с арт-директором, женщиной по имени Ивонна, с резким тоном и быстрой речью.
У стеллажей «Счастье сбывается» была толпа народу, некоторые полки уже опустели. Увидев типичный ассортимент, я заколебалась. Январский разворот в холодных голубых тонах. Февральский был весь розовый и красный. Март зеленый. Апрель разрисован каплями дождя. А май? Там был настоящий майский шест с лентами. По сравнению с ним надписи вроде «Цвети на своей клумбе» смотрятся нежнее некуда.
И в то же время я предвкушала, как много всего могла этого сотворить. Этот проект мог открыть передо мной такие возможности, о каких большинство на моем месте только мечтают. Изменить жизнь, сейчас это было бы очень кстати, ведь мне придется платить за квартиру самой, по крайней мере несколько месяцев.
— В смысле, да, — поправляюсь я и поднимаю на него голову. — Само собой, они делают товары масс-маркета. Они не… — Мой голос стихает. Не содержит намеки на состояние чьих-то отношений — додумываю я. Еще один плюс их товара. Самой собой, тебя не тянет зашифровывать какие-то послания, если работа предназначена для большого количества потребителей.
— Уникальны, — завершает мою фразу Рид. Думаю, он это из доброты, лучшее завершение из всех возможных.
Краснея, нервно поглаживаю сумку, пока внутри не раздается шуршание чеков с пакетом.
— Итак, — бодро говорю я, чтобы он не услышал шуршание. — Они наняли меня и несколько других художников для создания трех оформлений планера на год. Если моя работа выиграет, они выпустят целую линейку товаров под моим именем.
— Значит, — произносит он тихо, почти шепотом, — карьерные перспективы.
— Ты сказал так, будто это плохо.
Рид поворачивает голову в сторону реки, смотрит на противоположный берег.
— Это не плохо. — Он указывает рукой на небоскребы Манхэттена. — Видимо.
Он произнес последнее слово так, чтобы стало ясно: это все-таки плохо. Словно хуже карьерных перспектив ничего не придумаешь. А эти небоскребы — обитель Саурона.
Рид смотрит на меня, голубые глаза выцвели на ярком солнце, выражение лица суровое, как неделю назад, в магазине.
— Что бы ты ни думала о моей профессии, я не занимаюсь бизнес-консультированием. Моя работа заключается в другом, — говорит он.
— Я понятия не имею, в чем заключается твоя работа.
— Я же говорил, я бирж…
Теперь я прерываю его жестом:
— Я погуглила. Все равно ничего не поняла. Кроме того, что это связано с математикой. Ты, должно быть, очень умный.
Уголки его губ приподнимаются — с правой стороны чуть больше, и на щеке у него появляется очаровательная черточка, плавный изгиб, дугой идущий от подбородка вверх.
Он пропадает спустя лишь пару секунд, но успевает запечатлеться у меня в памяти. Позже я попробую его нарисовать. Шу-у-рх.
— Мне не нужна консультация по бизнесу, — говорю я, смотря куда-то в сторону. — Мы здесь не за этим.
— А зачем тогда?
Собираясь с духом, делаю глубокий вдох. Я кратко рассказываю Риду о знаках, как они меня вдохновили, насколько разнообразны — по крайней мере, в этом городе — их буквы. Показываю страничку своего блокнота, где набросала список самых известных рукописных вывесок города. Хочу показать на телефоне карту, где отметила красными пинами локации, которые собиралась посетить. Не успеваю я разблокировать экран, как он говорит:
— Не понимаю, почему ты решила пригласить меня. Я ничего не смыслю в буквах.
— Потому что ты занимаешься числами. — Утверждение, не вопрос, на которое он отвечает не более чем привычным едва заметным кивком головы. Этим жестом он одновременно соглашается и разрешает мне продолжить, объяснить мою точку зрения.
Но я не знаю, смогу ли. Получится ли у меня говорить так же прямо и честно, как у него.
Я увидела твою визитку и подумала, что это знак. — Я небрежно пожимаю плечами, будто для меня вся эта ситуация — обычное дело.
— В прошлый раз ты сказал, что ненавидишь Нью-Йорк, и мне показалось, что я могу как…
Он напрягся. Это неспроста, учитывая, что он всегда выглядит довольно напряженно.
— Ты делаешь это из жалости, — отрывисто произносит он.
— Что? Нет! — На секунду в голове мелькает мысль открыть сумку и показать ему претцели с чеками из супермаркета. Я что, выгляжу, будто испытываю к тебе жалость — хочется мне спросить.
— Потому что я не… переживаю. Из-за разрыва с Эйвери. — О, этот штришок прояснения. Боже.
— Я просто хотела с кем-нибудь погулять, — бурчу я, осознавая, что это и должна была сказать с самого начала. Это не вся правда, но точно ее часть. Я хочу с кем-то гулять, а Рид — единственный в этом городе, в этом мире, знающий мой секрет, — как ни странно, может быть подходящим человеком.
Он недолго молчит. Затем встает, кладет руки в карманы и поворачивается ко мне. Будь на его месте кто-то другой, я бы разозлилась, потому что не позволю никому говорить со мной буквально сверху вниз. Но по задумчивому лицу и расслабленной позе Рида я понимаю, что ему просто надо было подвигаться, хоть немного.
— Мне недавно сказали, что надо как-то отвлечься.
Знаю, ему бы это не понравилось, но теперь мне точно его жалко. Это ощущение усиливается, когда Рид вынимает руку из кармана и натягивает рукава куртки. Этот мимолетный неосознанный жест выдает мне целую гамму чувств. Ему неловко. Он совершенно потерян.
— Вот видишь? — у меня очень… причудливый голос. — Какое замечательное совпадение. Даже если тебе не понравится, ты будешь занят мыслями о том, как тебе это не нравится. — Я улыбаюсь, на его щеке мелькает эта его черточка.
Снова тихо, Рид разглядывает серый асфальт, а я жду с блокнотом в руках.
— Значит, счастье вместо мечты? — наконец говорит он.
Я недоуменно моргаю, но через мгновение понимаю, о чем он. Точно — «Счастье сбывается».
— Да.
— Потому что ты счастлив, когда осуществляются твои планы. — Он произносит это так равнодушно. Стохастически. Что, если бы он сидел на защите стратегии бренда, на котором это предложили? Все бы в пепел превратились от силы его недовольства.
— Думаю, смысл именно такой.
— Очень глупо.