Читать интересную книгу Тернистый путь - Леонид Ленч

— Они у него мохнатые! — печально сказала жена архитектора. — Как волнушки. У меня такое впечатление, будто он нашел свои уши в лесу под елкой.

Софья Максимовна радостно и хищно засмеялась и чмокнула Лизу в щеку.

— Боже мой, какие пустяки! Наплевать вам на его мохнатые уши. Ведь он нужен нам с вами лишь как пешка для игры!

Когда через час Петр Николаевич, Бобик и Тобик — усталые, голодные, веселые — вернулись с прогулки, Елизавета Георгиевна сухо объявила им, что ужинать и смотреть телевизор они будут одни — у нее болит голова. Постель для Петра Николаевича была накрыта на веранде. Он отправился объясняться, но дверь супружеской спальни оказалась закрытой на замок.

Так было пущено под откос семейное благополучие четы Букасовых.

Безумно ревнуя мужа к таинственной блондинке из бассейна, но даже не пытаясь — из гордости! — объясниться с ним, Елизавета Георгиевна каждый вечер демонстративно уходила гулять с влюбленным и невыносимо красноречивым режиссером Голубцовым.

Глядя прямо перед собой, чтобы не видеть его мохнатое, розовое, противное ухо, жена архитектора слушала путаные рассуждения режиссера об условном на театре и думала, что она, безусловно, несчастная женщина. Высокие, розовые сосны тревожно шумели вершинами.

Петр Николаевич вел себя столь же неумно. Вместо того чтобы поговорить с женой откровенно обо всем и укротить настойчивого Голубцова, он тоже гордо замкнулся в себя. Купаться в бассейне на предмет укрепления нервной системы бросил, весь день проводил на стройке, хотя нужды в этом не было, домой на дачу приезжал поздно, почти ночью, и сейчас же тихо укладывался спать на веранде. Все ждал, что Елизавета Георгиевна подойдет и первая начнет объяснения. А она не подходила и не начинала!

Немытый и нечесаный Тобик превратился в жалкого заморыша со свалявшейся грязно-серой шерстью с неопрятными подтеками у запущенных глаз.

Однажды — это было через неделю после рокового визита Софьи Максимовны — Петр Николаевич приехал вечером из города голодный, злой и разбитый.

Дома оказался один Бобик. Он сидел в столовой за столом и, вкусно хрупая, истреблял кукурузные хлопья с молоком. Покосившись на вошедшего отца, он придвинул к себе тарелку и захрупал громче.

— Где мама? — спросил архитектор, тяжело опускаясь в плетеное кресло.

— За ней зашла Клиппсиха и этот ушастый дядька, и они ушли гулять!

— Та-ак! А что у нас на ужин?

— Кукурузные хлопья. Хочешь? — Бобик великодушно протянул отцу ложку. — Вкусно!

Но мало! Больше ничего нет, сынок?

— Больше/ ничего нет. Папа, ты нарочно такой небритый или нечаянно?

— А почему Тобика не видно и не слышно?

Он куда-то убежал!

— Та-а-ак! Ну, кончай скорей свои хлопья, бедный сын мой, будем телевизор смотреть!

— Телевизор сломался!

Больше вопросов не имею! — развел руками архитектор, поднялся и взял шляпу

— Ты куда, папа?

— Я пойду тоже, погуляю.

Он вышел на главное шоссе и лишь четверть часа спустя понял, что идет по направлению к поселковому гастроному «Меня ведет инстинкт голода!» — горько подумал архитектор

Вот и веселенькое желтое приземистое здание магазина. Возле магазинных дверей сидит грязная, лохматая, до невозможности несчастная собачонка. Входящих в магазин она пропускает молча, но каждого выходящего со свертками встречает жалобным тявканьем… Боже мой, да ведь это Тобик!

Все перевернулось в душе у Букасова. Тобик, просящий подаяние у дверей поселкового гастронома, нет, это уж слишком!

…Урча и повизгивая от наслаждения, Тобик пожирал четвертую сосиску. Архитектор стоял рядом с ним и меланхолически жевал любительскую колбасу, нарезанную крупными ломтями перочинным ножиком Они оба были так увлечены, что не услышали, как к ним тихо подошла Елизавета Георгиевна.

— Что ты тут делаешь? — спросила архитектора жена архитектора.

— Кормлю несчастного Тобика! — точно ответил Букасов. — И кормлюсь сам.

— Пойдем домой!

— Пойдем!

Таким людям, как муж и жена Букасовы, очень трудно бывает начать объяснение, но, начав, они распутывают все самые сложные узлы с завидной быстротой и легкостью. Когда архитектор и его жена подошли к повороту на свою аллею, все между ними было уже выяснено. Интересная блондинка из бассейна оказалась инструктором по плаванию и нырянью, мастером спорта и к тому же бабушкой, внуки которой, в свою очередь, уже успели стать мастерами спорта. Над мохнатыми ушами и красноречивыми рацеями режиссера Голуб-цова супруги потешились вволю.

Они шли взявшись за руки и вдруг увидели идущую к ним навстречу Софью Максимовну Клиппс. Она улыбалась, и ее ехидно-значительная улыбка означала: рано обрадовались, голубчики!

Тогда Букасов нагнулся к Тобику, важно перебиравшему своими маленькими ножками в лохматых, неизъяснимо грязных «штанах», и тихо, так, чтобы никто другой не слышал, произнес короткое, понятное только хозяину и его собаке слово — нечто среднее между «куси» и «взы»! И кроткий Тобик мгновенно преобразился в злобно-рычащий, лающий, подпрыгивающий на месте и задыхающийся от ярости комок шерсти! Казалось, что у него лает, рычит и задыхается каждая его шерстинка.

— Уймите вашу собаку! — нервно сказала Софья Максимовна. — Я не могу к вам подойти. Я боюсь!

Однако Тобик не унимался. Он выполнял приказ.

Когда оскорбленная в своих лучших намерениях Софья Максимовна надменно удалилась, Букасов взял продолжавшего по инерции содрогаться и рычать Тобика на руки, а Елизавета Георгиевна погладила его по спине и сказала:

— Спасибо, Тобик!

ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ПРИЕМ

(Из услышанных разговоров)

В кондитерской на Петровке встретились две молодые женщины. Одна — блондинка, хорошенькая, другая— брюнетка, так себе. Встретились и защебетали:

— Наташа!

— Надюша!.. Здравствуй, милая!.. Как я рада тебя видеть!.. Обожди, я тебя вымазала, дай сотру!.. Отойдем в сторонку, а то затолкают!.. Вот сюда!.. Ну, рассказывай!

— Нет, ты сначала Только прежде всего ответь, как человек — человеку почему ты не звонишь?

— А почему ты не звонишь?! Я ведь такая закрученная, такая заверченная!

— Она — закрученная, она — заверченная! А я, по-твоему, не закрученная?! Давай признаем в порядке самокритики, что мы обе хороши. Подруги, называется! Живем в одном городе, а встречаемся раз в год, и то случайно.

— Москва, Надюша!

— Не вали на Москву, не вали! Имей мужество признать ошибку

— Ты, я вижу, все такая же!.. Ладно, признаю. И бог с ней, с самокритикой. Давай говори про себя все. Как живешь, Надюша, что делаешь, чем дышишь?

— Живу хорошо, делаю общественно полезное дело, дышу воздухом. А если конкретно, то по-прежнему преподаю английский язык своим душкам военным. А ты?

— По-прежнему преподаю русский язык!

— По общественной линии, значит, все выяснили. Переходим — личное. Как с личной жизнью, Наташка?

— А у тебя?

— У меня — никак! Холостячка, как была! А ты?

— А я замуж вышла!

— Что ты говоришь? Поздравляю, Наташенька!.. Нет, ничего, у меня химическая, без следов!.. За кого же это тебя угораздило?

— За моего ученика!

— Как?.. За мальчика?!

— Ну, он не совсем мальчик. Ему — двадцать семь. Я ведь теперь преподаю в институте иностранцам… в общем, студентам и аспирантам. Ну и вот… в общем, он у меня чех. Его зовут Зденек.

— Боже мой, какая новость! Расскажи же, как это все получилось у вас?

— Так вот и… получилось!

— Обожди! Роман у тебя был с ним?

— Как тебе сказать… скорее не роман, а… такой, в общем, педагогический случай… Мне, в общем, много пришлось повозиться с ним!..

— В каком плане повозиться, Наталья?

— В плане чисто педагогическом. Понимаешь, он у меня в группе был самым отстающим. Такой тупица, ужас! Другие уже свободно разговаривают, и с грамматикой у них все в порядке, а Зденек всю группу тянул вниз. У меня даже неприятности из-за него были с дирекцией. Представляешь?

— Представляю!

— Ну и вот… я решила его обязательно вытащить. Стала с ним индивидуально заниматься. Он даже домой меня ежедневно провожал из института, чтобы по дороге для практики разговаривать по-русски. По воскресеньям тоже встречались… для практики. И в театры я его водила для практики, главным образом в Малый, на Островского. Так потихонечку, полегонечку и…

— Вытащила?

— Не то что вытащила, а, понимаешь, сама попалась… влюбилась в него без памяти… Ну а потом… он объяснился, конечно!

— По-русски объяснился?

— По-русски для практики. И можешь себе представить — без одной ошибки все сказал, как надо! И произношение отличное! И вообще оказалось, что Зденек — ты подумай, какой хитрец! — лучше всех в группе знает русский язык и лишь притворялся, что плохо знает. Чтобы встречаться со мной частным образом. Чтобы, значит, я с ним индивидуально занималась. А я, дуреха, не могла сразу разобраться. Потом-то разобралась, да уже поздно было! Ты что такая мрачная стала, Надюша?