своим стулом, надеясь, что он купит их все, потому что они действительно выглядели фантастически на нём.
— Вообще — то да. Italiano.
Если это не самое сексуальное, что я слышала, то я даже не знаю, что с этим сравнится. Он мог бы сказать:
— Моя собака только что нагадила на твою подушку. — А я бы всё ещё пускала по нему слюни. Пришлось приложить усилия, чтобы заставить мышцы челюсти сомкнуться. И просто на всякий случай я вытерла подбородок.
— Для маминого лечения мы переехали в штаты, когда мне было пятнадцать. С тех пор я живу здесь.
Он возился с пуговицей на своей накрахмаленной рубашке у треугольного выреза. Я не заметила, как эта возня перешла в настоящее расстёгивание, пока три верхние пуговицы не распахнулись, и его гладкая упругая кожа груди не показалась из — под белоснежного занавеса. Она представляла собой твёрдые мускулы и рельефные изгибы, как мрамор, превратившийся в плоть.
Я на время забыла, как сглатывать.
И дышать.
И говорить.
И вообще, как быть человеком.
— Можешь передать? — Теперь он был обнажён до пояса, и все линии на его рельефном животе сходились к букве V. У Йена имелся намёк на неё, но ничего похожего на эти крепкие канаты мышц, спускающихся к бёдрам Лео и дразнящих меня, скрываясь чуть ниже пояса джинсов. Внезапно у меня появилась новая любимая буква алфавита.
Спонсор сегодняшнего шоппинга — буква V!
— Что я могу что? — Это не имело никакого смысла.
— Передай эту футболку, Джули.
Ах футболку. Так, а какую?
— Я немного переживаю, что если буду стоять здесь слишком долго, то ты начнёшь меня рисовать, — усмехнулся Лео, делая три неторопливых шага в мою сторону, каждое движение сопровождалось шелестом брюк. Он наклонился и взял со стула рядом со мной красную выцветшую футболку и просунул голову в отверстие и взъерошил волосы, зацепившиеся за горловину. — Учитывая твою склонность рисовать обнажённых мужчин и всё такое.
Меня снимает скрытая камера? Потому что начинало казаться, что это самый унизительный момент в моей жизни, и, учитывая степень моего везения, всё записывается, чтобы весь мир мог это увидеть. Я взбила волосы на затылке рукой, ну знаете, если вдруг на самом деле велась съёмка. Если я собиралась выставить себя идиоткой, то хотя бы прилично выглядящей.
— Ой. Прости. — Это оказались единственные слова, которые я вспомнила, как произносятся, и одно из них даже не настоящее слово, скорее гортанный или сдавленный звук. — Вау, — выдохнула я, когда футболка скользнула по его телу и села как влитая. — Ты выглядишь почти как обычный парень.
От мешковатой футболки и свободного кроя потёртых джинсов до босых ног, стоящих на деревянном полу, он действительно напоминал обычного двадцатичетырёхлетнего парня. Не совсем обычного, поскольку он всё ещё смотрелся невероятно великолепным, но этот повседневный образ шёл ему. Больше никакого устрашающего костюма с галстуком.
— Я и есть обычный парень. — Лео сверкнул улыбкой, и его брови устремились вверх и вниз в кокетливой, но слегка мультяшной манере.
— Ах, да, ведь обычные парни наследуют итальянские винодельни. Едва ли.
И снова его лицо приобрело выражение «Санта Клауса не существует».
— Это то, что нормально для меня.
На мгновение я подумала, что правда задела его чувства. Так что, помимо того, что испортила его одежду, кофе, лицо, к этому прибавилось его настроение. Я должна была родиться с табличкой. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: известна тем, что сделает любую ситуацию, которая окажется неловкой. Соблюдайте осторожность.
— «Нормально для каждого человека» определяется по — своему, Джули. — Лео снова засунул руки в карманы джинсов, на этот раз не для того, чтобы проверить их, а скорее, чтобы расслабиться. — Для тебя в порядке вещей рисовать обнажённых мужчин и проливать кофе на незнакомцев. Это твой стандарт нормальности. Для меня — управлять бизнесом отца.
— Для меня не привычно…
Он поднял руки в притворной капитуляции и оборвал меня на полуслове.
— Это ты сказала, а не я.
— Я имею в виду, что обычно такого не делаю.
Его утверждение не предполагало, что мне нужно оправдываться, но я должна была втиснуть эти мысли в виде слов в пространство между нами. Я представляла собой нечто большее, чем то, что он упомянул, и в глубине души надеялась, что он хотел узнать это. — Ты застал меня не в очень удачное время.
— И часто такие дни случаются?
— Нет, но в последнее время выдалось очень много странных дней. Благодаря тебе, — рассмеялась я.
Большим пальцем ноги Лео провёл невидимую линию по полу и обводил её, нервно подёргиваясь, словно пытался подмести песок под ступней. Его взгляд следовал за движением, не встречаясь с моим. — Точно. Мы говорили об этом. Я заставляю тебя чудачить.
— Типа того.
— Это странно с моей стороны — пригласить тебя на обед? — Он перестал водить ногой, и его светло — голубые радужки поразили меня. Откуда такое физически ощутимое воздействие в движении, которое не воздействует на тебя физически на самом деле, казалось выше моего понимания, но его горячий пронзительный взгляд оказал на меня сильное влияние на примитивном уровне, где — то глубоко. Оно пронеслось жгучим пламенем от трепещущего сердца по венам, змеящимся по всему телу.
У меня перехватило дыхание. И закружилась голова. Вынужденная закрыть глаза, я прислонилась спиной к прохладной стене, чтобы стряхнуть с себя это наваждение, вызванное его взглядом.
Так что просто встретиться с Лео взором достаточно, чтобы оправдать поход в кабинет врача. После обеда с ним я отправлюсь прямиком в реанимацию. Или могилу. Я не хотела умирать сегодня.
— Думаю, мне следует отказаться. — Оказалось почти невозможным выдавить из себя слова, которые представляли сплошную ложь. Они чувствовались горькими и кислыми, как будто их бесчестность — что — то вроде яда, сочащегося на вкусовые рецепторы. Я ужасная лгунья.
— Ты ведь ешь, правда?
От меня не скрылось, как в его взгляде промелькнуло беспокойство, когда он подумал, что я могу оказаться одной из тех девушек, что обходятся без еды. Я была такой в старшей школе, но чем больше времени проводила на уроках изобразительного искусства возле высеченных изгибов женского тела, тем больше ценила свои округлости груди и бёдер. Я не крупная, но и не из тех, кого назовут тощей. Умеренное количество мышц и форм давало мне право называть свое тело женственным.
— Я правда ем. — Стоило убраться оттуда подальше. — Тебе разве не нужно на фотосессию, на которую ты опоздаешь? — Если бы Йен узнал, что именно я — та, кто воспрепятствовал его карьерному прорыву, то вечером получила бы нагоняй. Возможно,