Читать интересную книгу Энерган-22. Научно-фантастический роман - Хаим Оливер

Один из самых могущественных людей на Земле оказался не менее тщеславным, чем продавщица из магазинчика на углу, которая перед тем, как идти к дружку на свидание, красит волосы и усиленно размалевывает себе лицо.

— Весьма польщен, сеньор Мак-Харрис, — сказал — но не уверен, что справлюсь.

— Подумайте и дайте ответ. Дня через два-три, не позже. Что касается вашего вознаграждения, я не скуплюсь на оплату тех, кто сотрудничает со мной. С этими словами он вынул чековую книжку, проставил там цифру и оставил чек на столе, вместе с одним экземпляром “Утренней зари”.

— Я свое обещание выполнил… — Он протянул мне свою железную руку, стеклянный глаз сверлил меня, как бурав. — И рассчитываю, что вы исполните свое. Помните, конечно? Молчание, только молчание!

Я кивнул, пожал его негнущиеся пальцы, взял чек и газету и лишь тогда спросил: — Разрешите задать вам один вопрос?

— Слушаю вас.

— Что же это такое — энерган? Я имею в виду зерна?

Мак-Харрис на мгновение прикрыл веки — очевидно, не был уверен, достаточно ли убедительно прозвучит ответ.

— Гм, энерган… Весьма ловко сфабрикованный под огромным давлением и при высокой температуре концентрат из смеси углеводородов… Может быть получен в любой крупной лаборатории. На днях мы узнаем точнее, этим занимается доктор Зингер лично. Но уже сейчас ясно, что производство энергана, даже в минимальных количествах, требует продолжительных усилий и огромных средств, так что в конечном счете он обошелся бы в тысячи раз дороже обычного бензина. Для промышленного производства совершенно непригоден и поэтому для нужд рынка не только не годится, но даже немыслим!

— А удалось вам узнать, кто скрывается за вывеской “Энерган компани” и за индейцами, которые занимались упаковкой и продажей энергана?

Мак-Харрис слегка скривил губы — это должно было означать ироническую улыбку.

— Сеньор Искров, вы человек проницательный. Разве вы не догадываетесь, кто может скрываться за этим дешевым фасадом под вывеской “Белый Орел”? Конечно же, “Рур Атом”. Предостережение. Чтобы я перестал противиться их проектам построить в Веспуччии атомные станции. Никто, кроме них, не может себе позволить швырять миллионы на то, чтобы получить глазами.

“Стайфлит, причем в острой форме”, — определил я.

Увидев его, Мак-Харрис просиял, нежно обнял здоровой, левой рукой, погладил впалые щеки юноши: — Кони! Ты почему здесь?

Юноша досадливым жестом высвободился из объятий отца и капризно произнес: — Надоело торчать там! Совсем один, кругом снег, Снег и ничего больше.

— Но тебе необходимо быть там, ты ведь знаешь!

— Ах, папа, оставь! Немыслимо всю жизнь находиться в одиночестве, вдали от людей, друзей…

— Ты только скажи, кто тебе нужен, я пришлю к тебе…

— Да, да, знаю: врачей, санитаров, медсестер, сопровождающих… Они будут кланяться мне, льстить, даже носить на руках, если захочу… “Кони — то, Кони-се”, хи-хи, ха-ха… Разве это друзья? Это шуты, папа, которым платят, чтобы они развлекали меня, смешили, дубасили друг друга и кувыркались, как клоуны в цирке. Не нужно мне таких “друзей”. Мне нужны настоящие, мои товарищи, с которыми я учился в школе…

В словах юноши звучала неприкрытая горечь, к хриплости дрожавшего от слез голоса примешивались нотки отчаяния и протеста.

— Но, Кони, — снова заговорил Мак-Харрис, — ты прекрасно знаешь, что они не могут безотлучно находиться с тобой на Снежной горе.

— Почему? — настаивал юноша.

— Потому что живут тут, со своими родителями.

— Подумаешь! Будут жить у нас на вилле.

— Это невозможно.

— В таком случае, я буду приезжать к ним, сюда!

Мак-Харрис снова обнял сына — оказывается, этот железный человек был способен на проявление нежных чувств! Заставил его сесть, левую, живую ладонь положил ему на колено и ласково заговорил: — Кони, выслушай меня! Тебе нельзя оставаться тут ни минуты больше. Через час-другой стайфли вернется в город, и тогда… Ты сейчас же отправишься на аэродром и сядешь в вертолет. И полетишь прямиком на Снежную гору.

— Один я никуда не поеду!

— Хорошо! Скажи, кого ты хочешь взять с собой.

— Маринеллу. Из десятого класса. Мак-Харрис тут же снял трубку интерфона: — Лидия, в десятом классе второй школы для апперов учится девушка по имени Маринелла. Пригласи ее на неделю… Нет, на две недели погостить у Кони в моей вилле на Снежной горе. Пошли за ней машину. Извести родителей. Нет, они не станут возражать. Скажи им, что мы оградим ее от какой бы то ни было инфекции, она будет там под наблюдением врачей…

Я не поверил своим глазам: суровый хозяин “Альбатроса” превратился в нежного, заботливого отца, даже стеклянный, искусственный глаз, казалось, лучился добротой.

Он обернулся ко мне: — Это мой сын Конрад… мой единственный сын… Кони, а это сеньор Теодоро Искров, автор повести "Энерган”.

— Да? — равнодушно обронил юноша.

— Ну, я пошел… — сказал я и, еще раз попрощавшись, шагнул к обитой кожей кабине. Но она — очевидно, кем-то уже вызванная — легко и бесшумно пошла вниз, и мне пришлось подождать.

Стоя спиной к Мак-Харрису и его сыну, я размышлял над странной судьбой Кони. Мне не раз доводилось слышать о наследнике “Альбатроса”, но увидел я его впервые. Это был сын Мак-Харриса от первого брака, болезненный от рождения, и, как утверждала молва, отец не жалел миллионов, чтобы поддержать его здоровье. Однако, если судить по внешнему виду здоровье Конрада Мак-Харриса оставляло желать лучшего. Не живи он постоянно на Снежной горе, пришлось бы ему, вероятно, лечь в клинику для апперов. В Веспуччии обыкновенные смертные как мухи умирали от стайфлита, несмотря на стайфлизол. Этот чудодейственный препарат действует только на тех, у кого еще не затронута легочная ткань. Если же процесс зашел далеко, то помогает, да и то не всегда, только скальпель хирурга. К тому же операция сопряжена с опасностью, и овладели ею немногие.

Зазвучал предупредительный звонок, кабина лифта появилась снова, двери ее раздвинулись, и оттуда выскочило трое людей в белых халатах.

Вспотевшие, запыхавшиеся, они рванулись было вперед, но, заметив в нескольких шагах от себя самого Мак-Харриса, а рядом с ним Конрада, растерянно отступили.

— Наконец-то! — произнес Мак-Харрис.

В его голосе не осталось и следа от недавних ласковых ноток.

Это был голос человека на грани истерического припадка: визгливый, дрожащий, прерывистый.

— Сеньор Эдуардо… — начал один из прибывших, видимо старший, но Мак-Харрис, не слушая, повернулся к сыну: — Кони, пройди в приемную, к Лидии!

Юноша колебался секунду — повиноваться ли, но глаз отца излучал такую категоричность, что он потупил голову и вышел из кабинета.

А Мак-Харрис шагнул к людям в белых халатах и закричал: — За что я плачу вам тройное жалованье? Для чего держу на Снежной горе? Чтобы вы дрыхли, когда у моего сына нервный срыв? Чтобы вы где-то шатались, когда ему особенно нужно иметь возле себя людей? Старший поторопился ответить: — Сеньор Эдуардо, он буквально выскользнул у вас из рук…

Спустился из окна по веревке, сам сел за руль и гнал машину до аэродрома, а вертолет поднялся в воздух за минуту до того, как мы подоспели. Багровую щеку Мак-Харриса свела судорога. Левой, здоровой рукой он схватил врача за грудь, а правой, железной, замахнулся для удара.

— Слушай ты, старая кляча, которой давно пора на бойню! Если с Кони что-нибудь случится, если поело сегодняшнего случая его здоровье хоть на йоту ухудшится, я сделаю из вас… — Его взгляд упал на меня, он осекся и непроизвольно разжал руку: — А вы что тут делаете?

— Жду лифта, — поспешно ответил я, юркнул, не прощаясь, в кабину и нажал па кнопку.

Что было дальше с теми тремя бедолагами, не знаю. Знаю только, что за каких-то двадцать минут у меня перед глазами прошли три разных, несовместимых друг с другом облика президента “Альбатроса”: трезвый, хитрый бизнесмен, нежный, любящий отец и грубый, бесцеремонный хозяин… Нет, никак не походил Эдуардо Мак-Харрис на легендарных пионеров нефтяного промысла, которые некогда чуть не голыми руками долбили землю, чтобы извлечь из нее черное золото. Многое, вероятно, скрывалось за обожженным лицом и стеклянным глазом. Еще многое мог бы он сам порассказать о себе, чтобы я мог составить то славное жизнеописание, которое он замыслил. Принять ли мне предложение стать его биографом?

Размышляя надо всем этим, я спустился вниз. Отказался от машины, которую Лидия вызвала для меня, и под проливным дождем зашагал по мокрым улицам, дыша очистившимся воздухом Америго-сити, родного моего города, который после многомесячных конвульсий в петле палача вновь задышал полной грудью.

На улицах, площадях, во дворах толпился народ. Словно под благодатным душем, люди стояли под дождевыми струями. Дети шлепали по лужам, старики молитвенно вздымали руки к небу, матери держали обнаженных младенцев под теплым дождем, словно бы заново совершая обряд крещения.