Читать интересную книгу Отпуск строгого режима - Кирилл Казанцев

— А знаешь что, Ленка, пошли ко мне. Я тебе компенсирую свой беспредел.

— Какой беспредел?

— Ну, что руку чуть тебе не сломала.

— Да брось ты. Все в порядке, — махнула здоровой рукой Ленка.

— Пошли, пошли, у меня коньячок есть, вафельки шоколадные, французские.

— Французские, говоришь?

— Они так приятно хрустят. Похрустим, поговорим. Ну, как?

— Ладно, идем, — наконец согласилась Ленка.

Подруги подошли к автостоянке. Из спортивной сумки-банана Светка достала электронный ключ. В двух шагах от нее приветственно пикнул желтый, закошенный под спортивный двухместный «бумер».

— Ни фига себе, а я и не видела у тебя такой брички.

— Папан недавно подогнал. Он двухместных машин не понимает. А вот мне она как раз. На фига мне пассажира за спиной держать.

— Ты че, боишься? — удивилась Ленка.

— Ну, когда руки на руле, сделать практически ничего нельзя. И предок будет спокоен, что я никого подвозить не буду. А рядом усажу только того, кто мне на самом деле самый близкий человек.

— Да, логика в этом есть, — согласилась Ленка.

Светка завела двигатель, который почти неслышно заурчал.

— А сейчас послушай, какая музыка.

Светка дала газу, и мотор ритмично зарычал бархатистыми басами.

— Прям тигренок.

— Супер, и даже музон-шансон включать не надо.

— Нет, подружка, ты включи. Пускай парни нам что-нибудь исполнят.

Светка нажала кнопку, и в четырех динамиках — двух впереди и двух сзади, для объемного звука — голос с хрипотцой запел:

От бутылочки вина —

И не болит голова.

А болит у того,

Кто не пьет ничего.

Желтый «БМВ» рванул с места и полетел по улицам, рассекая светом фар городские сумерки.

А потом, сидя за барной стойкой у себя на кухне, Светка, выпив на пару с Ленкой двести граммов душистой «Метаксы» из пузатых бокалов, прослезилась и захныкала:

— Я из-за него хотела покончить с собой. Вот этими руками… Нажраться всякого дерьма и от этого дерьма умереть. А это он дерьмо! Дерьмо! Ты, Валет, полное дерьмо! — крикнула в потолок оскорбленная девушка.

— Правильно, Светка, он и есть дерьмо! И чмо! И все, что на «о»… — поддержала подругу Ленка. — А вафельки у тебя вкусненькие. И коньячок ок!

— Да он фуфло!

— Ты че, коньяк фуфлыжный?

— Да нет, успокойся, коньяк настоящий. Это Валет фуфло!

— Конечно! И ссыкло. Как с нормальной девушкой в серьезные отношения вступить, так срезу же бежать. Только пятки сверкают.

— И чего они, козлы, нас боятся? — Светка допила коньяк из своего бокала. Взяла фигуристую бутылку, обновила подружке, плюхнула себе.

— Чего-чего… — презрительно улыбнулась Ленка, представив лицо своего последнего кавалера. — Мужики все думают, что им с нами век свободы не видать. Думают, что мы для них камень на шее и гиря к ногам.

— Давай за нас — за прекрасных дам! — перебила Светка. — Если мы гири, то золотые!

— Правильно!

Подруги чокнулись, глотнули, откусили от французской вафельки по кусочку.

— А такое о себе возомнил, говорит мне: я гений житейских обстоятельств. Из любой тяжелой ситуации, говорит он, умный человек должен найти выход, а я, представь, Ленка, хвастается он, нахожу два выхода.

— Два? Че, он того, двинутый? Зачем два, у него что, раздвоение личности? — Ленка повертела указательным пальцем у виска. — Шиза косит наши ряды…

— Да нет… Говорит, что нужно найти два выхода, чтобы, когда он воспользуется одним, те, кто за ним гонится, подумали, что он вышел через второй.

— Ну, он загнул… Знаешь, он просто трепло. И язык у него помело… О! Видишь, Светка, опять все на «о-о-о», — протянула Ленка, уже порядочно окосевшая. — Слушай, подруга, а у него там тоже помело? — девушка глазами показала себе между ног и прыснула со смеху.

Светка неожиданно задумчивым и загадочным тоном произнесла:

— Вот там-то у него, честно говоря, черенок от помела. А руки у него… Такие руки, нежные и сильные.

Крупные слезы внезапно потекли по ее щекам.

Ленка перестала ржать, обняла подружку:

— И кто же он у тебя по профессии?

— Я же еще тогда тебе говорила — фокусник-иллюзионист.

— Артист, значит, — мотнула головой Ленка, — звезда арены, значит!

— От его прикосновений, честно, как в кино говорится, я летаю…

Обе подружки, вспомнив, как когда-то они «улетали» от хорошего секса, дружно пустили нюни.

А потом выпили еще коньячку.

— Найдем мы твоего артистишку… Вычислим, где у него гастроли, — решительно сказала Ленка. — Найдем, предстанем перед ним такими прынцесами, красивыми, сексапильными. Ты себя покажешь во всей красе и щедрости. Он нам номер откинет, а мы его или озолотим, или прокинем. Пускай себе локти тогда грызет. Правильно?

— У-у-у, — ревела Светка.

— Перестань… Найдем мы его! Никуда он от нас не денется, — решительно проговорила Ленка. — Что они перед уходом у тебя делали? Вспоминай.

— В компьютере копались.

— Так, подавай сюда компьютер!

Ленка намного лучше разбиралась в интернет-прибабахах, чем Светка. Она быстро восстановила историю в браузере, вычислила, на какие сайты заходил Валет.

— Ну так понятно, все понятно, Светик… На юга потянуло пташек. В Турцию полетели. Город явно Сиде. Судя по тому, как они осматривали и пересматривали странички фотоотелей, цены и прейскуранты, — это «Голден Стар отель», «Сайд Сан парк», «Сан Флауэр» или «Нертон отель». В общем, картина ясная.

— Картина маслом… Давай добьем. — Светка разлила остатки «Метаксы». — Вот такая наша жизь — дзынь-бздынь, — заплетающимся языком сказала она.

— Не боись, подруга, у меня есть план, как вернуть или наказать твоего пижона, — ухмыльнулась Ленка.

11

На кровать Валета в гостиничном номере, заправленную клетчатым покрывалом, он и Борода сбросили все бабки, которые у них были в карманах, в лопатниках, в специальных тайниках в складках и швах одежды.

— Рыба крупная, — ощерился турок-месхетинец, — и главное, здесь ловить не переловить. Летят и будут лететь с бабками прямо к нам в руки.

Валет стопками, как складывают карты при раздаче, молча разложил купюры.

— Итак, у нас вышло три тысячи долларов, полторы тысячи евро, двадцать восемь тысяч рублей, золотая цепочка, три банковские карточки, — подытожил карманник. — И это всего за час с хвостом работы.

— Ты щипач охрененный… — похвалил подельника турок-месхетинец. — Но и моя доля в этом есть.

— Ты же чуть не попалился. Нам фартануло, что турецкий мент вмешался.

— Если я не буду тренироваться, то ничему не научусь. А на кой хер ты эту пластмассу набрал? Возни с ними, — Борода показал на банковские карточки.

— У меня в Анталье знакомый корешок отабарился, — сказал Валет. — Айтишник.

— Кто?

— Крякер… Он их вскроет.

— Возьмет и крякнет! — усмехнулся Борода.

— Он здешних дроперов снабжает, а они с нашими чуваками в доле.

— Бля буду, — проворчал турок-месхетинец. — Я ни в зуб ногой, что ты базаришь. Не врубаюсь я в эту новую феню.

— Дроперы покупают дорогие цацки по взломанным картам.

— А че, он сам не может?

— Его голова дороже стоит, чем вся эта хрень в магазинах, — многозначительно протянул вор-карманник.

— А сколько эта голова с нас возьмет за этот пластик?

— О проценте еще помозгуем, зависит, что на них есть. У него свои расценки. Я добазарюсь, — заверил Валет.

— Да, я компьютер никогда не расшарю, — честно признался Борода.

— Каждый должен делать свое дело. — Руки карманника быстро растасовывали купюры, делили по стопкам.

— Однако, слышь, твоему ремеслу я все-таки научусь, — решительно проговорил турок-месхетинец. — Ты мне все свои закавыки выложишь. Скажи — да или нет?

— Не кипятись… Если хочешь, научу, но учить буду аккуратно. Наша главная задача — жить и брать все от жизни незаметно. А обеспечивают нашу жизнь обеспеченные фраеры, — начал разглагольствовать Валет. — И брать надо только у того, кто может не заметить или сделать вид, что для него пропажа — это пустяк. Если украдешь последнее у инженера, который пару лет копил на поездку в Турцию, он хай поднимет, пойдет в посольство, те обратятся к туркам. А турецкие менты хуже наших — взяток, ты сам видел, не берут. И наши туристы для них — курица, несущая золотые яйца. За эту курицу они все и вся на уши поставят и перекроют нам, щипачам, пути-дорожки. А в тюрьме ты у них никто — сразу же, считай, опущенный. Но ты хоть сам турок, тебя, может, и пожалеют, мол, репрессированный народ, а я русский — вековечный враг их. У них знаешь какое о нас представление — что мы славянские звери и готовы любого турка в чан с парашей бросить и казацкой шашкой над головой махать, чтобы он в этот чан нырял.