Читать интересную книгу Энерган-22. Научно-фантастический роман - Хаим Оливер

Никогда и ничего не пересчитывал я с таким наслаждением:зерен было ровно 1100. Следовательно, я обладал 1100 литрами горючего. А весило оно всего 110 граммов. Я не физик и не знаю, каково соотношение между энергией и материей, при котором одна бомба, взорвавшись, обращает в пепел целый город. Я знаю лишь эйнштейновскую формулу Е=тс2, но мне высвобождающейся из зеленоватых зерен энергии было предостаточно. И для езды, и в качестве доказательства.

Эта находка, как и все другие события дня, начиная с опубликования повести и кончая предложением редактора продолжить ее, вернула мне ту уверенность в себе, которую я потерял за годы безработицы. Вообще-то я по натуре оптимист, работяга и добрый малый, люблю острые анекдоты и общество хорошеньких женщин, не гнушаюсь виски, если оно натуральное, радуюсь жизни, когда она дает для этого повод, а в последние часы она была не так уж плоха, несмотря на то, что ядовитый стайфли за окнами по Индикатору достиг цифры “87”. На глазах изумленной жены я превратил 70 зерен в 70 литров энергана, половину залил в бак моего фордика, а остальными заполнил две канистры, которые положил в багажник. Захватил с собой виски — в бутылке еще оставалось не менее половины, заставил Клару надеть куртку, и мы двинулись в путь.

Панчо мы застали лежащим на диване.

— Подымайся, лежебока! — прикрикнул я и сдернул с него плед.

— Какая муха тебя укусила? — страдальчески пропыхтел он, глядя на меня своими маленькими круглыми глазками.

— Поехали кататься!

— Куда, к дьяволу, в такой час?

— На чистый воздух. В предгорья. На Рио-Альто.

— Совсем свихнулся! Ум за разум зашел! Да ты знаешь, во что обойдется поездка в Рио-Альто и обратно? — И не без желчи, но и без тени зависти добавил: — Я небось не писатель, у меня энергана нет.

— Зато у меня есть! — сказал я. — Одевайся, живо! Сегодня я беру тебя на содержание.

— А моя жена как же?

— Бери и жену, и детей, всех! — У Панчо было трое малышек, таких же крохотных и кругленьких, как отец.

Мы пошли к нему в гараж, я отдал ему обе канистры. Одну он вылил в бак, вторую сунул в багажник.

— Вот что значит быть журналистом в наше время, — сказал он.

— Сколько тебе отвалили за эту газетную брехню?

— И не спрашивай! Между прочим, это энерган. Он захлопал в ладоши: — Браво, браво!

— Не веришь?

— Слушай, Тедди, мне-то хоть не морочь голову! Я больше не настаивал. Женщин и детей мы посадили в машину Панчо, а у сам он сел ко мне.

По воскресеньям дороги относительно свободны, люди ездят мало, экономят бензин. Только перед заправочными колонками тянулись очереди: народ запасался в ожидании нового повышения цен. А у меня дома была целая тонна горючего!

— Ну, признавайся, сколько же тебе отвалили за повесть? — снова спросил Панчо.

— Не знаю. Она еще не закончена, но Лино Баталли обещал тысчонки три.

— И ты согласился? — Панчо был возмущен.

— Неплохие деньги, Панчо. А уж в моем положении…

— Вот какие у меня друзья — чистые донкихоты! — сочувствуя моей непрактичности, вздохнул он. — Не будет тебе в жизни счастья! Три тысячи… Да у него тираж до трехсот тысяч подскочит! Пошли ты его к дьяволу!

Скажи, что меньше десяти, нет, пятнадцати не возьмешь. Чтобы и мне кое-что перепало…

Он был прав, хотя и не подозревал о моем последнем разговоре с жрецом и о том, что я обнаружил в коробке из-под сигарет. Ведь когда я завтра явлюсь редакцию, имея на руках вещественные доказательства, и моя повесть получит неожиданное и еще более сенсационное продолжение, предложенный мне гонорар и даже названная моим другом Панчо цифра будут выглядеть поистине смехотворными.

Первые сто километров я проехал, израсходовав всего литра два-три. Панчо не заметил этого, не то ему стало бы плохо. А еще через два часа мы были в Рио-Альто. Здесь воздух был чище, и в предвечерние часы мы увидели то, чего в большом городе уже давно не увидишь: по улицам гуляли люди.

Просто так, бесцельно прохаживались с женами и детьми, а юноши и девушки заглядывали друг другу в глаза и смеялись. И деревья еще не окончательно высохли, и кое-где во дворах росла зеленая травка, а маски носили в основном больные стайфлитом.

Мама угостила нас домашним печеньем, и домой мы вернулись поздно ночью оживленные, бодрые. На прощанье я напомнил Панчо, чтобы он на некоторое время заблокировал информацию об “Энерган компани”.

— Не волнуйся, — сказал он. Настроение у него было приподнятое. — Я не собираюсь подрывать твой бизнес. Но и ты не подрывай мой:держи язык за зубами!

Ночь я провел беспокойно — разумеется, мне уже не снилась виселица, наоборот, меня обступили видения прекрасного будущего, которое ожидает меня. Мне представлялось, как я вхожу рано утром к Лино Баталли и показываю ему коробочку с энерганом, как он вскакивает, обнимает меня, вызывает кассира, и я получаю новый аванс, на сей раз с тремя нулями.

Боже, каким идиотом я был! Панчо прав, называя меня неисправимым Дон-Кихотом.

Итак, в девять утра, наказав Кларе сидеть безотлучно дома и ждать вестей от старого жреца, я пересыпал большую часть зерен энергана в три банки, спрятав их в трех укромных уголках — в кухне, в спальне и кладовке, сунул в карман коробку с оставшимися зернами, штук двадцать примерно, и поехал в редакцию.

Мне предстояло сражение, настоящая битва за мою будущую судьбу. Она началась сразу же. Причем скверно. Секретарша Лино Баталли остановила меня: — У шефа совещание.

Я прождал битый час. Потом Лино промчался мимо меня, даже не поздоровавшись. Вернулся он к полудню, явно не в духе.

— Ну, что там у тебя опять? — проворчал он. — Аванса не хватило? Ладно уж, иди в кассу…

— Нет, Лино, я по другому поводу. Дело гораздо интереснее…

— И, выдержав эффектную паузу, добавил: — У меня есть доказательства.

— Какие еще доказательства? — рассеянно спросил он.

— Энерган.

— Что, что?

— Энерган. Зерна, дающие высокооктановое горючее. О которых говорится в моей повести.

Я вынул коробку с белым орлом на этикетке, открыл ее и, как мне привиделось ночью во сне, сунул Лино под нос.

Он даже не удостоил ее взгляда.

— Тедди, дорогой, это прекрасно, когда авторы так увлечены своим материалом, но ты, пожалуй, хватил через край. Может, ты и меня вздумал вставить в свое сочинение? Уволь, пожалуйста, у меня и так хватает мороки в последнее время. Эль Капитан прислал мне письменное предупреждение…

Не слушая дальше, я открыл дверцу наполненного первоклассными напитками бара в углу кабинета, взял шейкер, которым Лино готовил коктейли, наполнил его водой и поставил на полированный редакторский стол. Лино не двигался с места, но я видел, что в нем закипает ярость.

Подчеркнуто небрежным жестом я вынул из коробки одно зернышко и бросил в шейкер.

— Ты бы лучше отсел от стола, — сказал я.

— Слушай, Тедди! — рявкнул он. — Прекрати этот балаган! Я занят.

И тут же прикусил язык: жидкость в шейкере зашипела, повеяло холодом, запахло озоном.

— Что это значит? — спросил он, уже гораздо сдержаннее.

— Смотри! — Я отлил немного жидкости в пустую пепельницу, поднес огонек. Жидкость несколько секунд горела голубоватым пламенем.

Лино вопросительно уставился на меня. Он не глуп, о нет! Это я болван.

— Ты хочешь меня уверить, что история с твоим энерганом не выдумана? — сказал он.

— Да, Лино, клянусь тебе тем, что мне дороже всего на свете:моими детьми.

Он молчал долго, очень долго, не сводя глаз с шейкера, откуда струилось свежее дыхание озона с легкой сладковатой примесью неведомого летучего вещества. Потом поднял трубку синего телефона, который связывал его напрямую с некими лицами, и нажал на клавишу: — Сеньор Мак-Харрис?… Лино Баталли. Мне необходимо вас видеть, немедленно, безотлагательно! Дело исключительной важности… Нет, не по поводу Эль Капитана, гораздо важнее… Вместе с моим сотрудником Теодоро Искровым… Да, да, тот самый… Нет, “Далия” тут тоже ни при чем. Едем немедленно!

Он положил трубку, завернул шейкер в газеты, осторожно, двумя руками поднял его и вышел из кабинета. Я последовал за ним.

Внизу нас ждала машина.

10. Эдуард Мак-Харрис, президент “Альбатроса”

Мы подъехали к административному зданию “Альбатроса”, тому самому, где неделю назад Командор разместил свой командный пункт и решал, кому из арестованных жить, а кому умереть. Эта 110-этажная махина из алюминия и стекла — символ могущества крупнейшей нефтяной компании в стране, одной из крупнейших в мире. Неподалеку высился остов сгоревшего нефтеочистительного завода.

Мы торопливо пересекли мраморный холл и сели в роскошный, обитый кожей лифт, который поднял нас прямо в кабинет самого Эдуард Мак-Харриса, главы “Альбатроса”.