Читать интересную книгу Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич

Помог счастливый случай. На буровой отыскали старый сломанный бензиновый двигатель. Сообща удалось его починить и запустить; до станции бросили кабель. На базе появилось электричество, а соседи наконец узнали о бедствии из сообщения по радио.

Москва предложила немедленную помощь в виде сброса с транспортного самолета необходимого оборудования, но полярники, оценив большой риск полетов при крайне низких температурах, отказались. Решили обойтись собственными силами: изготовили несколько печей-капельниц, работавших на солярке; наладили освещение; сократили жилое пространство, уплотнившись в три помещения.

В общем, кое-как выжили. И, к слову, ни на день не прерывали научных наблюдений, ради которых и прибыли на территорию самого сурового континента. А в конце ноября на станцию прибыл долгожданный санно-гусеничный поезд.

Вспоминать об этом Беляев не любил, в глубине души надеясь на то, что все отпущенные Богом трудности и передряги он уже пережил. На «Русской» сдружился с Левой — настоящим и надежным товарищем; собирался отправиться с ним в следующую экспедицию.

И вот внезапно снова череда тяжелых испытаний: потерял друга, застрял с судном во льдах…

* * *

Не прошло и 15 минут, как динамик трансляции в кают-компании ожил строгим голосом Севченко:

— Внимание экипажу! Говорит капитан…

Тихонову пришлось остановить проектор — веселая музыка и песенка актера Миронова заглушали трансляцию.

Зрители недовольно переглядывались; кто-то из них врубил свет.

— …В соответствии с приказом начальника Балтийского морского пароходства объявляю о том, что ледокол ложится в дрейф. В ближайшее время за нами будет выслана спасательная экспедиция…

Пилота Кукушкина данная информация застала на вертолетной площадке, где он в гордом одиночестве производил заправку Ми-2. Переносной электрический насос по его милости был аннигилирован на атомы, но мотористы, слава богу, одолжили механический. Кукушкин вставил шланг в горловину первой бочки, рядом поставил ведро, сделанное из квадратной банки с авиационным маслом. Выполнив пять-шесть движений рычагом, пилот наполнял ведро керосином, после чего тащил его к правому борту «вертушки», поднимал до уровня вставленной в подвесной бак воронки, наклонял и выливал содержимое в бак.

Услышав голос капитана из прикрепленного на стену надстройки громкоговорителя, он остановился.

— …До прибытия экспедиции нам приказано сохранять режим радиомолчания, — добавил к сказанному Севченко.

Это означало, что даже полностью отремонтированному вертолету Ми-2 никто не позволит взлететь с площадки.

Швырнув к бочкам пустое ведро, Кукушкин сел на левое колесо основной стойки, повесил голову и тяжело вздохнул…

Петров слушал информацию, сидя на стуле в своей каюте. В руке он держал теннисный мячик, который периодически кидал в пол. Тот резво отскакивал, Андрей его ловил и через пару секунд кидал снова.

— …Также в связи с жесткой экономией урезается продуктовое довольствие членов команды и взятых на борт полярников, — продолжал Севченко. — Подача электроэнергии в жилые каюты будет осуществляться строго по расписанию…

В «зрительном зале» по-прежнему вместо фильма слушали нового капитана.

— …О графике подачи электроэнергии я сообщу позже, — закончил он и отключился.

В кают-компании стало удивительно тихо. Никто не сорвался с места выключать свет, никто не поторопил киномеханика с продолжением картины. Все сидели на своих местах и задумчиво смотрели в пустой белый экран…

* * *

Утром следующего дня стояночную вахту в рулевой рубке нес Банник. После завтрака к нему наведался старпом.

— Как дела на вахте? — шумно поинтересовался он, закрывая за собой дверцу.

— А шо тут может быть интересного? За окном все то же кино про ледяную пустыню, в которой не бывает притаек[4]. Собака вот в гости заглянула, — потрепал второй помощник загривок Фроси.

Подхватив закипевший электрический чайник, он наполнил кружку с заваркой, взял с полки коробку с сахаром-рафинадом, бросил в кружку четыре куска. Лениво покрутил ложечкой…

— Сахарок не мешало бы поэкономить, — заметил Еремеев.

— Тю… С чего это? На Большой земле о нас знают. Помощь не за горами.

— На Большой земле кабинетов много. Пока друг с другом все согласуют — мы сами станем айсбергом.

— И это неплохо — заграничные суточные исправно капают. Хай коней не гонють. Матрос спит — служба идет.

— Как же у вас все… — поморщился старший помощник, — прямо и перпендикулярно.

— Шо правда, то правда, — шумно отхлебнул из кружки старый моряк. — Гранями таланта, как говорится, не блистаем, зато мозгов хватает не ходить под себя.

— Это намек? — Еремеев зло зыркнул на Банника.

Тот заметил неприязненный взгляд, но сохранил спокойствие.

— Та ну, какое там, товарищ старпом… Вот у меня вопросец к вам с чисто научным интересом: как у вас сейчас после всего этого… ничего внутрях не екает?

— В каком смысле? Вы о чем?

Второй помощник взял со штурманского стола ручку, подошел к календарю с Аллой Пугачевой и отметил на нем первый день дрейфа.

— Ну, вы все еще считаете, шо стоило старого капитана закладывать, шоб потом с новым посреди ледяных полей куковать?

Еремеев хотел было ответить, но передумал и, громко шибанув дверью, покинул рубку.

— С первым днем дрейфа, товарищ Еремеев! — усмехнулся вслед Банник. — Усе будет хорошо!

Отхлебнув второй раз из кружки, он посмотрел на коробку с сахаром. Потом решительно сгреб ладонью десяток кусков и спрятал в карман.

Поскуливая, Фрося с интересом наблюдала за передвижением сахара.

Заметив это, Банник дал ей один кусочек. И погрозил пальцем:

— Шоб молчала мне!..

Глава пятая

Антарктида; море Росса; борт ледокола «Михаил Громов» СССР; Ленинград; Балтийское морское пароходство Апрель — июнь 1985 года

Антарктида готовилась к продолжительной зиме. День становился все короче. Бледное солнце, если его не заслоняла облачность, ненадолго появлялось над горизонтом и, проплыв по короткой дуге, снова исчезало.

Кукушкин стоял у края вертолетной площадки, держась за леерное ограждение. Вокруг было светло, но солнце пряталось за толстым слоем облачности. Низовая метель несла по-над ледяным покровом снег. Позади пилота был намертво пришвартован к палубе вертолет. Одетые в брезентовые чехлы лопасти слегка покачивались, а стальные швартовые тросы издавали на ветру странный гул.

Михаил с тоской смотрел вдаль. Эту картину он наблюдал изо дня в день; сейчас он пытался отыскать в ней хоть какое-то изменение, хоть какую-то деталь, не замеченную ранее. Тщетно.

«Должно быть, в этом снежно-ледяном мире ничего не меняется миллионами лет», — с тоской подумал он.

Глянув влево, он вдруг заметил фигуру человека, вышедшего на палубу из надстройки. Приглядевшись, Кукушкин узнал Петрова, решительно направлявшегося к опущенному по правому борту штормтрапу.

— Андрей Николаевич! — окликнул пилот бывшего капитана.

Тот остановился.

— Привет, авиация. Ты чего тут трешься?

— Надеялся солнце увидеть, пока не стемнело. Надоело в темноте сидеть — для вдохновения вредно.

— Вот оно что…

— А вы чего?

— Тоже вот подышать вышел.

Михаил кивнул на снаряжение, прикрепленное к поясу Петрова.

— Подышать с фалом и ракетницей?

Улыбнувшись, моряк промолчал.

— Может, помощь требуется?

— Требуется, — кивнул Андрей Николаевич.

— Я готов. Что нужно делать?

— А ничего. Просто никому не говори, что видел меня.

— Хорошо, — удивленно пробормотал вертолетчик.

* * *

Цимбалистый сидел в своей каюте и кормил Фросю. С продуктами на судне стало туговато, но для единственной собаки у экипажа всегда находился лишний кусочек. Кто подбрасывал из своих старых запасов сахар, кто ломтик копченой колбасы, кто сало. В общем, питалась всеобщая любимица пока неплохо.