда? Было бы в тысячу раз умнее, если б я как можно более рисовал перед Вашими глазами все прелести Италии, в которой Вы всегда хорошо себя чувствуете? Пожалуйста, не отвечайте на этот вопросительный знак, как и на все мои вопросительные знаки. Надеюсь, что когда я начну заниматься, то примирюсь со всеми своими преувеличенными сегодняшними сомнениями и сожалениями, но сегодня мне с утра все кажется, что не только для Вас, но и для меня было бы лучше, если б вместо Парижа мы очутились где-нибудь в более тихом и более роскошно обставленном в отношении климата и красот природы месте. С каким сожалением я думаю сегодня о незабвенной Viale dei Colli!
Я взял, себе место на пятницу в Grand Opera, a также в концерт Chatelet, где будет идти чудеснейший “Фауст” Берлиоза. Пожалуйста, дорогая моя, поезжайте в этот концерт. Усыпление Фауста и следующий за тем танец сильфов есть одна из гениальнейших музыкальных страниц всех веков и народов. Я с лихорадочным нетерпением буду ожидать воскресенья.
Потрудитесь передать Пахульскому, что теперь мой номер не 164, а 140. Я буду ожидать его в пятницу в два часа.
Ваш П. Ч.
25. Мекк - Чайковскому
1879 г. февраля 7. Париж.
Среда,
9 часов вечера.
Совсем напрасно, мой дорогой, милый друг, Вы обвиняете себя в моем приезде в Париж. Я приехала сюда потому, что очень люблю Париж (мои домашние даже трунят над моею страстью к нему), и теперь, когда мы имеем хорошее помещение, я вполне довольна и рада, что нахожусь здесь, да еще в двадцати шагах от Вас, мой несравненный друг. О потерянных трех тысячах я и не думаю, также как прошу и Вас забыть о них. Без неудач жизнь не бывает, и если бы все неудачи в жизни были денежные, то она была бы очень легка и хороша. Нехорошо вот мне только то, что Вам неудобно, мой хороший, милый Друг, и я прошу Вас убедительно сходить с Пахульским взглянуть помещение на place Vendome. Это самое тихое место в центре Парижа, и помещение должно быть недурно, а о цене, пожалуйста, мой дорогой, не думайте и не беспокойтесь. Как бы ни была велика цена, но расход на одного человека при моем огромном семействе всегда будет вздором, ничтожеством, следовательно, прошу Вас, сделайте мне удовольствие, отбросьте этот вопрос в сторону и устройте только так, чтобы Вам было хорошо и покойно заниматься.
На воскресенье в Chatelet и у меня есть билет, хочу достать и на пятницу в Grand Opera, но в кассе мало дают надежды.
Очень благодарю Вас, милый друг, за присылку письма Стасова. Оно занимательно, но по письму мне не нравится человек. Посылаю газеты и книги, какие есть. Как мне хочется, чтобы Вы повеселели и устроились хорошо и уютно. Всем сердцем Вас любящая
Н. ф.-Мекк
26. Чайковский - Мекк
[Париж]
8/20 февраля 1879 г.
Благодарю Вас, милый друг, за вложенное в письмо и за самое письмо. Я вполне доволен своим помещением и вчера провел очень приятный вечер благодаря тишине и вполне достаточной комфортабельности. Радуюсь от всей души, что Вам хорошо. Сегодня начну заниматься.
За книги премного благодарен.
Ваш П. Чайковский.
27. Чайковский - Мекк
Париж,
10/22 февраля [1879 г.]
Суббота, 5 часов.
Уж я вчера порывался писать Вам, милый друг, но удержался. Сегодня же мне очень захотелось побеседовать с Вами.
Не знаю еще, пошлю ли Вам письмо завтра, но, когда бы Вы ни прочли то, что теперь пишу, все равно. Прежде всего мне хочется сказать Вам, что я очень хорошо устроился, очень доволен своей квартиркой и завел известные порядки, так что образовался уже правильный строй жизни. Занимаюсь я утром. В двенадцать часов отправляюсь завтракать и делаю небольшую прогулку. Возвращаюсь домой и опять занимаюсь. В шесть часов иду обедать, гуляю и около девяти прихожу домой, чтобы читать, писать письма, иногда пить чай. Вчера был в театре и тщетно искал Вас среди лож. Сегодня от Ивана Васильева узнал, что Вы не были, но здоровы. Подозреваю, что Вам не хотелось облачаться в бальные туалеты, которые здесь в ложах de rigueur [обязательны]. Как это глупо, что у них слушание оперной музыки сопряжено с фраком, белым галстухом, платьями decollete и т. д. “Фрейшюц” доставил мне большое удовольствие. В некоторых местах первого действия, которое я люблю больше всего, я испытал глубокое наслаждение. Конец у них скомкан, и, бог знает почему, выпущена роль пустынника. Кpаусс была очень хороша и чудную арию второго действия спела очень увлекательно. Я видел также первые две картины японского балета, который показался мне очень скучен, и ушел я, не дождавшись конца. Кроме этого спектакля я нигде не был, хотя сбираюсь посетить некоторые театры и в особенности интересуюсь знаменитым “Assоmоir'ом”. Но, вообще говоря, сверх ожидания в театр меня тянет очень мало, и я предпочитаю вести здесь жизнь такую же тихую, как во Флоренции и Швейцарии. В конце концов я прихожу к заключению, что моя любовь к Парижу зиждется на воспоминаниях. В первой молодости мне случилось особенно приятно провести здесь два месяца (это было в 1861 г.), и с тех пор я испытываю всегдашнее тяготение к Парижу. Но если разобрать хорошенько, то выходит, что моим потребностям и вкусам гораздо более отвечают такие тихие приюты, какими изобилуют Италия и Швейцария. Словом, я здесь нисколько не скучаю, мне приятно иметь возможность бывать в театрах и концертах, но... я гораздо счастливее был на Viale dei Colli. Нечего и сравнивать!
Занятия мои идут успешно. Я занят в настоящую минуту большим ансамблем третьего действия (септет с хором), который представляет большие технические трудности. Первая часть этого септета уже готова. Если я не ошибаюсь, она удалась. Прогулки по блестящему, шумному Парижу имеют очень благоприятное свойство. Разнообразием предметов и впечатлений они развлекают и заставляют забывать на время главный предмет забот, т. е. отделку подробностей той или другой музыкальной мысли. От этого, может быть, мне так легко далась вещь, от которой я ожидал большого утомления. За книги и ноты усердно благодарю Вас. Опера Гофмана мне нравится весьма мало. Чистая техника, кажется, ее единственное абсолютное достоинство. Остальные чисто отрицательного свойства: она не длинна, не имеет претензий, не тяжеловесна, как опера Гольдмарка, не пошла.
Вчерашней работой Пахульского я доволен. Во всяком случае, она-большой шаг вперед в сравнении с той неумелостью, которою отличались его прежние опыты. Но все-таки я ожидал несколько большего, т. е. в количественном отношении, и рассчитывал на целую сонату, тогда как он принес мне лишь одну часть. Обещается здесь написать остальные.
Вечером. 10 часов.
Проиграл третье действие оперы Гофмана и остаюсь при первом мнении. Если опера имеет успех, то думаю, что это благодаря легкости стиля и милому либретто.
Не спрашиваю у Вас ничего и не жду ответа. Знаю, что Вы здоровы. Письмо это пошлю завтра утром. Думаю, что Вы будете завтра в Chatelet. Очень рекомендую Вам “Фауста”. Будьте здоровы, дорогой друг.
Ваш П. Чайковский.