Мама застонала, закрыла лицо руками и простонала громче. А потом я расслышала приглушенное:
— Он отпустил меня, чтобы ты не досталась правящему клану! Он все просчитал! Он все… — Далее ругательство на странном языке, который я уже слышала… от папика.
Дверь приоткрылась, вошел Накар, кивнул среагировавшей на звук маме, потом подошел и поставил передо мной поднос с рыбкой, поджаренной до золотистой корочки. Следом вошел шерстюсик, приветственно ткнулся носом в мое плечо и сел рядом, голодным взором поглядывая на рыбу. Со стороны экрана раздался сдавленный стон, а после тирада, причем опять непереводимая.
— Снежная смерть! — в результате выдала мама.
— Мой Икасик, — довольная и счастливая, ответила я. — Моя радость. Единственный нормальный мужик на всем Иристане, ну, кроме Накара, а главное — понимающий.
Подчиненный шефа хмыкнул и потрепал меня по голове. Как маленькую. Икас на это дело глянул и ткнул Накара носом в живот. Я потянулась и почесала Икасика, тот заурчал от удовольствия и полез облизывать меня. Идиллия, в общем, причем сплошная.
Некоторое время от мамы не доносилось ни звука, только глаза такие огромные и удивленные. А потом последовал вопрос:
— Ты что сделала с Нрого?
Теперь я на маму удивленно смотрю, а Икас тем временем нагло стянул рыбу и проглотил ее моментом. Накар узрел это и ушел явно за новой порцией. И вот тогда я маме ответила:
— Да ничего я с ним не сделала. Ну, выпили, ну, поговорили за жизнь, ну, он выдал, что его никто не понимает. И все.
По мере моего повествования мамины глаза все увеличивались. В итоге и рот приоткрылся.
— Что? — переспросила мать.
Ну уж нет!
— Мама! Ты опять стрелки переводишь? А ну живо про себя рассказывай!
— Ты как с матерью разговариваешь?! — вспылила мамуль.
— Ты почему от дочери свое героическое прошлое скрываешь?! — Мы все-таки родственники, так что я тоже возмущаться умею.
Мама нахмурилась, потом пальцы сцепила и лишь затем ответила:
— Кира, доченька, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы все рассказать! Потому что ты, Пантереночек, начнешь мстить в своем извечном стиле! А передо мной сейчас главная задача — вытащить тебя с этого, нестабильной рулевой тягой его, Иристана!
Так-так, а вот это уже интересно. Теперь и я села, сцепив пальцы. Счастливый и довольный Икасик стащил еще и булочку и теперь радостно скалился и облизывался, выразительно глядя на опустевший поднос. Мол, хозяйка, а что еще есть вкусненького? Но мне сейчас не до него было.
— Мам, — подозрительно протянула я, — почему отец сказал, что очень сильно любил тебя? И Дьяр на это намекал? И как ты вообще с папандром связалась, если у тебя, как я поняла, нормальный отец был… или есть. Мам, а у меня деда есть?
Опустила глаза, отрицательно покачала головой.
— А… дядя?
В ответ судорожный вздох и снова отрицательный жест.
— Жаль, — мне действительно было очень жаль. — Так правда, что папандр тебя любил?
Мама тяжело вздохнула и призналась:
— Он меня очень сильно любил, Кира. Он словно дышал мной, и в какой-то момент мне показалось, что и в моей душе что-то просыпается… А потом меня обвинили в нарушении закона. Эйтна-хассаш потребовала наказания, а он… он поверил другой, Кирюсь. Десять ударов кнутом, и этот кнут был в его руках. Позже, значительно позже, когда выяснилась правда, он молил о прощении. Я не простила. Не смогла. Вот и вся история.
Сижу, пытаюсь понять. Не понимаю.
— Мам, ты мне сейчас очень недоговариваешь или сильно недоговариваешь, а?
Мамуля улыбнулась, посмотрела на меня своими огромными, зелеными и полными слез глазами и тихо ответила:
— Я клянусь рассказать все, но только когда ты будешь далеко от Иристана.
— Что, до сих пор больно? — догадалась я.
Она молча кивнула.
— И ты в курсе, кто тебя подставил?
Мама снова кивнула.
Я нахмурилась и откровенно спросила:
— И что? Так и будем всю жизнь молчать в тряпочку и скрываться? Да?
— Начинается… — прошипела мама. — Вот в этом ты вся в своего отца — пусть я сдохну, но мои враги сдохнут раньше!
— А что в этом плохого? — удивилась я.
— Да ничего, Кирюсь. Совсем ничего! Разве что такой подход к жизни значительно эту самую жизнь сокращает!
— Но мам! Это… — Я вдруг задумалась. Бегемота вспомнила. И как-то проснулись во мне подозрения. — Мам, это ведь бегемот была, да?
— Кто?!
— Ну эта, бочка сала… тьфу ты, которая его единственная, да?
И вот как это часто бывает — ответ сразу в глазах собеседника видишь. И я сразу поняла, что таки да!
— Та-а-ак, — протянула я. — То есть, в то время как мы скрывались по мирам, тебя избили и вообще несправедливо обвинили, эта наглая туша пользовалась уважением и почитанием, да? — Чувствую, как в душе гнев закипает. — То есть она единственная, а тебя чуть не убили, да?
— Киран!
— Я уже восемнадцать лет Киран!
Мама подскочила и как рявкнет:
— А ну, живо угомонилась!
Я нахмурилась, руки на груди скрестила, на родительницу смотрю исподлобья, и в общем… злая я.
— Кира, не смей!
А я что? У меня тут имеется Снежная смерть, поддержка Исинхая и собственно мой паршивый характер! А еще счет… огромный такой счет, который я собиралась предъявить папандру!
— Киран! — Мамуль попыталась призвать меня к порядку.
Она могла сколько угодно орать на меня, но ситуация была не из лучших, это первое. И вряд ли наш побег что-либо решит — нашли один раз, сумеют найти и второй. Нет, с этой планеткой стоит разобраться.
— Кира, прекрати! — Мама явно была в отчаянии.
— А я и не начинала! — Пока не начинала, но клянусь бракованным двигателем, я начну!
— Кирюсик, пожалуйста! — Мама опять села в кресло, и взгляд такой испуганный.
Вошел Накар, принес второй поднос с ужином, недовольно посмотрел на Икасика и раздраженно сообщил:
— Я его уже покормил.
Шерстюсик сладко зевнул, продемонстрировав внушительный оскал… Накар треснул зверюгу по носу и вышел со словами:
— Пойду приготовлю ему мясо.
— Обжора. — Я укоризненно посмотрела на Икасика.
Тому хватило двух виляний хвостом, чтобы я ласково произнесла:
— Кушай, мой хороший, — и отдала ему половину своей новой рыбины.
А затем снова повернулась к маме, прихлебывая кофе.
— Нрого назовет тебя единственной, — вдруг сказала мама. — Его подарок — прямое тому доказательство. Не удивлюсь, если отец взбесится и запретит ему даже приближаться к тебе.
— Уже взбесился, — попивая кофе, сообщила я, — уже запретил.
Мама ослабила ворот, нервно сглотнула, прошептала:
— Тогда тебя попытаются выкрасть.
— Уже пытались. — Я просто само спокойствие.
— Кира-а-а…
— А?
— Подробнее, будь добра.
Нагло улыбаюсь и повторяю с ее интонациями:
— Мама-а-а, подробнее, будь добра!
Явно психует сейчас и постукивает ногой по полу. Она всегда так делает, когда нервничает. Потом мамуль резко спросила:
— Ты сейчас имеешь достаточно времени, так?
— Ага, — невозмутимо протянула я.
— Ладно, слушай. — Мама чего-то там понажимала, затем откинулась в кресле, сцепила пальцы и начала: — Я родилась в семье МакЭдл. Это воины первой руки, то есть элита, выше только хассары, еще выше правящий клан, то есть Аэ. Но речь не об этом. Я родилась от воина и вместе с воином. Близнецы на Иристане редкость, двойняшка-девочка, родившаяся с будущим воином, просто нонсенс. И с самого моего рождения я была чем-то большим, чем женщина, и чем-то меньшим, чем тар-эн.
— Э-э, мам, а в чем отличие между тар-энами и не тар-энами? — попутно спросила я.
Нахмурилась и отрицательно покачала головой, демонстрируя, что не скажет.
— Тени? — Я и сама догадливая.
Мамусь губу закусила.
— Да-да, я их вижу, — насмешливо заметила я, — и ты в курсе этого.
— Не смей афишировать эту особенность! — неожиданно резко приказала моя мама. — Видящих на Иристане мало, и таких забирают даже из семьи. Я лишилась матери в семь лет!
— Ой… — вспоминаю представление с Дьяром… а он догадливый же.
— Ай, Кирюш. Думаешь, я сама решила покинуть Иристан? Или я просто так скрывала тебя от всех и вся? Никто, Кира, совсем никто не должен знать! Но даже если узнают… есть второй путь, Киран. У моей матери его не было, у меня был — я стала воином.
— А я могу? — вопрос-то заинтересовал.
Мама грустно улыбнулась и печально сказала:
— Ты все можешь, только учти, Пантеренок, воину могут бросить вызов, а если победитель вместо твоей смерти выберет твою жизнь, эту самую жизнь придется провести, абсолютно и полностью ему подчиняясь.
Я «кофием» подавилась. Закашлялась, поняла, что путь воина — это не дорога к райским кущам, и решила напомнить о сути разговора: