Читать интересную книгу Дочь предателя (СИ) - Фад Диана

— Значит, я могу сказать, что ты потеряла моего папу, а теперь нашла? Меня спросят девочки в садике, — с невозмутимым видом добавляет Дашка.

— Пусть будет так, хотя и это неверно.

— Мама, а кто папа? А он пожарник или летчик, я могу к нему поехать в гости, а на праздник? А он купит мне домик Барби, что мы вчера видели в магазине, а какая у него машина, большая и черная? Собака есть?

— Дашаааа! — взвываю я и поднимаюсь с лавки, чтобы быстрее добраться до дома, — Я тебе все расскажу, а лучше пусть это сделает он сам, думаю ты его увидишь очень скоро, — последнее произношу сквозь зубы.

Как бы мне не хотелось, но Артем явно не будет тянуть время до суда, чтобы наладить отношения с дочерью.

— А как его зовут? У него есть имя, а у меня будут теперь бабушка и дедушка, как у всех? — подпрыгивает рядом Дашка, пока мы идем к дому.

Я снова торможу и удивленно смотрю на дочь:

— Я даже не знаю, есть ли у него родители, отца точно нет.

— Значит, мой папа, как мы, совсем одинокий, — горько вздыхает дочка, — Никого у него нет, кроме нас, но теперь есть мы, да мама? — тут же радостно смотрит на меня, а мне остается только вздыхать и идти дальше. Как же все у детей просто, очень просто.

Глава 22. Призраки прошлого

Подъезжаю к дому матери и выхожу из машины. Мама уже открывает дверь и с улыбкой смотрит на меня. Она всегда рада моим нечастым приездам, работа занимает практически все мое время. Высокая, немного худая, но все равно красивая, ухоженная женщина. В светлых волосах не так заметны серебристые пряди, на ногтях свежий маникюр, одета в домашнее платье из тонкого трикотажа, мягкого бежевого оттенка.

— Здравствуй, Артем, — подставляет мне щеку для поцелуя, и сама целует в ответ, — Не ждала тебя сегодня.

— Да я и сам не знал, что заеду к тебе, — прохожу вслед за ней в широкий холл и снимаю пальто, вешаю в шкаф-купе.

Гостиная у нее большая с выходом в кухню. Угловой мягкий диван, широкий стол красного дерева, классика в интерьере. Мама вообще любит классику во всем: в одежде, мебели, книгах, фильмах. Сейчас заваривает свежий чай в белом фарфоровом чайнике, ставит на поднос вазочку с печеньем, чашки с блюдцами, салфетку кладет. Она еще не знает какой разговор, предстоит, боюсь чай тут будет слабым утешением.

Подхожу к бару и достаю бутылку с виски, наливаю наполовину в бокал и делаю пару глотков. Жидкость обжигает, разливаясь теплом в груди, но мне нужно собраться или расслабиться, чтобы все рассказать. Сажусь на мягкий диван, игнорируя чай в чашке, верчу бокал в руке, периодически делая маленькие глотки. Мама не торопит, знает, что сам начну разговор, когда буду готов. У нас всегда так, она чувствует, когда я волнуюсь и берет паузу ожидания, чтобы собрался с мыслями.

— Мама, — начинаю я, внутренне выстраивая диалог и с чего начать, но получается хреново, если честно, — Помнишь, когда хоронили отца, ты прокляла одну семью?

— Помню, — после короткого молчания, говорит мать и начинает комкать салфетку, скручивая ее, распрямляя, — Смирновы.

— Ты хорошо их знала? — спрашиваю ее, хотя давно уже знаю ответ, наши семьи дружили, когда-то, до всего, что случилось.

— К чему этот разговор? — мать отводит взгляд и наливает себе чай, — Мне неприятно вспоминать это. Я тогда ничего не соображала, нельзя было проклинать эту семью. Как бы тогда ни случилось, жизнь сама распорядится кого наказать и как.

— Ты знаешь, что с ними случилось? — спрашиваю осторожно, ступая, как по осколкам памяти. Сам боюсь порезаться до боли и крови.

— Нет, после всего, что произошло, мы с тобой уехали и больше я не интересовалась этой семьей, — уклончиво отвечает мать, — Но я помню про свое проклятие, я не должна была так говорить.

— Мама, я женился на дочери Смирнова, — говорю ей, и чашка с грохотом падает из ее рук на дорогой, цвета кофе со сливками, ковер, разбрызгивая чай.

— Когда? — хрипло спрашивает мама.

— Шесть лет назад и у тебя есть внучка.

Молчание затягивается, мы смотрим в глаза друг другу, никто даже и не наклонился, чтобы поднять чашку с ковра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Зачем? — одними губами, еле слышно произносит мама, — Почему я ничего не знаю.

— Тебя в тот момент не было в стране, а я...Я сделал ужасную вещь, — признаюсь ей и начинаю рассказывать все.

Как задумал план мести, как начал его осуществлять, как влюбил в себя Риту и о смерти ее родителей. Рассказал все, ничего не скрыл, даже то, как поступил с Ритой утром, после свадебной ночи. Когда закончил, встал и налил себе уже третий бокал виски, залпом выпив до дна.

— Теперь, у тебя есть внучка, а у меня дочь. Рита ненавидит меня, и мы разводимся, но я хочу признать ребенка своим.

Поворачиваюсь к матери и наталкиваюсь на ее горящий взгляд. Не могу понять, что там, ненависть, злость? Она сидит, сложив руки на коленях, выпрямив спину, лицо бледное, губы тонко поджаты. Наконец, мать словно отмирает и выдыхает шумно, сдувается:

— Ты чудовище, Артем, — произносит она, а меня словно кипятком ошпарили. Я не ожидал от нее таких слов, готов был к чему угодно, к крикам, к осуждению, но не к таким словам. В них боль, разочарование и осуждение? Но почему?

— Я отомстил за тебя, за отца, за нашу семью, — начинаю доказывать ей, хожу по гостиной из угла в угол, размахиваю руками. Бокал с виски пуст, и я ставлю его на стол, присаживаюсь около матери на корточки и беру ее ледяные руки в свои, — Я хотел наказать, чтобы также мучились, как ты тогда, чтобы поняли, как это — потерять все и всех.

— Кому доказать? Мне или себе? — мама смотрит мне в глаза каким-то ледяным взглядом, словно чужая, — Ты понимаешь, что ты натворил?

— Теперь понимаю, — соглашаюсь я и встаю с пола, сажусь на диван, закрывая лицо руками, — Я хотел разорить, хотел лишить их всего, но не жизни, нет.

— Почему не остановился, когда умер отец девушки? Смирнов?

— Не знаю... Я не смог, — качаю головой, — То, что я тщательно готовил столько лет, банкротство, саму месть — уже было не остановить. Все накрыло, как лавиной, снесло с пути всю семью.

— И сейчас, ты продолжаешь? Ты не остановишься? — спрашивает мама и я киваю, — Почему?

— Я хочу лишь быть в жизни своей дочери, хочу быть ей отцом.

— Для этого нужно отнять ребенка у матери? Я не узнаю тебя, Артем! — почти кричит мама, — Всегда думала, что ты хороший человек, замечательный сын и когда-нибудь найдешь милую девушку. Вы подарите мне внуков, но то, что натворил ты... Боюсь, тебя не простят. Ты, как оказалось, много не знаешь о том, что случилось тогда. Ты не знаешь, что было после похорон твоего отца, кто на самом деле виноват, кто практически вложил пистолет твоему отцу в руки.

— Что ты говоришь? — поднимаю лицо от рук, меня всего начинает трясти мелкой дрожью, — Кто?! Говори кто! — почти приказываю матери.

— Нет, — твердо произносит она, — Твоя месть перешла за рамки, я не позволю пострадать кому-либо еще.

Мама встает и идет в холл, открывает шкаф и достает свое темно-зеленое кашемировое пальто.

— Отвези меня к внучке Артем и к ее матери, я на коленях буду просить, чтобы тебя простили. Ты слышал только — то, что сказала я, даже не разобрался во всем. Начал мстить, но не тому, и ты встанешь рядом со мной, хотя я не представляю, как такое, можно простить, — говорит мама и выходит на улицу, а я стою посреди гостиной, открыв от удивления рот.

Глава 23. Черта

Дашка занимается с репетитором, а я пытаюсь приготовить пирог с мясом на ужин. Выходит, из рук вон плохо, все валится, тесто липнет к рукам, мясо обжарила, и оно подгорело. Мысли где-то далеко, явно не на кухне и явно не о пироге. Почему-то вспоминаю Артема, то время, что мы провели до свадьбы. Как он ухаживал за мной, как горели его глаза, когда видел меня.

Я думала об этом много раз с тех пор и всегда казалось, что Артем не играл, хотя его поступки и доказали потом обратное. То, как муж поступил со мной на следующее утро, перекрыло все его лживые слова о любви, все клятвы верности. Я не могу понять, какой он — настоящий. Тот, что был до свадьбы или после? Скорее второе, но так играть свою чудовищную роль?!