Уже давно, с прошлого века, в нашей исторической литературе поднят вопрос о характере древней России, о ее отношении к новой. Уже давно некоторые писатели наши, оскорбленные упреком иностранцев, а также и русских, вторивших этим упрекам, старались показать, что предки наши и до XVIII века не были варварами. Для этого они старались доказать, что предки наши издавна имели законы, много похвальных обычаев, промышленность, вели торговлю, и даже очень обширную, оставили нам множество письменных памятников и т. п. Но эти доказательства убеждали не многих, ибо возражать на них было легко. Турки, персияне, китайцы, индейцы имеют законы, похвальные обычаи; занимаются с большим успехом известными отраслями промышленности, ведут торговлю, хранят в архивах своих много письменных памятников и, несмотря на все это, слывут варварами; во-вторых, в древней России легко было найти много таких явлений, которых никак нельзя было защитить. Варварство и не варварство народа в известную эпоху его бытия определяются по другим признакам: варварский народ тот, который сдружился с недостатками своего общественного устройства, не может понять их, не хочет слышать ни о чем лучшем; напротив, народ никак не может назваться варварским, если при самом неудовлетворительном общественном состоянии сознает эту неудовлетворительность и стремится выйти к порядку лучшему; при этом, чем более препятствий встречает он на своем пути к порядку, тем выше его подвиг; если он преодолевает их, тем более великим является такой народ перед историею. Итак, были ли наши предки варварами?
Брошенные на край Европы, оторванные от общества образованных народов, в постоянной борьбе с азиатскими варварами, подпадая даже игу последних, русские люди неутомимо совершали свое великое дело, завоевывая для европейско-христианской гражданственности неизмеримые пространства от Буга до Восточного океана, завоевывая не оружием воинским, но преимущественно мирным трудом, русский народ должен был сам все создавать для себя в этой стране, дикой и пустынной. Находясь в обстоятельствах самых неблагоприятных, предоставленные самим себе, предки наши никогда не утрачивали европейско-христианского образа. Ни один век нашей истории не может быть представлен веком коснения; в каждом замечается сильное движение и преуспеяние. После сильного движения, имевшего следствием намечение границ государственной области, собрание племен, с одной стороны, и принятие христианства — с другой, наступает период, знаменуемый господством родовых княжеских отношений. Князья борются друг с другом вследствие своих родовых счетов; а между тем дело внутреннего порядка идет вперед: христианство распространяется; общество постоянно выделяет из среды себя людей, которые словом и делом дают силу нравственным началам. Славяно-русская колонизация распространяется все далее и далее на северо-восток, основываются города, населяются пустыни. Народонаселение из племенного быта переходит в областной, находит средоточие свое в главных городах областей, стольных городах княжеских. И эти области, несмотря на видимую особность свою, имеют общее средоточие, имеют общий главный интерес вследствие этих же родовых княжеских отношений; потому что благодаря единству княжеского рода и происходящему отсюда перемещению князей с одного стола на другой перемена, происшедшая в Киеве, отзывается в Чернигове, Смоленске, Новгороде и Суздале, и поэтому все части России живут одною общею политическою жизнию.
Несмотря на громадные пространства, на которых рассеялось русское народонаселение, в нем все более и более укореняется сознание о своем единстве. Южная, днепровская Русь сходит с главной сцены; на ее место выступает Русь Северная, с новым характером, с новою деятельностию; начинается собирание Земли, утверждение единовластия. Оканчивается это трудное дело. Новое государство Московское, продолжая борьбу с Азиею, в то же время обращает взоры на Запад, к тем европейским государствам, которые были поставлены в более благоприятные обстоятельства, и старается усвоить себе плоды цивилизации. Но и тут новые трудности, требующие новых подвигов. Россия должна завоевывать плоды европейской цивилизации, ибо соседние государства, боясь ее могущества, не хотят допустить ее до свободного пользования этими плодами. Польский король Сигизмунд-Август так писал английской королеве Елизавете о причинах, заставивших его препятствовать нарвской торговле: «Московский государь день ото дня увеличивает свое могущество благодаря тому, что получает он чрез Нарву, ибо сюда привозится оружие, до сих пор ему неизвестное, мало того, сюда приезжают сами художники и привозят к нему свое искусство — эти средства доставили ему возможность побеждать всех. Вашему величеству, конечно, известно его могущество. Мы до сих пор побеждали его тем только, что он был лишен искусства, не знал цивилизации. Но если приход кораблей к Нарве будет продолжаться, то что останется ему неизвестным?»
И вот русские /поди с берегов Волги, где боролись со гнездом татарских хищников, должны были отправляться в поход на запад, к берегам балтийским, чтобы завоевывать цивилизацию, чтобы иметь возможность не бояться Азии. Таким образом, эти мнимые варвары являются пред историею борцами за цивилизацию и на Востоке, и на Западе; а когда наступили внутренние смуты, какую способность к очищению показали русские люди, какие подвиги совершили, какие жертвы принесли! А потом этот громкий вопль, слышимый в продолжение XVII века, вопль против общественных и нравственных беспорядков, неутомимое искание средств выйти из положения, недостаточность которого была сознана, и наконец отыскание этих средств — вот подвиги предков наших, пред которыми благоговейно и признательно должны мы преклоняться. Вечная слава им за то, что они не умели помириться со злом; что они постоянно и неутомимо искали выхода к добру.
Но если подвиг тем выше, чем более препятствий к его совершению; если подвиги предков велики, потому что они постоянно должны были вести тяжелую борьбу с азиатскими ордами, потому что русский славянин, населитель и цивилизатор неизмеримых пустынных пространств Восточной Европы и Северной Азии, должен был одною рукою вести плуг по земле, им очищенной, а в другой держать оружие для защиты себя и своего благодетельного труда от степного хищника; если для предков наших с этою тяжелою борьбою против Азии соединялся еще более тяжелый труд установления внутреннего порядка — дела трудного, медленного уже по самой громадности государственного тела; если древних русских людей можно назвать передовым отрядом европейско-христианских народов, отрядом, выставленным на самое опасное, самое трудное место, где он беспрерывно должен бороться с врагами, подвергаться в то же время непогоде и всякого рода лишениям, то когда по совершении трудного подвига эти передовые люди возвратятся, чтобы занять заслуженное ими почетное место, неужели вместо удивления к их подвигам мы станем укорять их за то, что они явятся перед нами в непривлекательном виде, израненные, покрытые пылью и кровью? Древнее русское общество имеет, бесспорно, много черных, непривлекательных сторон, но должны ли они смущать нас, когда мы знаем, что предки не мирились с этими сторонами, искали средства избавиться