Читать интересную книгу Аут. Роман воспитания - Игорь Зотов

Я категорически запретил Алексею одному покидать пределы виллы, нанял ему учителя, да и в доме всегда находились люди, которые за ним присматривали. А он особенно никуда и не рвался. Слушал свои кассеты, достал-таки их, раздобыл.

Надо сказать, что как я ни сопротивлялся заводить знакомства со своими бывшими соотечественниками, в Сан-Диего все же пришлось. Здесь довольно большая русская колония, а иные из ее обитателей работали в моей фирме, часто под моим началом. Однако я держался с ними отстраненно, никак не провоцировал сближения, ну только разве что в самых необходимых случаях. Одним из таких и было маниакальное желание Алексея слушать Высоцкого и Галича. Мне пришлось уступить, памятуя заветы доктора Строуса. Пришлось поддержать знакомство, но право, самое, так сказать, легкое и необременительное с одним эмигрантом, не буду называть его имени. Несколько раз я с ним ужинал и пару раз приглашал его домой, и он о чем-то беседовал с Алексеем, а потом несколько раз передавал ему через меня эти самые кассеты. Как он говорил – в подарок. А что я мог поделать?!

Зато Алексей видимым образом успокоился, такая малость – кассеты – сыграла в этом свою роль. Однако я не знал, что кассеты продолжат играть и дальше. А откуда мне было знать?!

Мы летали с ним в Нью-Йорк к доктору Строусу, я совместил тогда свою командировку с этим визитом. Я долго готовился к встрече и, надо сказать, правильно сделал. Я не сказал ничего лишнего, только от души порадовался тому, что Алексей теперь нашел себе занятие по вкусу: он слушает музыку, отчасти и хорошую музыку (почем доктору Строусу было знать, хороша ли музыка Высоцкого или Галича?), и даже вернулся к рисованию. Насчет последнего занятия я, конечно, соврал, но Алексей, который сидел рядом, ничем меня не выдал. А если бы даже и выдал, я бы всегда мог отвертеться тем, что мне показалось, что я видел, как он рисует… Ну что-то в этом роде, короче. Я ведь ничем не рисковал, правда?

Как раз прилетев из Нью-Йорка, я впервые узнал, что Люся мне не совсем, так скажем, верна. Она-то винила во всем мою неистовую, как она выражалась, работу, говорила, что ей до безумия надоело оставаться одной, в то время как я мотаюсь по Штатам или сижу в своей фирме. А я думаю, что она просто меня никогда не любила. И замуж за меня вышла «из любопытства», как она сама мне говорила во время наших частых ссор еще в России.

V

Мне очень не хотелось об этом говорить, но, видимо, придется, а то вдруг меня как-то совсем не так поймут. Мне Люся досталась с таким боем, что трудно поверить. Такое бывает только в очень романистых романах, прямо как у этого, у Достоевского, хотя не люблю я его, архискверного (тут прав Ленин).

Я встретил ее на вечеринке у своих друзей и влюбился, что называется, с первого взгляда. Вот прямо как вошел в комнату, так и влюбился. Даже шарахнулся, как от удара, от ее взгляда, даже попятился. Что, конечно, для моих приятелей не осталось незамеченным.

Я осаждал Люсю, как крепость. Три года не давал ей проходу, стерег у дверей общежития (она тогда жила в общежитии), стоял у дверей аудиторий, где она слушала лекции, провожал ее вечером и встречал утром. Я почти забросил учебу, благо она мне давалась легко.

Был даже такой эпизод, что вроде и вспоминать стыдно, но в результате именно он оказался решающим. Летом Люся в очередной раз сказала, что у меня никаких шансов нет, и уехала с друзьями в поход на байдарках. Вернее, сказала, что с друзьями. Я спросил – куда, она простодушно ответила: в Мещеру, на Бужу. Речка так называется.

И уехала, не соврала: я сам видел, как она с рюкзаком на плечах выходила из общежития, я за углом стоял и смотрел. Какой-то парень, по виду однокурсник, ждал ее у подъезда, и тоже с рюкзаком и огромным тюком – байдаркой. Погрузились в троллейбус, уехали.

Я же помчался в магазин, купил карту, нашел эту дрянную Бужу (она, кстати, и впрямь оказалась дрянной). Купил рюкзак, ну и что там полагалось – хлеб, вермишель, чай, сахар, тушенку. Спички, спички забыл!

Вечером я уже ехал на эту треклятую Бужу, ехал долго, далеко. Оказалось, чтобы попасть на нее, нужно было сделать пересадку в неких Черустях. Но когда я доехал до этих вонючих в прямом смысле Черустей (там один сортир пристанционный чего стоит!), электричка на эту мутную Бужу ушла, а следующая была только утром.

Как-то я перебился ночь, в холоде, а днем добрался до этой гнилой Бужи. Коричневая, почти черная речка течь-то текла, но куда отправились мои туристы, вверх или вниз по ней, я не знал. Логически – конечно, вниз, туда плыть легче. И я пошел вдоль берега. Сразу же начались мерзкие мещерские леса. И с ними – комары. Было начало июня, самое комариное время. В несколько минут мое тело и кисти рук и все места, которые я по неопытности оставил открытыми, сделались сплошным зудящим волдырем. Но я шел. Я натянул на голову майку (слава богу, взял с собой лишнюю), оставив только щели для глаз, а руки втянул в рукава куртки. Было невыносимо жарко, хотелось пить, есть, но я не останавливался, я шел. Я высматривал места, где могли бы укрыться в этом аду туристы, но никого не видел.

Может, это была ее очередная шутка насчет байдарочного похода? Может, они с тем человеком меня разыграли, а сами поехали к нему домой? Началось время отпусков и дач, родители его уехали, квартиру оставили, вот они и воспользовались. Ведь сейчас сессия, как они могли уехать, когда как раз начались экзамены? Чушь! А я поверил! Они валяются сейчас на пропотевших от секса простынях, они любят друг друга, а я один, в аду, истязаемый комарами, жаждой и усталостью, – я, который никогда в своей жизни не ходил ни в какие походы! – иду черт знает куда!..

Остановился, сел. Надо подумать. Давай, Миша, сделаем так. Сегодня я уже не успею вернуться в Москву, и, следовательно, день потерян. С другой стороны, я смогу пройти еще пару-тройку часов. Сейчас разведу костер, вскипячу воду, заварю чай, перелью во флягу, поем, попью и пойду. Не могли же они так далеко уплыть. Или могли? С одной стороны, эта гадкая Бужа почти не петляла, ландшафт-то в Мещере низкий, без особых преград, и мне было легче, мне не приходилось слишком петлять вместе с рекой. С другой стороны, они могли уплыть очень далеко. И будет страшно обидно, если я дойду до какого-то места, не увижу их, решу повернуть, а окажется, что они были всего-то в ста метрах ниже… Нет, с точки зрения математики у меня почти не было шансов их найти. Один лишь шанс оставался – чисто достоевский.

Костер не разжег – спички, повторю, забыл. Подошел к реке, вода была совершенно черной, это, видимо, от почвы, здесь же торфяники, подумал я с тем только, чтобы логикой преодолеть свое отвращение к Буже и напиться из нее. Напился. Достал хлеб, открыл банку тушенки. Съел. Полегчало, но комары тоже попользовались моим отдыхом, и еще как!

Быстро собрался, замотался в тряпки, пошел дальше. Это были совершенно пустынные, почти даже без тропинок, места. А уж о деревнях и селах и говорить нечего – их не было и вовсе. На мое счастье, я заметил – редкая удача! – на середине реки лодку-долбленку и в ней мужика с удочкой. Он стоял там так тихо, что я бы ни за что не обратил внимания на него, если бы не оступился в яму с болотной жижей. Оступился, выругался, огляделся и увидел его.

– Скажите, пожалуйста, – предельно вежливо начал я, боясь, что мужик не ответит, что испугается меня и уплывет, – вы не видели тут байдарку? Я отстал и ищу туристов на байдарке.

– А тама были с утра, – махнул мужик вниз. – Может, и тама еще.

И замолчал, боялся рыбу распугать, не иначе. Неужели в этой черноте есть рыба?

Ну хоть какой-то шанс. Спросить, сколько волочиться до этого «тама», я уже не решился. Однако сил прибавилось, зашагалось резвей. Потом, правда, пришлось опять сбавить шаг – пару раз я чуть было не наступил на змею. Потом и река, сука, начала петлять, что было совсем некстати.

Я прошагал так часа еще три, с остановками, разумеется. И вдруг услышал вдали голоса. Или мне показалось? Я остановился, прислушался. Чертово сердцебиение мешало слушать. Чу, опять голоса. Радио, что ли? А чего я стою, надо идти, все равно ведь если кто-то там есть, то он будет на берегу, возле реки.

И точно, на другом берегу я увидел первым делом дымок костра, затем поляну, перевернутую байдарку на ней, а дальше, у опушки, – палатку. Они тут вдвоем, никаких сомнений, – сжалось мое сердце. А может, и не они?! – всколыхнулось последней надеждой…

…И угасло: Люся сидела спиной ко мне у костра и помешивала ложкой в котелке. На голове ее была плотно повязанная косынка, но одна каштановая прядь выбивалась сзади. По этой пряди я ее и узнал.

Теперь передо мной со всей очевидностью встал выбор: что делать, коль скоро я довел это безумное мероприятие до логического конца? Переплыть реку и явиться пред ясны оченьки полюбовничков? Затаиться на этом берегу и подсматривать, теша свои мазохистские задатки? Или вернуться на станцию?