девочка, девочка! Девочки — это дар богов, боги дали — боги забрали. Лехш забрал тела детей и молча унес, я не спрашивал, где он их похоронил.
Настя просила остановиться нас, там на поляне, не убивать тени, но мы ведь видели, что это тьма и смерть, как мы могли допустить вероятность опасности для нее!? У меня столько вопросов, а посоветоваться не с кем. Здесь на земле нет богов тьмы, я не могу обратится к ним за советом, как нам сохранить нашу девочку и не скормить ее тьме?! Через Настю с нами разговаривал свет! Свет мать его забрал самое дорогое — наших детей!
В груди дыра, чувство что покинула жизнь меня! Что будет с Настей когда она проснется? Она знает, что произошло, может поэтому не хочет просыпаться. Мы виноваты, что не уберегли ее и детей, не услышали её мольбу — остановится. Лехш лежит рядом и прижимает нашу девочку к себе. Лечит ее. Волосы у малышки стали седыми. В ней сейчас света совсем нет, жизненной энергии так же очень мало.
Думаю. Что значит "свет должен поглощаться тьмой"!? Света и так мало, во всех вселенных кроме звёзд, почти не осталось открытых источников светлой магии, носителей света так же очень — очень мало. Тьма сожрала всех магов, целителей — всех, кто обладал светом! Остались только за капсулированные планеты с разными источниками силы, такие как Земля.
— Надо возвращать Мола. — Лехш поправляет теплые шкуры, что укрывают Настю. Встаёт — разминает мышцы, он из нас троих оказался самым уравновешенным, его боль не была меньше, чем у нас с Молом — нет. Он взял ответственность за ту которой сейчас было хуже, чем нам троим.
Помимо душевной потери, у Насти потери на физическом и энергетическом уровне. А как скажется потеря детей на ее психике — не известно вовсе. Ее груди уже были полны молока — Лехш убрал молоко так же магически, как и с плотью детей.
— Ты слышишь меня? Мол может не вернуться в разумный вид. Пошли его ловить, усыпим, а там видно будет. Да очнись ты от своих дум! — Лехш бьёт меня со всей силы в челюсть. Я переворачиваюсь и отлетаю вместе с креслом метра на три, хорошо он мне врезал — челюсть болтается, сломал.
— Очнись, твою мать! — орет.
Встаю, поправляю челюсть, покрываюсь хитинами и вот уже стою в виде арахнида, вдоль головы-туловища сверкают красные разряды энергии. Не говоря ни слова иду на выход из гнезда, Лехш следует за мной коричневой махиной своего монстра. По ощущениям Мол сейчас без сил валяется где то в ущелье, вроде живой, только без сознания. Гнездо начинает потихоньку сыпаться, весь запас энергии боги забрали вместе с детьми. Нет больше тут духа "сим-сим откройся" как смеясь говорила Настя.
Решено. Уйдем от сюда, построим новое гнездо, и девочка наша будет опять смеяться и петь нам колыбельные и детей … больно … про детей пока думать не буду.
Мол лежит на краю обрыва, весь в крови, лапы все переломанные, бивни, зумы все переломано, хитины торчат во все стороны, вид у него как после выжимки фрукта в соковыжималки, но он живой. Видно, что он остановил своего монстра из последних сил, чтоб монстр не сбросил их с обрыва и не разбил бы к херам Мола об скалы. Слабое место у самого жестокого монстра оказалось наша девочка, из нас троих он самый ревнивый до нее, так еще и детей потеряли, а вид ее крови он не пережил вот и сорвался, видимо хотел покончить с собой, на последней крохе разума удержался. Эх… все-таки он младший.
— Шарх, трансформируй его, и быстрее возвращаемся, у меня запаса энергии очень мало осталось, нужно еще Настю восстанавливать, поторопись — и как ему удается в такой ситуации рассуждать, быстро и разумно, подхожу к обрыву и самому спрыгнуть хочется, чтоб не чувствовать боль в груди. Застываю на краю пропасти.
— Мол, да бля… не смей думать о смерти, у нас наша девочка на руках без сознания, гнездо рушится, а она там одна, давай уже двигай клешнями быстрее, очнись гребаный урод! — Лехшу приходится самому оплетать Мола паутиной в кокон, заваливает к себе на спину и быстро бежит к гнезду обратно. А я так и стою на краю пропасти. Наши дети, моя малышка… что это — слезы? У паука?!
— Шерх! Настя в себя приходит, мы ей нужно! хватит себя жалеть! Мяса принеси в гнездо — надо хорошо её покормить, «сим-сима» больше нет в гнезде, самим придется готовить! Сука я тебя сам сейчас добью и твои кишки намотаю на скалы, очнись утырок! — уже орет мне ментально Лехш.
Вздрагиваю, Настя, малышка — несусь за дичью, мой луч света, моя жизнь, сейчас, сейчас…
16
Вокруг туман, густой и вязкий туман, как кисель, я брожу, ноги замерзли — кажется я хожу по льду босиком. Мои руки держат, кто-то не видимый, не осязаемый, рядом никого нет, только тепло идет от ладоней по всему телу, меня ведут.
— Кто ты? — шепотом спрашиваю я.
— Кто ты? — отвечает мне эхо.
— Помоги — прошу шепотом я у того, кто дает мне тепло через кисти рук — мне так холодно!
— Холодно… холодно… — вторит мне эхо.
Нет конца льду под ногами, нет конца тумана, я устаю и сажусь прям на лед. На мне одета тонкая льняная сорочка, ложу руки на плоский живот, дети — их больше нет. Слезы катятся по моим щекам, вокруг начинают кружить снежинки. На плечи ложится теплая вуаль, точнее я не вижу вуали, не чувствую ее, но мне становится немного теплее, как будто на мне теплая шаль. Тепло касается двух рук. Кажется, меня пытаются тянуть за кисти, чтоб я продолжала свой путь. Никого рядом нет. Хорошо пройду еще чуть-чуть, не верю, что выберусь от сюда, но так настойчиво тянут.
Кто ты? Кто ты, что забрал моих детей, не винных детей. Поговори со мной.
— Поговори со мной — еле слышно произношу я в туман.
— Поговори, поговори — шепчет эхо.
— Пожалуйста верни деток, пожалуйста… — шепчу и плачу я
— Пожалуйста … та… та… та… — дурацкое эхо.
— Что мне сделать? Что ты хочешь от меня, ты здесь я знаю, ты — кто отобрал у меня детей. — злость моя шипит — отвечай!
— чай… чай…
Мне не ответят, ответит только эхо. Сколько я брожу тут, и где это тут?
— Отдай