Мечта о «пищевом рае» возникла, вероятно, у человека в древнейшие времена. Сложности, связанные с добыванием пищи, загадочность и таинственность окружающего мира, который был одновременно жесток (отнимал хрупкую жизнь) и добр (даровал еду для ее, этой жизни, поддержания), породили образ всемогущей кормилицы сущего — всезнающей, безжалостной, но и милостивой. Впереди у человечества еще появятся молочные реки и кисельные берега, мельницы, сами пекущие пироги, и горшки, сами варящие кашу, манна с небес, страна Коканья с летающими стаями жареных гусей и многое другое. Первой же была «баба», кормившая или съедавшая людей по своему усмотрению, по заговорному слову, по итогам испытания.
5. Первобытное гостеприимство
Важнейшим принципом, связанным с приемом пищи и сложившимся, возможно, еще в период первобытности, является гостеприимство в форме кормления. Конечно, невозможно определить исторический период, когда разделение еды между людьми приобрело характер основополагающего закона, но очевидно, что случилось это очень давно, когда человек стал человеком и научился осознанно заниматься приготовлением пищи и запасанием ее впрок, когда приготовленная еда стала частью действа, объединяющего людей вокруг магического ее преобразователя — огня. Безусловно, разделение еды — это древнейший обычай, способствующий поддержанию отношений между родами, общинами, племенами. Причем речь идет именно о ритуале, связанном с конкретными ситуациями, а не просто о какой-то абстрактной щедрости. Еда доставалась, хранилась и готовилась тяжелым трудом, была сопряжена с риском, а следовательно, и высоко ценилась. Поэтому и делились ею вполне осознанно, совершая своего рода магические действия, призванные сохранить мир и изобилие.
Ни один другой древний ритуал не сохранялся так долго, как связанный с законами гостеприимства и с обрядами кормления. В определенных формах он продолжает существовать по сей день. Причем важно подчеркнуть, что ключевым в традиции приема гостя, кто бы он ни был, является обычай разделения с ним пищи.
Кормление — духов, соплеменников, чужестранцев — стало законом, долгом, обязанностью человека. Оно не связано ни с голодом гостя, ни с излишками еды у кормящего хозяина. Это было магическое действо, первой задачей которого было умилостивить ниспославших пищу богов, духов, всех тех сил, в которые верил человек. То есть разделение пищи с другими было направлено на ее сохранение и приумножение. Этот обычай позднее привел к получившей широкое распространение идее жертвоприношений: умилостивить богов едой-жертвой. При этом первоначальная суть, связанная исключительно с удачей в добыче и приготовлении еды, затерялась среди все возраставших человеческих желаний и требований к жизни.
Американский этнограф XIX века Л. Морган, тот самый, который оказал такое большое влияние на идеи Ф. Энгельса, посвятил отдельную главу традициям гостеприимства американских индейцев, экстраполируя свои наблюдения на человека древности. Он приводит высказывание миссионера, прожившего во второй половине XVIII века долгое время среди индейцев, об истоках этих обычаев: «Индейцы верят, что „великий дух“ сотворил землю и все, что на ней, для общего блага людей. Он дал им страну, обильную дичью, и сделал это не для выгоды немногих, а для пользы всех. Все было дано сынам человеческим в общее обладание. Все, что живет на земле, все, что на ней произрастает, все, что живет в реках и водах, текущих по земле, все это было дано всем сообща, и каждый человек имеет право на свою долю. Таков источник индейского гостеприимства, которое является не добродетелью, а строгим долгом. Индейцы никогда не стараются найти уважительную причину, чтобы чего-нибудь не дать, наоборот, они щедро делятся со своими соседями запасами, приготовленными ими для себя. Индейцы щедры и гостеприимны по отношению ко всем без всяких исключений, они всегда делятся друг с другом и часто с чужим человеком последним куском. Они скорее лягут сами голодными, чем возьмут на себя грех пренебрежения долгом, который требует от них удовлетворения просьбы чужестранца, больного или нуждающегося. Чужестранец имеет право на их гостеприимство отчасти потому, что он находится далеко от своей семьи и друзей, отчасти потому, что он оказал им честь своим посещением и должен унести о них хорошее воспоминание. Больной и бедный имеет право на гостеприимство, так как индеец считает, что он обязан помогать им из общего запаса. Дичь, которую он им предложит, взята из лесов и принадлежала всем, пока ее не застрелил охотник. Зерно и овощи выросли из принадлежащей всем земли, и это произошло не по воле человеческой, а властью великого духа»[77].
Человек, едва научившись мыслить, не мог не ощутить магическую роль еды в поддержании собственной жизни. А значит, для сохранения того мира, который его окружал, с которым он был связан и от которого во многом зависел, необходим был все тот же волшебный элемент — пища. Отсюда и обычай кормления всего и вся, с которым мы сталкиваемся в сказках, мифах, обрядах и ритуалах.
О кормлении огня уже говорилось. Аналогичным образом кормили и землю. В России этот обычай сохранялся кое-где еще в начале XX века. Как правило, замужние женщины, в основном пожилые, — в Духов день, который каким-то непостижимым образом, сплетя в единое целое христианские, языческие и первобытные верования, считали днем, посвященным земле, — устраивали на поле, прямо на земле, вскладчину трапезу. Во время еды часть блюд разносили по полю, «кормили земельку», кусочки еды клали под верхний пласт: «Земля-именинница, дай нам урожай»[78].
Кормили и воду, кидая в реки остатки пищи или кусочки хлеба. Проходящие в Сибири сегодня фольклорные праздники являются отголосками древних обрядов. На Сахалине летом проходит праздник «Кормление духа — хозяина моря»: самые уважаемые люди — старейшины из числа коренных народов Севера — берут специально приготовленную пищу и бросают ее в море. В Красноярском крае по сей день проводится кетский праздник «День реки», воспроизводящий древнейший обычай кормления воды. В Якутии, во время юкагирского праздника «Шахадьибэ», посвященного встрече солнца, старейшина обращается к духам огня и воды и кормит их мясом и рыбой.
В Новой Зеландии существовал обряд кормления ветра, сопровождавшийся заклинанием: «Ешь, о невидимый, и внемли мне, пусть эта пища низведет тебя с неба»[79].
Целый комплекс ритуальных кормлений донесли до нас Законы Ману. Они упоминают необходимость пяти ежедневных великих жертвоприношений (виды пищи для каждого случая оговариваются особо): «обучение — жертвоприношение Брахме»; пища и вода — предкам; пища, брошенная в огонь, — богам; остатки дневной пищи — духам; «гостеприимство — жертвоприношение людям». Подчеркивается, что тот, «кто не снабжает пищей пятерых — богов, гостей, тех, кого он обязан содержать, предков и себя, — тот дышит, но не живет». Согласно древним предписаниям полагалось «бросить [пищу] у двери, сказав: „[Почтение] Марутам!“ — в воду, сказав: „[Почтение] водам!“ — бросить [пищу] на деревянный пестик и деревянную ступку, сказав: „[Почтение] деревьям!“»[80](Маруты — боги бури и ветра.)
Кормили и убитых животных, надеясь задобрить их и сохранить удачу в охоте. Среди народов Сибири был распространен обычай «угощения» убитого медведя. Во время праздничной трапезы после охоты на медведя череп его ставили на почетном месте на столе, подносили ему еду, а старики всю ночь с ним разговаривали. Черепа, собранные за много лет, хранили в амбаре, перед началом охоты на медведя их задабривали едой и подарками. Оставшиеся после трапезы кости и другие подношения, отправляли медведям в лес[81]. Подобным образом потчевали и другие объекты охоты, надеясь задобрить их и заслужить прощение.
Интересный обычай кормления тотемных (священных) животных встречаем в сказках. Герой или героиня, выносимые волшебной птицей из подземного царства в мир людей, кормят их мясом животных. Последний кусок обязательно отрезается человеком от собственной ноги, как некая человеческая жертва, необходимая для спасения: «Вот Полюша велела для птицы-колпали́цы целого быка убить и с собой его запасить. Потом простились с подземельным царем, сели птице на хребет и понеслись на божий белый свет. Где больше птицу кормят, там она резче в вершки с ними поднималась; вот всего быка птице и стравили. Делать нечего, боятся, чтоб она не опустила их опять вниз. Полюша взяла отрезала у себя кусок ляхи и птице отдала; а та их как раз на этот свет подняла и сказала: „Ну, всю дорогу вы меня хорошо кормили, но слаще последнего кусочка я отродясь не едала!“» (171). Правда, в конце птица кусок человечины всегда выплевывает и на место приставляет.