— А Лариса сегодня будет? — задала я вопрос в воздух, предприняв попытку заговорить.
— Она на больничный ушла, звонила утром, — с готовностью отозвалась Саша, оторвав взгляд от монитора, — до пятницы точно не выпишут.
Неужели негласный бойкот закончен? И, кажется, теперь ясно, кто был его инициатором. Задумавшись, я запустила пальцы в растрепавшуюся прическу, но через секунду вскрикнула, попытавшись их вынуть.
— Ну что за день! — с трудом выпутав зацепившийся ноготь из шевелюры, я обнаружила на нем трещину, — Еще и маникюр испортила!
— Пилку дать? — Саша с поразительным энтузиазмом подскочила и засуетилась, копаясь в сумочке.
Что ж, похоже не одной мне надоело это молчаливое противостояние. Подпиливать ноготь чужой пилочкой было брезгливо, но ради такого случая стоило переступить через себя и принять предложенную помощь. Через час Настя тоже оттаяла, и даже сама завела разговор про дачу и сбор урожая.
На волне воодушевления, что хотя бы в офисе жизнь налаживается, я заглянула в приемную — кажется, пришла пора решить и эту проблему.
— Ты на обед куда?
— Не думала еще, — Аня оторвала взгляд от бумаг и подняла голову, — а есть предложения?
— Куда-то, где поговорить можно, — я робко улыбнулась, ловя отголоски эмоций на необыкновенно безмятежном лице, — угощаю.
К счастью, щедрое предложение Аня отклонила и настояла платить каждой за себя. Кафе, где мы оказались, все еще превышало возможности бюджета офисного планктона, и мне пришлось ограничиться супом, зато она не скромничала — один только кофе оказался дороже всей моей трапезы.
— Ань, насчет того… случая… — я набралась смелости и поймала ее холодный взгляд, ожидая ответного шага навстречу.
Но Аня не спешила мне помогать, и молчала, обхватив тонкими пальцами чашечку, и постукивая по ней ноготком.
— Я слишком резко среагировала, просто это было неожиданно, — слова не желали складываться во что-то внятное, я спотыкалась и делала долгие паузы, рассматривая скатерть и салфетки, стряхивая микроскопические крошки, — ты прекрасная девушка, очень мне нравишься, и я надеюсь, что мы сможем дружить… — я выдохнула и снова подняла глаза на собеседницу.
— Что-то еще? — Аня выгнула бровь и оставила в покое несчастную чашку, сцепив руки в замок.
— Прости меня. И за служебку тоже — это было…
— Извинения приняты, — Аня оборвала мои излияния и нажала кнопку вызова официанта, — но только потому, что я знаю, кто тебя подговорил. Ты стараешься всем нравиться, оправдывать ожидания всех вокруг, но это невозможно.
Продолжать разговор обе не видели смысла, и в банк возвращались в молчании, погруженные каждая в свои мысли. Несмотря на неоднозначность наших теперешних отношений, этот обед добавил мне немного уверенности, которой катастрофически не хватало в сложившихся обстоятельствах.
Конец рабочего дня приближался, а я все сильнее нервничала, представляя, какой еще сюрприз может ожидать по возвращении в общагу. И несколько раз ловила себя на том, что сломанный ноготь оказывался в опасной близости от зубов. Сашина пилка не особенно помогла — свободный край я укоротила, но он все равно цеплялся, а трещина ползла дальше, задевая живые ткани.
19. Дождь
— Беременность — это ужасно, — голос Светы был настолько измученным, что я боялась представить ее состояние, — встать по утрам не могу, сразу мутит. Если лежа что-то сгрызть, то полегче. А этот считает, что я выделываюсь. На учет встала, так у меня десять пробирок крови взяли на анализы. Десять!
— Ну токсикоз же пройдет, потерпи еще немного, — слов, чтоб поддержать подругу у меня не находилось, оставалось только выслушивать и поддакивать.
Звонила я с намерением узнать, найдется ли в их квартире место для самой одинокой в мире меня, но, выслушивая в течение сорока минут монолог о тяготах беременности и совместного быта, прервать Свету, чтоб задать интересующий меня вопрос, так и не решилась. После памятных выходных прошло несколько дней, мою дверь больше не пачкали, но ощущение угрозы так никуда и не делось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это как затяжное похмелье. И все воняет. Еда воняет, люди воняют, — Света продолжала жаловаться, найдя в моем лице благодарного слушателя.
Я прижала телефон к другому уху и посмотрела на часы на стене. Перерыв заканчивался, разговор приходилось сворачивать. Тем более, что в этот момент с обеда вернулись продрогшие Настя с Сашей, и поглядывали в мою сторону, отряхивая волосы и одежду от микроскопических капелек. Посвящать их в подробности личной жизни в мои планы не входило.
— Яблоки! — я воспользовалась «стоп-словом», означающим, что нас могут услышать посторонние.
— Конец связи! Держись там! — и Света положила трубку.
Пожалуй, вариант проситься пожить к ней отпадает, у подруги и без меня проблем достаточно. Придется вечером посерьезнее изучить объявления, может поискать варианты с подселением.
Настя встала лицом к окну и оперлась на подоконник, изучая депрессивный осенний пейзаж за окном, дополнившийся рваными серыми облаками и нудной моросью, от одного взгляда на которую накатывала хандра. Накинув влажный жакет на спинку стула, к ней присоединилась и Сашка.
— Девчонки, у вас есть знакомые, кто квартиру сдает, чтоб без залога? Или может кому соседка нужна? — я посмотрела на коллег, и в ожидании ответа начала наматывать на палец выбившуюся прядь.
— Ну я с родителями живу, — отозвалась Настя, пожав плечами, — а знакомых таких нет.
— Я поспрашиваю, но вроде никто не сдавал. А что случилось? Из общаги выгоняют что ли? — Саша тоже не смогла ничем порадовать, но посмотрела на меня с интересом.
— Не выгоняют, но я подумываю переехать. Место там неудобное, — постаралась ответить обтекаемо, — и соседи шумят, не высыпаюсь.
— А ты б у Аньки спросила, у нее трешка в центре, на Лермонтова. Может приютит, если согласишься ее псину выгуливать. — Настя, кажется, пыталась сказать еще что-то язвительное, но получила локтем в бок от соседки, и переключилась уже на нее, — Ну ты чего? Зачем ей одной такие хоромы?
Саша округлила глаза и очень выразительно посмотрела на Настю, так что та захлопнула уже открытый было рот и не стала продолжать свою мысль. Девчонки расползлись по рабочим местам и замолчали, переключившись на работу. А я заметила, что за время разговора накрутила целый колтун, в котором вновь зацепился сломанный ноготь. Пришлось распутывать его, шипя от боли и ругаясь про себя.
Я с головой ушла в пучину размышлений и на какое-то время выпала из рабочего ритма, а спохватилась только к концу дня, заметив, что не все срочные задания выполнила. Пришлось брать себя в руки и спешно обрабатывать накопившиеся запросы.
— Ника, ты идешь? — из транса меня вывел голос Саши, которая уже стояла в дверях в полной боеготовности, — Сегодня сокращенный день, не засиживайся, а то закроют.
Оказаться в пятницу вечером под замком я не планировала, поэтому спешно завершила работу, отправила последние письма и направилась к выходу. В некоторых кабинетах еще горел свет и доносились голоса, и я со спокойной совестью заскочила в лифт, двери которого оказались гостеприимно распахнуты. Поспешила, за что и расплатилась — как только створки сомкнулись, в кабине стало темно.
Подсветив кнопки мобильником, я безуспешно в них потыкала, убедилась, что в лифте мой телефон превратился в кирпич с функцией фонарика, прислонила ухо к дверям, прислушиваясь, есть ли движение снаружи, покричала «э-эй», и уже приготовилась, было, выбираться на волю с помощью ногтей и металлической заколки, как снова включилось освещение и механизм пришел в движение. И вовремя. Я уже находилась на грани истерики от перспективы остаться запертой в тесном помещении на все выходные.
А на улице меня оглушило. Это был уже не легкий дождик и даже не ливень, а настоящий водопад, грохочущий по козырьку над крыльцом и стекающий с него сплошной стеной. Некоторое время стояла и просто наблюдала, как пузырятся лужи, ежась и вздрагивая от холодного воздуха и отскакивающих от бетона капель.