Читать интересную книгу Кристальный грот - Мэри Стюарт

— Не на войну едешь. И трех недель не пройдет, как вернешься. Убирайся.

— Да, господин. Спасибо тебе. Спокойной ночи.

Выйдя за дверь, я простоял неподвижно, опершись о стену, целых полминуты, прежде чем удары сердца понемногу замедлились и из горла ушел комок. Лишь тогда тебе по пути с богами, когда встаешь на их тропу. А это требует мужества.

Я проглотил тошноту, вытер потные ладони и побежал разыскивать Сердика.

9

Вот так я впервые покинул Маридунум. В то время это казалось величайшим приключением в мире — выехать в свежести раннего утра, когда звезды еще на небе, влиться в сплоченную общительную группу мужчин, сопровождавших Камлаха и короля.

Поначалу большинство спутников были угрюмы и ехали в полудреме; мы почти не разговаривали, изо ртов шел холодный парок, копыта лошадей выбивали искры из мощеной сланцем дороги. Даже уздечки позванивали как-то холодно, и я окоченел настолько, что едва чувствовал поводья и не мог думать ни о чем, кроме того, чтобы не свалиться с возбужденного пони и не быть отосланным с позором домой раньше, чем успеет остаться позади первая миля.

Наша вылазка в Сегонтиум длилась восемнадцать дней. Тогда впервые увидел я короля Вортигерна, пробывшего в те годы Верховным королем Британии уже больше двадцати лет. Разумеется, я слышал о нем множество историй, похожих на правду — и в равной мере на сказку. Он был жесток, как и подобает человеку, захватившему трон с помощью убийства и удержавшего его ценой крови; но он был сильным королем — и как раз тогда, когда в его силе нуждались, и не только его вина, что стратегический замысел призвать себе на помощь наемников-саксов выскользнул из его руки, словно меч, соскользнувший при заточке, и разрезал ее до кости. Он платил, и снова платил, а потом дрался; и теперь ежегодно большую часть времени он дрался как волк, чтобы удержать рыщущие орды близ Саксонского Берега. Люди говорили о нем с уважением, как о яростном и кровожадном тиране, а о его саксонской королеве Ровене — с ненавистью, как о ведьме; но, хотя я с детства был вскормлен на байках кухонных рабов, я ждал случая повидать их скорее с любопытством, чем со страхом.

В любом случае, у меня не было причин бояться; я видел Верховного короля лишь издали. Снисходительность моего деда простиралась не далее разрешения ехать в его свите; после того внимания мне уделялось не больше — на самом деле много меньше — чем его пажам Маэлю и Дуаху. Мне было предоставлено самому заботиться о себе среди безымянной толпы мальчишек и слуг, и поскольку мой образ жизни вовсе не способствовал приобретению друзей среди сверстников, то я оказался практически в одиночестве. Впоследствии мне следовало бы благодарить судьбу за то, что те несколько раз, когда я оказывался в окружавшей двух королей толпе, Вортигерн не приметил меня, и ни мой дед, ни Камлах не вспомнили о моем существовании.

Мы провели неделю в Сегонтиуме, валлийское название которого Каэр-ин-ар-Вон, ибо находится он как раз напротив острова Мона, острова друидов. Как и Маридунум, город расположен на берегах устья реки Сейнт, близ ее впадения в море. Там прекрасная гавань, и приблизительно в полумиле от нее расположена на возвышенности крепость. Построили ее римляне для защиты гавани и города, но свыше ста лет она стояла покинутой, пока Вортигерн частично не восстановил ее. Немного ниже на склоне холма стояло еще одно, более современное укрепление, поставленное, я полагаю, Максеном, дедом убитого Констанция, для отражения ирландских набегов.

Места здесь были красивее и богаче, чем в Южном Уэльсе, но глазу моему они казались скорее отталкивающими, чем прекрасными.

Может быть, летом эти окрестности речного устья зеленеют травами и исполнены покоя, но когда я впервые увидел их той зимой, горные склоны за городом вздымались, как грозовые тучи, их серые склоны заросли оголенными, насквозь продутыми ветром лесами, вершины их серовато-синих гребней были укутаны в снежные капюшоны. Вдали и поодаль от них вздымалась огромная облачная вершина Моэль-и-Витфа, которую саксы называют теперь Сноудон или Снежная гора. Это самая высокая гора во всей Британии, на ней обитают боги.

Вортигерн расположился, пренебрегая призраками, в башне Максена. Его войско — в те времена он не ездил без сопровождения по крайней мере тысячи воинов — разместилось в крепости. Что до спутников моего деда, то люди благородные поселились с королем в башне, а свита, к которой принадлежал и я, была размещена в довольно хорошем, хотя и холодноватом, помещении у западных крепостных ворот. К нам относились с уважением: Вортигерн не только приходился дальним родичем моему деду, но, кажется, и в самом деле был вынужден, выражаясь словами Сердика, «считать головы».

Был он крупным, смуглым мужчиной с широким мясистым лицом и черными с проседью волосами; черные же, жесткие, как кабанья щетина, волосы росли у него на тыльной стороне ладоней и торчали из ноздрей.

Королевы с ним не было. Сердик шепнул мне, что Вортигерн не посмел привезти ее с собой в эти края, где саксов так мало жаловали.

Когда я парировал, что его самого-то жалуют лишь потому, что из сакса он сделался добрым валлийцем, он рассмеялся и дал мне оплеуху. Думаю, я поступал правильно, не напуская на себя королевское величие.

Распорядок наших дней был прост. Большую часть времени мы проводили на охоте, в сумерках возвращались к очагам, выпивке и сытной еде, а потом короли и их советники садились за переговоры, а свиты играли в кости, а также волочились за женщинами, ссорились и развлекались как могли.

До того я не бывал на охоте, такие развлечения чужды моей природе, кроме того, на охоте все мчались беспорядочной толпой, что мне вовсе не нравилось. И это было опасно: у подножия гор дичь водилась в изобилии, и время от времени начиналась дикая скачка, свернуть себе шею в этот момент было легче легкого; но я не видел иной возможности посмотреть эти места, кроме того, мне следовало понять, почему Галапас так настаивал на моем участии в этой поездке. Так что я каждый день отправлялся вместе со всеми. Несколько раз я падал, но отделывался лишь ушибами, и при этом мне удалось не привлечь ничьего внимания — ни доброго, ни злого. Не нашел я и того, что искал — ничего не видел и ничего не произошло, разве что ездить верхом я стал получше; соответственно улучшились и манеры Астера.

На восьмой день пребывания в Сегонтиуме мы отбыли домой, и сам Верховный король в сопровождении сотни воинов отправился проводить нас в дорогу.

Наш путь лежал вдоль заросшего лесом ущелья, в котором неслись воды быстрой и глубокой реки, и где лошадям приходилось идти поодиночке или попарно между скалами и потоком. Для такого большого отряда опасности не было, так что ехали мы беспечно, по ущелью разносилось цоканье копыт, звяканье уздечек и людской говор, да сверху изредка карканье — это со скал взмывали вороны, чтобы посмотреть на нас. Они не ждут, как говорят иные, шума битвы; мне доводилось видеть, как они миля за милей следуют за вооруженными отрядами в ожидании сражения и трупов.

Но в тот день нам ничего не грозило, и около полудня мы прибыли туда, где Верховный король должен был проститься с нами и отправиться назад. Это было у слияния двух рек, где ущелье выходило в долину пошире, с опасными на вид обледеневшими сланцевыми скалами по обе стороны и большой рекой, несущей на юг коричневые, набухшие от талого снега воды. Там, где реки сливались, находилась переправа и южнее нее проходила хорошая дорога — сухая и ровная, она вела по возвышенности к Томен-и-Муру.

Мы задержались чуть севернее брода. Короли свернули в сторону, в укрытую от ветров котловину, с трех сторон окруженную заросшими склонами. Обнаженные кусты ольховника и заросли камыша свидетельствовали о том, что летом здесь бывает топко, в тот же декабрьский день грунт наделаю промерз, хотя место это было укрыто от ветра и заметно пригревало солнце. Порешили остановиться там, чтобы поесть и отдохнуть. Короли, беседуя, устроились отдельно, с ними и их приближенные. Среди последних я заметил Диниаса. Оказавшись, как обычно, поодаль от приближенных, от воинов и даже от слуг, я поручил Астера Сердику и направился в сторону, взбираясь по лесистому склону к замеченной мной поросшей деревьями лощине, где мог побыть один и не привлекать внимания остальных. Уселся, опершись спиной на нагретую солнцем скалу, по другую сторону которой слышались приглушенные звуки — звон уздечек пасущихся лошадей, людской говор, временами грубый хохот, затем поочередно молчание и гул голосов, из чего я понял, что дожидаясь, пока короли распрощаются, свиты коротают время за игрой в кости. Надо мной в холодном воздухе кружил коршун, в лучах солнца крылья его отливали бронзой. Я вспомнил о Галапасе, о сиянии бронзового зеркала и спросил себя, зачем же я все-таки поехал.