гостью на стул в своей мастерской. Яркие лучи проникали в комнату через высокие панорамные окна. Обилие света придавало студии жизни. Готовые картины, теперь уже аккуратно выставленные вдоль стены, а не сваленные в кучу, ещё ярче играли красками.
— Знаю, Миа, прости, — смиренно отозвалась Миланья. — Столько всего навалилось… И не передать!
— Ты из-за похорон переживала? — спросила в лоб художница. — Мама и папа говорили, что ты очень расстроилась из-за той умершей девушки. Ты боишься смерти?
— И да, и нет… Смерти по большому счету все боятся. Это естественный страх. Что касается смерти других… Зависит от того, кем являлся человек. Если речь о близком — конечно станешь переживать. Как иначе? Если же какой-то гад умрёт — туда ему и дорога! Никакого сожаления!
— Ты убивала, да? — догадалась художница.
— Да, было дело… Убивала… Ничего, что я с тобой поделилась? Ты не испугаешься? — Милли переживала, что такая информация может спровоцировать приступ.
— Нет. — спокойно отозвалась та. — Ты не против, если я буду рисовать?
С этими словами Миа подтянула к себе мольберт, взяла в руки палитру и принялась наносить краски на холст.
— У тебя ко мне какое-то дело. — рука художницы совершала мелкие движения, манипулируя кистью. — Не отрицай. Я сразу вижу людей. Не бойся, я не обижусь, что интересна только когда тебе что-то от меня нужно. Это совершенно нормально.
— Миа! — воскликнула Милли. — Не говори так! Ты очень хорошая! Просто я плохо себя чувствовала, поэтому не приезжала.
— А теперь почувствовала себя хорошо и приехала? — улыбнулась художница и сверкнула своими огромными глазами, выглянув из-за мольберта.
— Я действительно чувствовала себя плохо… Но потом в голове появилась идея… И стало хорошо… И… Ой… Выходит, мне правда от тебя кое-что надо. — сказала Миланья, разочаровавшись сама в себе.
— Говори же! — подбодрила девушку Миа, — Я же уже сказала, что не обижусь. И мне приятно оказаться кому-то нужной.
— Тогда слушай.
И Миланья честно, ничего не скрывая, всё-всё рассказала Мии. Про союз Крафта и Феликса, про восстания, по заговор против Крафта, про борьбу народа и желание сделать жизнь лучше. И, конечно, про бездарно выполненные брошюры упомянула.
— И ты хочешь, чтобы я нарисовала агитационные листовки? — догадалась Миа. — И при этом папе ничего не говорила. Иначе ты скажешь, что восстания, поддерживаемые Крафтом, лишь плод моего больного воображения. Нет-нет! — запротестовала она, видя, что Милли хочет возразить. — Это был не вопрос. Что ж. Я с радостью помогу. Почему нет?
— И ты согласна пойти против аристократов? Против лордов-правителей?
— А что мне твои аристократы? — Милли презрительно скривилась, — Они всегда брезговали мной, смеялись, издевались. Почему я должна их жалеть? — она немного задумалась, — Вы же не планируете ничего против моего папы? Нет?
— Нет, — заверила её Милли. — Положению лорда-мэра ничего не угрожает. Наоборот, оно должно укрепиться.
— Тогда я помогу. — сказала она, но спохватилась. — Только вот… Я не способна сейчас ездить на автомобиле. Очень боюсь. А без натуры не получится создать нужный образ.
— А если ты со мной поедешь? Я кое-что умею. В обиду тебя не дам.
— Всё равно страшно… — её аж затрусило.
Милли встала со стула, подошла к художнице, обняла её за плечи и прижала к себе. Девушка потихоньку затихла.
— Миа, — нежно, ласково сказала Милли, — дорогая моя Миа! Как мне тебе помочь? Только скажи! Всё сделаю! — фраза звучала хвастливо, но Миланье было всё равно. — Скажи, чего ты хочешь?
— Я действительно кое-что хочу, — медленно, шёпотом начала Миа, — Я хочу, чтобы они умерли!
— Ты имеешь в виду тех подонков? — Милли нежно гладила подругу по плечам, волосам, — Тех самых, которые…
— Да, именно их! — с жаром заявила Миа. — Отец говорит, что нужно прощать. Но такое нельзя прощать! Разве нет? — девушка повернулась и с вопросом посмотрела на Милли.
— Эти гады же не раскаялись? Насколько понимаю, нет. Значит жалеть их нельзя. Прощать — тоже. Грязь нужно вычищать. Иначе всё вокруг засрется. Но милая, как их найти? Это же случилось не один год назад, насколько я знаю. У тебя хоть что-то на них есть? Имена? Фотографии? Любые данные?
— Я знаю, что они из банды невидимок. Фото нет, но… Я помню лица, как сейчас. Хочешь, я их нарисую? Тогда сможешь их найти?
— Я не смогу, но… Знаю кое-кого, кто может. — у Милли снова появилась идея. — Если помнишь — нарисуй. Попробуем тебе помочь.
Миланья провела с художницей ещё несколько часов. К вопросу бандитов больше не возвращались. Беседовали на более приятные темы. Однако разговоры — разговорами, а Миа своё дело знала. Покидала дом мэра Милли с портретами мразей в графике.
Через несколько дней белый кабриолет припарковался у обочины дороги. Милли и Миа сидели и смотрели на картину напротив, с другой стороны трассы. Четверо молодых людей всячески пытались привлечь внимание. Махали руками, выбегали на полосу движения, сигналили проезжающим мимо автомобилям. Парни делали вид, что сломались и якобы просили помощи. Однако слава о бандитах и подобной схеме обмана широко распространилась по Септимусу. Водители, заметя подозрительных личностей, лишь прибавляли газу, а не останавливались.
— Это они? — спросила Милли у подруги, указывая на бандитов.
— Да. — Миа сидела вся бледная. Ей однозначно тяжело давалось происходящее. Однако она стойко держала себя в руках и не позволяла панике взять верх. Девушка переступила через себя, села и поехала с Милли. Это совсем не просто. — Один, правда, новенький, его я не знаю, но это не важно. Как ты их нашла?
— Нашла не я, — честно призналась Милли. — Один приятель подсуетился из конкурирующей банды, — имела она ввиду Феликса. — И нужно отдать должное, это Кайла уговорила его помочь, не я. Мой знакомый всё выяснил, дал наводку. Однако это всё не важно. Если это они, давай не будем тянуть.
— Давай… — одними губами прошептала Миа.
— Как хочешь, чтобы они умерли? Быстро или пусть помучаются?
— Всё равно… — еле слышно говорила художница. — Лишь бы скорее… Ааа! — заорала вдруг она. — Они идут сюда.
Действительно. Двое из банды заметили припаркованный на другой стороне дороги автомобиль и приближались к девушкам.
— Только