угадывался рельеф.
Ему вдруг стало душно. Душно и муторно, как бывает, когда в нос и горло попадает морская вода. Он даже почувствовал вкус ее, прижал ладонь к гортани, как бы помогая дыханию, и судорожно сглотнул.
Белая ткань съезжала вниз, словно кто-то тянул ее за другой конец, словно готов был этот кто-то явить миру блистательный милосский мрамор, но нет! Извиваясь, скользил, шевелился, сверкал змеиной чешуей черный клубок, и высвечивалось в сердцевине его удлиненное, жестокое, будто вырезанное на гипсе лицо. Гадкий йодистый запах водорослей подкатил ко рту.
– Ну что же вы, что же, я жду, – брызгами летели слова, тянулись, манили бурые склизкие руки, и взгляд зеленых прозрачных глаз ударил ему в лицо, как прибой.
УЗЕЛЬЦЫ ТРИ ЗЛАТА
Записки о паломничестве в Бари.
Я люблю ездить в паломничества. В короткие, как, например, в древнюю деревенскую церквушку под Новгородом, в долгие – в таинственные пещеры Инкермана и почти недосягаемые горные монастыри Пелопоннеса, счастливо сочетая духовную пользу со страстью к истории и полным незнанием географии. Люблю путешествовать одна, произвольно меняя маршрут и пристраиваясь вдруг к группе тетушек с круглыми славянскими лицами и в люрексовых платках, семенящих за деловито шагающим молодым батюшкой, и, стоя в разноязыкой толпе, петь с ними акафист. Но интереснее всего и «пользительнее» паломничать с теми, кого любишь. Мне Бог дал, по великой милости своей, дружбу с воспитанницами приюта «Отрада» Черноостровского женского монастыря города малоярославца. Не раз и не два присоединялась я к этой замечательной компании в их поездках.
В декабре на праздник Николы Зимнего оказались мы вместе в итальянском городе Бари, который восьмой век хранит мощи великого святого. Почти зримым участником нашей экспедиции стал знаменитый русский путешественник Василий Григорович-Барский, чьи «Странствия по святым местам Востока» придали всему, что произошло с нами в Бари, колорит и глубину.
Глава 1
Тепло и bello. Вверх по витому балкончику карабкается Санта-Клаус в красных пижамных штанишках, на витринах рассыпались бумажные звезды, склонились над пустой колыбелькой цветные фигурки… Не прогнал декабрь жителей Бари с улочек, для большей близости скрепленных круглыми арками, узеньких, каменных, похожих на коридоры коммунальных квартир.
На застланном клеенкой столе женщины в пестрых платьях чистят овощи, ловко огибая тазы несутся мотороллеры – presto! – в тарелках, расставленных прямо на мостовой, плавают, распахнув створки, ракушки, топорщат мокрые иголки морские ежи, свернулся в ведерке упавшей звездой осьминог. От окна к окну, как флаги и транспаранты, колышутся простыни; присел в уличном кафе выпить cappuccino – прямо перед тобой свисают бесстыдно расстегнутые джинсы. Из маленьких угловых ниш выглядывают игрушечные мадонны. С гладких глянцевых веток свисает крепенький лимон, размером чуть больше грецкого ореха, – так и тянет обхватить ладонью его пупыристую прохладную поверхность. Пахнет стиральным порошком и морской солью. Вместе с улочкой сбегаешь к морю. Прозрачная волна бьет о парапет полоску перепутанных водорослей, фонари на тонких стебельках бегут вдоль набережной, ветер холодит лицо, йодистый, терпкий, манящий.
Я кружу по средневековому плетению улиц, башенок и мраморных раковин с тоненькой водяной струйкой, тщетно пытаясь остановиться и приступить наконец к рассказу.
«Стоитъ же Баръ-град на веселомъ полю, далече от горъ, яко едва зрятся отъ тамо, на мъстъ равномъ, пъщистомъ, на самом брезъ, яко отъ единия страни ограду его омочаетъ волна морская. Строениемъ костеловъ, монастирей и домовъ естъ лъпотенъ, народу въ себъ живущего иматъ много, такожде и отъ приходящих на поклонение по морю и по суху естъ множество. Градъ той оградою каменою огражден естъ лъпо, съ врати отъ камене съченого зданними»*.
Поздним воскресным вечером в июле 1724 года у городской стены, привалившись спиной к корявому стволу оливы, сидел усталый паломник в черном запыленном плаще и соломенной капелюхе. Последние версты перед Бари пришлось брести по каменистой, осыпающейся кромке берега. Течет в каменные ворота людской поток: такие же, как и он, богомольцы, увешенные образками из обители, кою уже посетили, нищие вереницей, солдаты на костылях, рыбаки со свежим уловом, торговцы с корзинками, монахи на осликах с впалыми боками. Уныло глядит им вслед Василий
* Здесь и далее цит. по: Григорович-Барский В. Г. Странствия по святым местам Востока. Часть I. м., 2004.
Барский – на ночном переходе пропали у него документы дорожные. «Паломник без патентов, – вздыхает он, – что воин без оружия, что птица без крыл, что древо без листвия». Предстояло пешеходцу, переночевав в придорожной гостинице, поутру несолоно хлебавши двигаться в Рим. Но не могло так бесславно за-кончиться двухлетнее путешествие Барского, давно, с юности, замысленное. «Протихомъ зъло прилежно всехъ стражей, глаголюще, яко ми отъ толъ далечайшихъ странъ не возлънихомся приити, да видимъ и лобизаемъ мощи угодника Божия, нынъ же тщи отходимъ въ желании…»
Глава 2
Как обычно, мы примкнули к группе воспитанниц приюта «Отрада» и вкупе с ними присоединились к большой компании, объединяющей паломников из разных городов. Спустившись с трапа, слегка возбужденные и чуть заметно тронутые эйфорией теплого чужого воздуха, мы радостной гурьбой кинулись к пас-портному контролю.
Толя, как положено единственному мужчине в шелестящей девичьей компании, шел замыкающим. Тут все как раз и замкнулось. Облокотившись на окошечко паспортной будки, он обернулся ко мне и сделал рукой театральный жест: «мне придется улетать завтра». Я замужем 28 лет, ему меня ничем не удивить. Удивилась я девушке в Домодедове, которая, открыв Толин паспорт, не заметила, что его виза заканчивается на два дня раньше, чем у всей группы.
У синей ленточки, отделяющей территорию Италии от ничейного транзитного зала, волновались полицейские. Ни нравы Домодедова, ни привычки моего мужа не укладывались в стройную систему их взглядов. Толе предстояло переночевать в гостинице, утренним рейсом вылететь в Рим и оттуда несолоно хлебавши возвращаться в Москву. Отец Владимир, настоятель православного собора в Бари, единственный, кто располагал официальным статусом русского, бросился на помощь. Он просил продлить визу на недостающие дни, обещал взять «нарушителя» на поруки, клялся, что ни на шаг не отпустит от группы…
Остальные получили багаж и двинулись автобусу. Я добежала до нашей группы, которая тревожно топталась у чемоданов.
– Мать Серафима, у нас проблема. Анатолий Михайлович забыл…
– Молимся за Анатолия Михайловича, – быстро скомандовала мать Серафима, повернувшись к детям. – Что забыл?
– Забыл, что виза заканчивается, – выдохнула я. – Будем бороться.
Мать Серафима, ахая и сокрушенно кивая, повела воспитанниц к автобусу.
Анатолий Михайлович скромно сидел на стуле опустив глаза. Вокруг него собрался консилиум. Главный полицейский аэропорта, высокий