Рейхсвер находил нелегальные пути, чтобы всячески использовать возможности, заложенные в установленном длительном сроке службы. В итоге солдаты получали подготовку как будущие унтер-офицеры, а унтер-офицеры – как будущие командиры взводов. А обучение командиров взводов было опять же построено так, что они могли в любое время принять командование ротой, а командиры рот по квалификации представляли собой командиров батальонов. Таким образом, рейхсвер фактически являлся оптовым поставщиком унтер-офицеров, офицеров, командиров и генштабистов для будущей германской армии.
Частицей этой системы были и наши курсы. Старшие по чину солдаты или ефрейторы назначались командирами орудий. Унтер-офицеры командовали взводами, а минометной ротой – молодой лейтенант, командир взвода. Это был так называемый кадровый состав – всего около тридцати человек. Затем шли мы, сто двадцать рекрутов, в качестве «пополнения», и рота была укомплектована. Оставалось только, согласно двухнедельной программе, обучить нас, «равняясь на направляющего», сформировать из нас годное к строевой службе в военное время подразделение и представить его господам с Бендлерштрассе. Следовательно, на переднем плане была подготовка якобы на случай войны, а на заднем – заправка коек, уборка шкафов и прочие мелочи казарменной жизни. Оттого-то так уютно и было все сначала обставлено. Но после присяги стало неуютно.
Сообразуясь со структурой минометной роты, нас разделили на три разряда: связные, стрелки и ездовые.
Связные учились верховой езде, азбуке Морзе, светосигнализации, а также прокладывать телефонные линии, или «тянуть провод», как это у нас называлось; обслуживать дальномер, делать чертежи, составлять короткие донесения, передавать приказы. Не последнее место в обучении занимал и метод наводки при стрельбе с закрытых огневых позиций.
Стрелки учились обращаться с минометами. Выдвинуть эту махину в позицию, да еще согнувшись, да за две-три минуты, стоило большого труда, мы обливались потом, не обходилось и без синяков. Заряжать, наводить, устранять помехи, разбирать затвор, менять позицию, прицеплять к тягачу – в этом необходимо тренироваться, и мы тренировались до изнеможения.
Ездовые учились скакать верхом и править лошадьми. Каждый, кто знает, сколько сил отнимает один только уход за лошадьми, может себе представить, что пришлось проделать этим парням за две недели.
Все три категории, проходя специальную подготовку, учились стрелять из карабинов и пистолетов, включая стрельбу боевыми патронами, а также пользоваться ручными гранатами и карманной буссолью, читать карты и ориентироваться ночью.
К началу второй недели рота выстроилась в полном составе для выступления в поход. Впервые все то, чему нас учили, муштруя в одиночку и группами, предстояло испробовать во взаимодействии: поход по дорогам, противовоздушное укрытие, развернутые боевые порядки и снова марш по местности, разведка и занятие позиций, потом рытье окопов и маскировка, команда для ведения огня, стрельба и занятие новых позиций.
Вечером, усталые. как собаки и покрытые грязью, приходили мы в казармы. После ужина следовала чистка минометов и личного оружия, причем обучение продолжалось. Потом мы повторяли проработанный материал и получали всевозможные указания. В полночь мы валились на койки, а в пять утра все начиналось сызнова.
В день окончания курсов явились офицеры из министерства рейхсвера проверить результаты эксперимента, В метель и холод мы отправились в Россентин на учебный плац, куда добрались, вымокнув до нитки. На холме стояло такое количество чиновников с Бендлерштрассе, что на каждого из них приходилось чуть ли не по рекруту, Вскоре они заняли свои места и стали наблюдать за всеми манипуляциями. Тут уж нельзя было «ловчить», выражаясь' нашим языком. Правда, это и не было смотром в обычном смысле – проверялась часть мобилизационного плана.
Когда мы, замерзшие, выстроились, чтобы пуститься в обратный путь, в казармы, какой-то генерал в монокле сказал нам на прощание:
– Молодцы, ребята! Вы доказали, что из штатского можно за две недели сделать настоящего солдата. Выражаю благодарность и одобрение участвовавшим офицерам и младшим командирам, хвала вам, солдаты рейхсвера!
В учебном батальоне рекрутов
Прошло две недели с тех пор, как мы прибыли в Кольберг; потом мы прошли специальную подготовку, затем в последний раз почистили оружие и наконец впервые собрались за кружкой пива в столовой вместе с инструкторами.
На следующее утро мы, снова в штатском, прошли маршем в полном составе на вокзал. Осталось около четверти часа до отправления поезда, который должен был нас доставить в Нойштетин, в учебный батальон. Не всем удалось за эти пятнадцать минут купить открытку с картинкой и послать привет родным.
Почти все сто двадцать молодых, солдат прибыли из глубины страны, и большинство их впервые выехали из дому. Но никому не пришло в голову повести нас хотя бы ненадолго на берег, показать Балтийское море, находившееся в каких-нибудь трех километрах от казармы.
Итак, нас повезли в Нойштетин. По справке путеводителя – «это жемчужина Померании», маленький городок на берегу красивого Штрейтигского озера, окруженный лесами «померанской Швейцарии»{20}. Вдалеке виднелись казармы.
Тот, кого полгода там муштровали, вряд ли забудет название этого городка, хоть он его почти не видел. Жизнь рекрутов протекала во дворе казармы, на стрельбище или на расположенном поблизости учебном плацу, именовавшемся «пустошью». Каждое четвертое воскресенье большая группа лютеран и небольшая группа католиков маршировали в церковь на богослужение; по пути туда и обратно мы любовались маленькими девочками как чудесными существами из незнакомого мира.
Уже при встрече во дворе казармы, когда нас принимал ротный фельдфебель, представший в окружении унтер-офицеров, у нас мелькнула мысль, что генерал с моноклем, вероятно, глубоко ошибался. Все выглядело так, как если бы нас встречали укротители диких зверей. И тут ротный высказался:
– Вы, юнцы, как видно, думаете, что чего-то достигли. Вы, наверно, воображаете, что уже стали солдатами. Вы, ребятки, играми занимались, две недели играли! Забудьте про это! Вы вообще и не были в Кольберге, ясно? Вы штафирки, жалкие штафирки. Теперь только мы сделаем из вас людей. Только теперь вы научитесь стоять и ходить, ясно? Вы ухмыляетесь? Ничего, это у вас скоро пройдет. Ряды сдвой! Шагом марш! Рассчитайсь!
Конечно, у нас это получилось плохо, конечно, мы не построились по росту, хотя нам это и не было приказано, конечно, должного равнения не было. Мы держали наши чемоданы и картонки как снарядные ящики и мчались с одного конца казарменного двора в другой, взад и вперед. Когда рубашки прилипли к телу и мы действительно имели вид жалких штафирок, нас разбили на отделения и отправили по комнатам.