Раньше Аристион никогда не думал о восстании. Но годы страданий, все, что он пережил и передумал, многое изменили в душе Аристиона. Он решил, что если не вернется на родину в такое тяжелое для нее время, то поступит как изменник и предатель.
Прибыв на родину, Аристион направился к семье, а оттуда поспешил в лагерь восставших крестьян. Перед ним открылось целое море людей в шлемах, со щитами, копьями в руках. Было ясно, что аристократам нелегко справиться с этим движением.
Аристион был старым опытным воином, и его поставили в одном из передних рядов. В первых рядах противника Аристион увидел старика Ликурга. Ликург также узнал Аристиона, и лицо его искривилось злобой: он знал, как его ненавидят крестьяне, и виновником этого считал мятежного Аристиона. Поэтому, не ожидая общей команды, Ликург прицелился, натянул тетиву лука, и через миг стрела пронзила сердце Аристиона, и он упал мертвым.
Возмущенные крестьяне хотели ринуться в бой, но предводитель восставших удержал их: незачем жертвовать жизнью, когда благодаря посредничеству Солона уже было достигнуто мирное соглашение, по которому все шестидольники получали свои участки в полную собственность, а проданные в рабство за пределы страны выкупались и возвращались на родину за казенный счет…
Прошло почти 2500 лет. При раскопках в окрестностях Афин нашли надгробие. Мраморное изображение мужественного воина хранит следы раскраски; древние греки любили расписывать статуи яркими красками. Под изображением написано «Аристион».
Архилох
(М. Н. Ботвинник)
Многие школьники пишут стихи. Но спросите у мальчика или девочки, сочинивших стихотворения, почему они расположили слова в строчках именно так, а не иначе.
Едва ли услышанной объяснение сможет вас удовлетворить. В большинстве случаев юный поэт и сам не знает, как пришли ему в голову строчки его стихотворения.
Если задуматься, почему мы пишем стихи именно так, а не иначе, то обязательно рано или поздно придем к мысли, что это результат того, что мы когда-то уже слышали или читали стихи, в которых слова были расположены таким или почти таким же способом.
— Как же, — возмутится иной молодой поэт, — вы подозреваете нас в том, что мы берем чужое, а не сами сочиняем свои стихотворения?
— Нет, конечно! Ваши стихотворения вы сочинили сами. Об этом свидетельствует их содержание, выражающее ваши собственные мысли и чувства, о которых никто, кроме вас, не смог бы рассказать. Но вот форма ваших стихов…
— Что же вы имеете против формы? Может быть, вы скажете, что мы списали чужие рифмы? Вы не верите, что мы их придумали сами?
— Верим, верим. В русском языке столько слов имеют одинаковые или сходные окончания, что своих нигде не услышанных и никогда не употребленных рифм хватит еще многим поколениям поэтов. Но зачем вам понадобилось подыскивать рифмы? Для чего нужно, чтобы строки стихотворения имели одинаковые или сходные окончания?
— Как для чего? Что же это за стихотворение без рифмы?
— Вот видите, — ответили мы, — вы и попались! Сами признали, что рифмы вы подбирали из подражания, потому что в большинстве стихотворений, которые вы читали или слышали, концы строк были срифмованы. Однако вы должны знать, что рифмы вовсе не обязательны. Вы ведь наверняка знаете немало хороших стихов, написанных без всяких рифм. Взять хотя бы пушкинскую «Сказку о рыбаке и рыбке». Немало и стихотворений Пушкина написано без рифмы, например одно из последних стихотворении поэта, посвященное, статуе скульптора А. В. Логановского «Парень, играющий в свайку»[13]:
Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый,Строен, легок и могуч, — тешится быстрой игрой!Вот и товарищ тебе, дискобол[14]! Он достоин, клянуся,Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.
— Какие же это стихи? — может быть, скажут некоторые. — Они отличаются от прозы только тем, что напечатаны по-другому и каждая строка начинается с большой буквы.
— А вот и неверно! Попробуем прочитать второе слово второй строки так, как его принято теперь произносить, не обращая внимания на поставленное ударение:
Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый,Строен, лёгок и могуч…
Чувствуете, что невольно хочется произнести это слово так, как его произносили во времена Пушкина: «легок». Если не сделать так, то вторая строка не подойдет к первой. Это заметят даже те, которые сначала утверждали, что стихотворение Пушкина «На статую играющего в свайку» ничем не отличается от прозы.
— В чем же дело? Что изменилось от того, что мы переставили ударение? Многие, наверное, уже догадались, что от перестановки ударения изменился размер — та особенность стихотворной речи, которая отличает ее от прозы. Размер для стиха более важен, чем рифма. Мы убедились, что стихи без рифмы вполне возможны, а вот если мы прочтем строчки, различные по количеству слогов, ударений, в порядке чередования которых мы не сможем обнаружить никакой закономерности, то мы не признаем эти строчки стихами. Они могут быть очень красивы, поэтичны, иногда даже хорошо запоминаются наизусть, и все-таки, если в чередовании слогов нет определенной закономерности — размера, мы будем считать эти строчки прозой, в лучшем случае «стихотворениями в прозе», как называл свои маленькие рассказы великий русский писатель И. С. Тургенев.
Когда начинающий поэт пишет стихи, он всегда сознательно или бессознательно старается поставить слова так, чтобы в каждой строке было одинаковое количество ударений, примерно одинаковое количество слогов и чтобы слоги с ударениями стояли через равные промежутки в один или два безударных слога. Правильное последовательное чередование ударных и безударных слогов и создает тот стихотворный размер — ритм, который в классической поэзии является характерным отличием стихотворной речи. Вот почему в приведенном стихотворении Пушкина, где ударения стоят в начале каждой строки, а затем через два слога на третьем, нельзя произнести по-современному «лёгок». Тогда между первым и вторым ударными слогами «строен» и «лёгок» был бы только один безударный слог, а между вторым и третьим ударными слогами «лёгок и могуч» находилось бы целых три слога без ударения. Это и резало наш слух, привыкший в предыдущей строке к правильному чередованию ударений.
Однако каждый из вас читал стихи, в которых длинные строки чередовались с короткими или несколько длинных строк завершались одной или двумя короткими, образуя так называемую строфу. Порядок чередования ударных и безударных слогов тоже не всегда одинаков в каждой строке. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно перечитать разобранное нами стихотворение Пушкина. В первой и третьей строках ударения действительно стоят регулярно через два слога на третьем:
Юноша, полный, красы, напряженья, усилия чуждый…Вот и товарищ тебе, дискобол! Он достоин, клянуся…
Но если мы посчитаем, как расположены ударения во второй и четвертой строках, то убедимся, что в середине этих строк два ударных слога оказались рядом:
Строен, легок и могуч, — тешится быстрой игрой…Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.
Почему же в этом стихотворении в четных строках другой ритм, чем в нечетных? Когда появился и кто придумал такой размер? Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется перенестись мысленно более чем на 2600 лет назад — в VIII–VII вв. до н. э., в древнюю Грецию, где впервые возникло большинство современных стихотворных размеров и даже само слово «стихи», которое все мы хорошо знаем и любим с детских лет, не подозревая, что оно греческое.
В это время письменность в Греции только появилась. Записать свое сочинение аэд обычно не умел. Для того чтобы передаваемое из уст в уста сочинение (по-гречески «поэма», отсюда и наше слово «поэзия») легче было запомнить, аэд придавал ему такую форму, чтобы никто не мог пропустить в сочинении какое-либо слово или фразу или хотя бы заменить удачно выбранное слово на какое-нибудь менее подходящее. Для этого сказитель и пользовался складом — размером. Слова в строчке расположены таким образом, что в чередовании слогов соблюдается определенный закон, нельзя незаметно изменить не только слова, но даже ударения[15]. Такую написанную стихами строку легче запомнить, чем фразу, слова в которой расположены в обычном, ничем не примечательном порядке.
Слово «стихи» первоначально по-гречески означало «боевые шеренги» — строй, в котором каждому воину было отведено свое строго определенное место. Постепенно, однако, слово «стихи» стали применять и по отношению к рядам слов, связанным, подобно воинам, особым строем — «ритмом»[16], как говорили греки. Прозаические произведения, если они не записаны, быстро исчезают из памяти. Долгое время песни аэдов были если не единственным, то во всяком случае наиболее часто встречающимся видом поэзии.