Читать интересную книгу Букет для будущей вдовы - Вера Русанова

Флегматичный Митрошкин вскочил с дивана резво, как кукла, которую вдруг дернули за веревочки. Круглые его глаза засветились просто бешеным огнем, и мне почему-то подумалось о том, что начинать ходить в казино ему не стоит.

- ... Что если не было никакого письма, а она действительно просто предоставила тебе информацию. Намеренно предоставила!.. Допустим, что мадам Шайдюк хочет по какой-то причине избавиться от мужа, допустим она знает, что на момент убийства у него нет алиби. В таком случае, смерть Галины Александровны для неё просто подарок! Вот в этом уже есть нормальная человеческая логика. Это мне уже начинает нравиться!.. Все правильно, все получается. Она сама пишет это анонимное письмо, или даже не пишет? Зачем оно ей? Вылавливает тебя и начинает запугивать, рассчитывая на то, что ты перетрусишь, но рациональное зерно из её слов, тем не менее, вычленишь и кинешься в милицию...

- А не проще просто с кем-то, кто гарантировано побежит в милицию, как бы поделиться своими тревогами и сомнениями?

- Ну ты даешь, подруга! - Леха довольно ухнул. - Для этого, действительно, надо выбрать какую-то хроническую сплетницу, которая гарантировано помчится в ментовку. А вкладывать какой-то болтливой тетушке своего собственного драгоценного мужа? Да кому хочешь это покажется подозрительным!

- Но почему именно я?! - я тоже потихоньку начала заражаться его азартом. - Не Виктория Павловна, не Алиса, не повариха какая-нибудь, а я?!

- Да потому! С поварихой связываться просто глупо. Она с Анатолием Львовичем работает и неизвестно как к нему относится - может любит без памяти? Виктория Павловна и Алиса - они все-таки местные. А ты - приезжая, причем особа нервная и истеричная. Ведь никто кроме тебя из профилактория не сбежал? Да ты сразу после разговора с ней должна была в кому впасть, а не сидеть здесь и не есть руками варенье!

- Вообще, пока логично... Но это, если письма действительно не было. А если оно все-таки было? Тогда почему я? Письмо анонимное, подписи нет... Почему я? Ты можешь мне объяснить?

- Ну вот, опять начала! - Митрошкин вмиг сделался скучным. - Не знаю, почему ты, я же тебе уже говорил. Надо было у мадам Щайдюк настойчивее спрашивать... И это, кстати, ещё одно очко в пользу того, что с письмом все сплошное вранье!

- А может просто у меня на лбу написано, что я - существо подлое и способное на всякие гнусности?

- Может и написано, - он вполне равнодушно пожал плечами. - Только мелко. А у меня зрение - минус три, поэтому я без линз не вижу.

Провоцировать Леху на комплименты всегда было занятием абсолютно бессмысленным, и я не особенно расстроилась. Снова отползла по дивану к стене и сцепила руки на затылке:

- И что же мне в свете всего этого делать? Опять молчать, как про бутылку, или идти в милицию, как круглой дуре? "Здрас-сьте! Слушайте мои версии, и не подумайте, пожалуйста, что я оправдываюсь"?

- Олежке, наверное, надо все-таки позвонить, - Митрошкин поскреб переносицу. - Может он что посоветует?.. А вообще...

Я посмотрела в его круглые карие глаза, опушенные светлыми ресничками, и вдруг поняла, что он думает о том же, о чем и я.

- А вообще, убедиться по крайней мере в том, что у Анатолия Львовича, на самом деле, нет алиби? Правильно?

- Не знаю как тебе, а мне кажется, что это было бы неплохо, - он утвердительно кивнул. - Тогда в милиции ты уже не будешь выглядеть обычной врушкой и сочинительницей, а что касается твоей детективной самодеятельности?.. Ну так это нормальный биологический инстинкт самосохранения. Станешь тут, пожалуй, и Эркюлем Пуаро и Шерлоком Холмсом сразу, когда в таком тоне допрашивают!

Я кивнула. Однако на душе отчего-то вновь стало нехорошо. Как-то грязно и холодно.

- И, значит, если окажется, что алиби у Шайдюка нет, то я просто как последний стукач пойду и заложу его милиции? В точности как хотелось его жене?

- Во-первых, что значит "как хотелось его жене"?! Мы не можем быть уверены в том, что письма нет! А во-вторых, что это ещё за слово "заложу"?

- Ну понимаешь, он ко мне так хорошо относился. Издевался, конечно, прикалывался, но это у него просто стиль такой. А, вообще, он, на самом деле, мужик нормальный, веселый... И тут я, как последняя свинья!

- А если он - убийца?!

- А если у него были причины?

- О! Докатились! Здорово! - Митрошкин упер обе руки в широко расставленные колени и близко придвинул ко мне свое лицо с крупными, напрочь лишенными утонченного изящества чертами. - Не ты ли не так давно говорила, что для убийства не может быть достаточно веских причин? Что ни одному человеку не дано право решать, кому жить, а кому умереть? Говорила или нет?

- Ну, говорила...

В принципе, не хочешь, можешь никому ничего не рассказывать: копи себе секреты, как фарфоровая хрюшка пятачки! И про бутылку молчи, и про Шайдюка... Накопишься до того, что тебя из-за этих секретов и грохнут. Ты, Женя, одного никак не можешь понять: к этой ситуации пословица "Попал в дерьмо - сиди и не чирикай!" не подходит!

- Да с чего ты взял, что я собираюсь сидеть, сложа ручки?

Он посмотрел на меня сначала просто странно, потом подозрительно, а потом в отчаянии схватился обеими руками за голову.

- Я понял! - Простонал Леха. - Я давно должен был понять. Какой же я дурак! И, главное, ещё сижу, как последний идиот, и предлагаю тебе убедиться в том, что у Шайдюка нет алиби! А ты, оказывается, уже давным-давно решила ввязаться в это дело? Ты просто не собираешься пока ничего говорить милиции, так? Ты опять начинаешь свое дурацкое независимое расследование?

- Почему "дурацкое"? - обиделась я. - И, во-первых, никакое не расследование. Просто хочу кое-что для себя прояснить. В конце концов, мне же тоже может быть обидно! Следователь чуть ли не подписку о невыезде берет, эта стервоза в шантаже обвиняет, а я должна улыбаться, как идиотка, и всем все прощать... Надо просто узнать, была ли у Анатолия Львовича возможность убить Галину Александровну и была ли причина.

- Мотив, - Митрошкин тяжко вздохнул.

- Чего "мотив"?

- Мотив убийства... Если уж ты лезешь в следователи, то, по крайней мере, выражайся грамотно.

- Да никуда я не лезу, - я встала с дивана, подошла к зеркалу и пластмассовой расческой начесала свою прямую челку на самый нос. - Просто ты же знаешь, что в нашей милиции творится? Нераскрытых дел в каждом городе - выше крыши, сажают кого попало, того, кто отвертеться не сумел. Маньяка вон вашего третий месяц поймать не могут. Так что спасение утопающих - дело рук самих утопающих.

- Суждения тупые и обывательские! - нравоучительно заметил Леха, играя заколкой, упавшей с моих волос. - Знаешь что я сейчас вспомнил? Анекдот про чукчу, который в тундре за сугробом сидит и к европейцам заблудившимся на помощь не выходит. "Как в городе, так чукча-чукча, а как в тундре, так люди-люди". Помнишь?

- Помню, ну и что?

- А то. Ах, менты - дураки, ах ничего-то они раскрыть не могут. А небось, если бы тебя ограбили или в темном переулке по башке стукнули, как миленькая бы в милицию прибежала, и ещё вопила бы по дороге: "Спасите! Помогите, родненькие!"

- Ну и зачем ты со мной связался, раз я такая сволочь? - я убрала челку с носа и с неудовольствием взглянула на свое отражение в зеркале: лицо бледное, нос заострился, глаза какие-то запавшие и перепуганные. Хоть накраситься что ли?

- Да не сволочь ты, - он зевнул и рухнул спиной на диван. - Не сволочь, просто немножко придурочная. Но с этим уже, похоже, ничего не поделаешь...

Потом мы сидели в гостиной перед работающим телевизором и в два голоса пытались объяснить Елене Тимофеевне, зачем нам так необходимо связаться с Мариной.

- Так я не понимаю, зачем вы сами-то лезете выяснять? - искренне недоумевала митрошкинская мама. - Есть милиция, у них работа такая - людей допрашивать. Пусть приходят в больницу и узнают то, что им нужно. Вы то кто такие? Кто вам что скажет?

- Вот потому, мам, и нужна Маринка, - терпеливо повторял Леха, изредка косясь в мою сторону с явной досадой. - Она же тоже в больничном городке работает. Всех там знает, начиная с санитаров, заканчивая завотделениями.

- Но она ведь не ходит ни на какие праздники! - Елена Тимофеевна всплескивала полными руками. - До праздников ли ей? Да и вообще...

- Я понимаю, что не ходит. Но спросить то может? С какой-нибудь подружкой "хи-хи-хи" да "ха-ха-ха": "А был ли Шайдюк на банкете? А уходил куда или нет?" Ну, это же так просто!

- "Хи-хи"! "Ха-ха"! Какой ты все-таки черствый!

- Не черствый я, мам, не черствый! Просто, на самом деле, надо... Ну, позвони ей, а? А я сам поговорю и объясню, в чем дело.

Я сидела в мягком кресле и хлопала глазами, как полярная сова. Почему черствый? Почему нельзя "хи-хи" и "ха-ха"? И почему неизвестная мне Марина не ходит ни на какие праздники? Что, вообще, происходит, и почему меня не считают нужным в это посвятить?

Митрошкин прояснил ситуацию только тогда, когда Елена Тимофеевна, неодобрительно покачав головой и, видимо, частично разочаровавшись в моих добродетелях, все-таки отправилась звонить. Бабушка в белом платочке и синей вязаной кофте, достававшей ей до колен, сидела в углу дивана и сосредоточенно смотрела "Угадай мелодию!". Леха обернулся было на нее, но махнул рукой: