Читать интересную книгу Предтеча. Роман - Александр Бабчинецкий

4

– Благословен, Господь!

– Благословен во веки веков. Куда направляете стопы, святые отцы? – приветно осведомился Веденей.

Один из монахов ответствовал, что возвращаются из Иерусалима домой, но наполовину глухой старик не расслышал.

– Вы идёте на Полночь, а Иерусалим лежит на Полдень.

– В Новгород поспешаем, дедушка! – склонился монах над ухом Веденея. – Почти год дома не были. Всего довелось увидеть.

– А в Царьграде бывали? – Веденей подставил ладонь к уху.

– Бывали и там.

Огонь костра взметнулся выше и блеснул искрами.

Вокша задремал и прослушал далее сказанное, но уловил лишь часть произнесённого.

– …много сокровищ и богатств у ромеев…

– Не одна надежда корысти могла привлекать нашу Русь в Константинополь, но также и любопытство и стремление посмотреть на чудеса образованного мира; сколько дивных рассказов приносили к своим очагам бывальцы в Византии!

Долго ещё витали в вышине, будто нимбы над монахами, их повествования и истории. И пусть они в какой-то мере были не столь правдивыми и, возможно, даже сказочными. Пусть они преувеличивали что-то из увиденного, а ещё больше – из услышанного. Но они были проникнуты стремлением привнести в жизнь простого человека дополнительную новость и разнообразие.

Лишь когда заря пересилила пламя костра, а рука устала подкладывать ветви в огонь и бессильно упала на колени, смолкли разговоры: спали монахи.

Надолго запомнилось Вокше это нечаянное свидание и подумалось тогда:

«Надо же, куда люди ходят. Неужели существуют такие далёкие страны? Вот бы побывать в них, глянуть хоть единым глазком на людей, что проживают там и далее в диковинных краях. Может статься, и сестрёнку встречу в державе Ромейской, если она жива ещё».

Вокша осведомился у Веденея: бывал ли он у греков? Старик сразу не ответил, он громко сопел, крепко сжав губы, и о чём-то натужно думал. Юноша снова спросил, настойчиво повторив требование:

– Ведь был же, небось, откуда тогда язык их ведаешь?

– Да был я там, был, но только пленником, рабом ихним. Там и веру греческую принял, чтобы не сдохнуть с голоду, от непосильной работы, издевательств христиан и побоев. Да вот, спасибо купцу одному, доброжелателю, выкупил он нескольких славян, среди оных и я обретался.

Глава девятая. Ромеи

1

Два знатных ромея не спеша двигались по главной улице Месе (средняя) в сторону площади Константина. Приятели, а ими они, несомненно и были, негромко беседовали на довольно пространные темы, порой даже отчаянно жестикулировали.

– Нет, уважаемый Сократ, забавы Эроса мне уже претят.

– Но ты же совсем недавно привёз с рынка несколько довольно привлекательных рабынь. А та славянка просто замечательна! А меня, клянусь Дионисом, порой неутомимый Эрос снова и снова влечёт в объятия своих весёлых подруг.

Мужчины незаметно для себя подошли к портикам, среди которых высилась большая статуя. Это была знаменитая на весь эллинский мир Афродита Урания. Левой рукой богиня протягивала пышную розу – символ женской сущности, цветок Афродиты и любви. Сильное тело, облитое складками пеплоса замерло в спокойном экстазе. Одеяние, необычно раскрытое по древнему азиатскому обычаю, обнажало груди, высокие, сближенные и широкие, словно винные кратеры.

– Превыше всего в жизни мы, эллины, считаем совершенство человека, гармонию его развития, физического и духовного, каллогатию, как мы говорим, – окинув взглядом статую, произнёс Анатолик. – Мне нравятся изображения женщин, но более того – они сами.

– Не в женщинах, а в божественно – безумном стремлении ко всему недостижимо далёкому твоё сердце. Ничего нет в мире неуловимее женской красоты, – философски заметил Харитон.

– Морфэ тэлитерэс гоэтис! О чарующие, обворожительные женские формы!

– Это в тебе бушует пламя страсти истинного автохтона59, уважаемый Сократ. И я горжусь, считая тебя человеком высокоинтеллектуальным, а себя – твоим гетайросом – настоящим другом, – признался Харитон Диосфор.

– Да, мои предки – выходцы из Фессалии, попали сюда в конном отряде, служили Александру Великому. Позднее один из них стал лохагосом60 у сподвижника Птолемея61. Наша горячая кровь успокаивалась лишь после безудержных соитий со служительницами Афродиты. Эти покорительницы мужчин умели, подобно беспощадной соколихе Кирке (Цирцее), ставить их на колени. Не то сейчас местные порнодионки62. Но довольно об этом.

– Всё было в доброй старой Элладе. Теперь же от этого блеска и полноты осталась лишь опустевшая амфора, – сокрушённо качнул головой Диосфор. – Ты был на последнем симпосионе63?

– Нет! – категорично возмутился Сократ. – Я не желаю присутствовать на сборищах этой, так называемой, столичной аристократии.

– Да, я знаю. Ты имеешь ввиду потомков торгашей и ремесленников? Эти стратиоты и императорские фавориты выделились из слуг и рабов?

– Несомненно. Не стало прежней замкнутой родовитой знати. Помнишь Дисиния? В молодости он зарабатывал свой хлеб тем, что ставил клистиры в больницах, – презрительно излил Анатолик.

– Но и назначать в патриархи своих шестнадцатилетних сыновей, которые увлекались конюшней и кормили своих лошадей фисташками и изюмом, в высшей степени безнравственно. Уж поверь, уважаемый. Кстати, посыльный от магистра передал его просьбу быть сегодня у логофета дрома64. Тот назначил явиться во дворец по весьма неотложному делу.

– Моё присутствие, думаю, не столь обязательно, – брезгливо промолвил Сократ Анатолик и снова качнул головой.

2

Приятели ещё некоторое время шли вместе, но вот Харитон сел в свой паланкин и двинулся в сторону Харисийских ворот. К северу от них лежал район Влахерн, где было выстроено множество храмов, и высился императорский дворец, который главенствовал над всеми строениями. Диосфор, не торопясь, поднимался по мраморным ступеням, обдумывая, зачем он мог понадобиться вершителю внешней политики страны.

– Повелитель ждёт тебя, Харитон Диосфор.

Чиновник вошёл в зал, где руководитель ведомства что-то диктовал нотарию, который старательно работал стилосом65. Харитон некоторое время стоял в стороне и слушал. Из сего он понял, что речь шла о венгерских послах, нарушивших этикет. За совершение такого преступления их надлежало отправить в тюрьму. Логофет решил обойти закон ради какого-то тайного действа в пользу политики ромеев, девизом которых являлось древнее изречение римлян: «Divide et impera».

Византийцы весьма успешно пользовались людскими пороками и слабостями, а тогда – разделяли и властвовали. Важным фактором ромейской дипломатии служило стравливание одних соседей с другими. Императорская казна тратила огромные средства для подкупа печенегов, побуждая их грабить болгарские земли. И для подкупа венгров, которых уговаривали или принуждали нападать на печенегов. Вот и теперь, в обмен на тюрьму, венгерские послы должны были указать вождям в очередной раз сдвинуть войсками со своих мест и пастбищ печенежские орды. А те, несомненно, снова нападут на Рось, будут грабить, разрушать и уводить людей в рабство, тем самым ослабляя эту мощную державу.

Наконец писец был отпущен. Властный взгляд коснулся фигуры вошедшего, ещё несколько секунд молчания, дабы усилить впечатление от величия власти. Несколько слов произнесено – вот и приветствие.

– Хорошо, что пришёл, Харитоний, привезли известие с Росси. Посольский поезд собирается в Константинополь во главе с княгиней.

– А как же Игорь?

– Пал жертвой жадности дружины своей на земле древлян.

Ничего на это не сказал Диосфор, лишь усмехнулся.

– Когда ожидается посольство?

– Примерно накануне дня Святой Троицы. Время для приготовления ещё есть. Смотри, я не потерплю пренебрежения в деле. Используй всё необходимое. Нужные средства получишь в казне, я распоряжусь.

Диосфор уже собрался уходить.

– Я знаю, Сократ Анатолик не счёл нужным явиться. Передай ему моё поручение тоже и скажи, что не следует ссориться с логофетом.

3

По словам старой рабыни – славянки, Малинку купили в служанки жене одного богатого и влиятельного сановника.

– Тяжело тебе будет, девонька, среди этих христопоклонников, не терпят они язычников, особенно с Руси.

– А как же ты, бабушка?

– Пришлось веру их принять, язык со временем узнала.

Малинка задумалась над правдивыми словами, в которых верховодила истина.

Не хотелось девушке и здесь жить, сгибаясь под свистящим бичом.

– Хоть и рабыня, но одной веры с ромеем, госпожа не позволит себе и другим над такой издеваться. Законы христианские запрещают это. А священники ежели узнают о притеснении христиан, с амвона проклянут.