оказаться среди этих весёлых ряженых! Смеяться, плясать, не быть чем-то обязанной матушке, мадемуазель Кати, учителям!..
Показалось, что в толпе ряженых ей подмигнул золотоволосый юноша в зелёном костюме змея-летавца. Машенька зарделась. Ещё пара лет, и ей можно будет выходить на балы во взрослых платьях и искать жениха. Вот только она слышала, как матушка говорила мадемуазель Кати, что блестящие молодые наследники её «младшей мышке» не светят, уж больно невзрачна. Значит, стоит приглядеться к зрелым мужчинам, способным оценить не столько саму девушку, сколько её приданое. Брак с каким-нибудь глубоким стариком Машу страшил, и она гнала от себя эти мысли, как могла, хоть и понимала, что не в её власти выбрать себе партию.
В толпе снова мелькнули золотые волосы и зелёный костюм. Девочке захотелось спрыгнуть с возка и убежать в хоровод, к «змею». Казалось, что уж там-то под маской невзрачной серой мышки разглядят горячее Машино сердце. Но, конечно, она не спрыгнула и никуда не убежала – это были мечты, и, как все порядочные мечты, они не заходили дальше привычных рамок.
Дома никого из семьи не было, только суетилась дворовая челядь, готовя комнаты к празднику и рождественскому балу. Мама со старшими сестрицами были, наверное, у портнихи, отец, как всегда, на службе. Только старая нянюшка, оставленная доживать при хозяйском доме, ласково улыбнулась Маше беззубым ртом: «Барышня-то подросли как!» Вот и всё.
Пустая детская встретила Машеньку тишиной и запустением. Бумажные ангелочки украшали огромную комнату. Когда-то тут звенел весёлый детский смех, но сёстры подросли, а младшая Норская почти всё время проводила в институте. Сидевший на кровати Эдмон улыбался вышитым ртом – игрушки брать с собой на учёбу не дозволялось.
– Скучаешь? – шутливо спросила Маша у медвежонка. – Я тоже.
Ёлку в большом зале нарядят только завтра. Делать было решительно нечего, и Маша собралась во что бы то ни стало уговорить мадемуазель Кати посмотреть на гулянья в Юсуповском саду.
– Но, но, но! Ньет, мадемуазель Мари! Ньельзя! Матушка запретьиль! – донеслось из-за двери маленькой комнатушки, когда Маша елейным голосом попросила гувернантку о прогулке.
– Матушка запретьиль, – тихо, себе под нос передразнила Машенька, уходя.
Она уже всё равно решила улизнуть из неприветливого родительского дома к весёлым людям, на святочные гулянья. Что ж, раз гувернантка с ней не пойдёт, она отправится сама. Приключенческий дух, свойственный смелым героиням романов, бурлил в крови, требуя от Маши одеться поскромнее, нацепить маску и сделать вид, что она просто прислуга и зашла к знакомым. Или, как пушкинская Мария, поменяться платьем с дворовой девкой. Вот только все девки из их челяди были уж очень дородны. Не то что Машенька… или худющая мадемуазель Кати! Девочка украдкой пробралась в комнату гувернантки, когда та вышла на кухню справиться об ужине. Схватила первые попавшиеся под руку платье и пальто и выскочила с ними наружу. Что в том плохого? Ведь это шутка, и потом, она же всё вернёт, когда возвратится.
Машенька переоделась и, прежде чем выпорхнуть из комнаты, прихватила с собой плюшевого Эдмона, засунув его за пазуху.
– Теперь никто не сможет сказать, что я ушла без компании! – поведала она медвежонку и, засмеявшись, сбежала по чёрной лестнице.
Уже на выходе её окликнул усатый камердинер Семён, но она глупо хихикнула и, бормоча извинения, скрылась за дворовыми постройками. Вот только о деньгах она не позаботилась, и платить извозчику до Юсуповского было нечем. Поэтому Машенька неприкаянно бродила по улицам, делая вид, что куда-то очень спешит. В пальтишке мадемуазель Кати она очень скоро продрогла. И как она в этом ходит всю зиму?!
А между тем на город опустилась тёмная декабрьская ночь. Быть может, в особняке Норских волновались о пропавшей Машеньке? Теперь, когда порыв озорства угас, девочка с тоской подумала о скандале, который непременно устроят домашние.
– Но перед этим мы хотя бы посмотрим святочные гулянья, – твёрдо сказала она Эдмону, устроившемуся за пазухой.
Наконец впереди послышался весёлый гомон. Продрогшая Маша ускорила шаг и скоро увидела хоровод ряженых вокруг большого костра, разложенного прямо на площади.
Люди бегали, взявшись за руки, смеялись, выдыхали морозный пар. На лицах у всех были маски или полумаски, изображавшие зверей, птиц, чертей и прочую нечисть. Но, добравшись наконец до заветной цели и с восторгом глядя на танцующих, Маша не решалась присоединиться к их празднику. Разрумянившаяся и восторженная, глядела она на дикие, быть может первобытные, пляски.
Тут из толпы вдруг вынырнул незнакомец в золотисто-зелёной полумаске змея, камзоле, чешуйчатом плаще и с жёлтыми, как солнце, кудрями. Хотя не такой уж он был и незнакомец – кажется, это он улыбнулся Машеньке по дороге домой. Он и в этот раз белозубо улыбался, протягивая девочке маску в виде мышиной мордочки. Машенька без колебаний надела её и позволила затянуть себя в хоровод.
Свет костра согревал, быстрый ритм польки обещал ещё больше тепла. Мелодия постепенно менялась – рваная тональность уличной гармошки превратилась в сыгранный оркестровый хор. Его мотив кружил, уводил с холодных улиц Петербурга на паркет бальных залов. Маски, сперва казавшиеся первобытным скопищем скоморошьих личин, становились изящнее, дороже, красивее. Партнёр словно бы слегка мерцал, казался всё моложе, и вот уже с Машей танцевал юноша лишь на пару лет старше – тонкий, сказочно красивый, будто принц из европейских сказок.
Когда музыка стихла, а пары рассыпались смеющимся горохом вокруг большого костра, принц отпустил Машину руку – и почему он сперва показался ей старше? Отступив на шаг, юноша с лёгким полупоклоном представился:
– Светозар, к вашим услугам, мадемуазель.
Какое благородное старинное имя! Какой учтивый юноша! Он снял змеиную маску, в какой-то момент начавшую казаться частью его лица, открыв породистый тонкий нос, высокие скулы и невероятно красивые зелёные глаза. Машино сердце зашлось в восторженном ритме – неужели добрый Господь смилостивился? Неужели нынешние Святки будут для неё поистине счастливыми?
– Мари, мсье, – присела она в лёгком реверансе.
– Ах, боже мой! Вы же совсем замёрзли, Мари!
– Нет, что вы! Я вполне согрелась в танце, – Машенька и правда чувствовала прилив тепла, хотя оно и было временным.
– Боюсь это ненадолго с вашим пальто, – Светозар покачал головой, критически оглядев Машу, которая зарделась теперь уже от стеснения. – Идёмте! Я знаю поблизости милейшую кофейню. Позвольте угостить вас горячим какао.
– Что вы… ничего страшного…
– Нет-нет, я решительно настаиваю!
Ну разве она могла отказать? Тем более что горячего сладкого какао и правда очень хотелось. Живот уже недовольно побулькивал, напоминая о том, что в последний раз Маша ела ещё в институте.
Кофейня и правда оказалась премилой. Она пряталась буквально за ближайшим зданием и приветливо светилась большими окнами, где висели рождественские ангелочки и звёзды.
– Ах, что за прелесть! – вырвалось у Машеньки.
Светозар подмигнул и, достав красивый