— Милое дельце, — хмыкнул старина Моррисон — это было за обедом в первый вечер по моему возвращению; я бы предпочел оказаться в постели с Элспет, но нам, разумеется, нужно было проявить «вежливость» к ее родителям. — Милое дельце. Он так до могилы допьется, ей-ей.
— Вполне возможно, — говорю я. — Раз его отец и дед сумели, то чем же он хуже?
Миссис Моррисон, приобретшая с возрастом, вопреки ожиданиям, еще большее сходство со стервятником, при этом допущении разочарованно вздохнула, а ее супруг выразил уверенность, что и достойный отпрыск моего батюшки не преминет свернуть на протоптанную предками кривую дорожку.
— Ничего удивительного, — подхватываю я, подливая себе кларета. — У меня по сравнению с ними есть более весомые оправдания.
— И что вы хотите этим сказать, сэр? — вскинулся старик Моррисон.
Я не удосужил себя ответом, так что он разразился тирадой по поводу неблагодарности и развращенности, а также о распутных привычках моих и моей семьи в целом, и закончил излюбленным своим стенанием на судьбу, сведшую его дочь с мотом и подлецом, не способным даже просто жить дома с женой, как подобает христианину, а шляющемуся по всему миру подобно измаильтянину.[9]
— Погодите-ка, — говорю я, чувствуя, что с меня довольно. — С тех пор как я женился на вашей дочери, мне два раза пришлось бывать за границей по делам службы, и уж по крайней мере после первого из них я вернулся домой, имея за плечами изрядные заслуги. Готов держать пари, что вы не стеснялись направо и налево хвастать своим выдающимся зятем, когда тот прибыл из Индии в сорок втором.
— А толку-то что? — бурчит он. — Кто ты есть? Как был капитаном, так им и останешься.
— Вы не устаете напоминать Элспет в своих письмах, что именно вы содержите нашу семью, наш дом, и прочее. Ну так купите мне новый чин, раз воинские звания так много для вас значат.
— Чтоб тебе провалиться! — заорал Моррисон. — Неужто мало, что я содержу тебя, твоего отца-пропойцу и этот проклятый дом, в котором ты живешь?
— Это верно, — киваю я, — но если вам хочется, чтобы я сделал и военную карьеру, — что ж, это стоит денег, вы же знаете.
— Ха, черта с два ты получишь с меня хоть пенни, — рычит он. — Достаточно уже потрачено на глупости.
Мне показалось, что он глянул при этом на свою кислую супругу, которая фыркнула и слегка покраснела. «Что бы это значило? — думаю я, — неужто она просила купить ей пару эполет? Но в Конную гвардию ее и за деньги не возьмут, ну, разве сержантом-коновалом, не больше».
Больше за обедом, завершившимся в теплой обстановке искренней взаимной неприязни, не было произнесено ни слова; зато ночью перед сном я получил от Элспет кое-какие объяснения. Выходило так, что ее матушка испытывала все усиливающееся беспокойство по поводу перспектив выдать двух сестер Элспет замуж. Старшая была пристроена за одним торгашом из Глазго, и с редким усердием плодила потомство, но Агнес и Гризель оставались в девках. Я выразил мнение, что в Шотландии сыщется довольно искателей приданого, готовых покуситься на деньги ее отца, на что она ответила, что матушка отшила всех. Миссис Моррисон метила выше, говоря, что если уж Элспет сумела отхватить мужа, имеющего знатных родичей и стоящего на полпути в великолепный мир модного общества, то уж Агнес и Гризель и подавно сумеют.
— Да она рехнулась, — говорю я. — Если бы сестры имели твою внешность, у них мог бы появиться хоть полушанс, но один вид твоих дражайших родителей способен распугать всех знатных отпрысков за милю вокруг. Прости, дорогая, но это бред, ты ведь понимаешь.
— Моим родителям, конечно, не хватает достоинств, — заявляет Элспет (выйдя за меня, она сделалась жутким снобом), — тут я не спорю. Но отец очень богат, как тебе известно…
— Послушать его, так это совсем не наша заслуга.
— …ты же знаешь, Гарри, что очень немногие из наших титулованных знакомых способны с пренебрежением взирать на богатое приданое. Мне кажется, что при правильном подходе мама вполне может подыскать для сестер подходящих мужей. Агнес, конечно, не красавица, зато маленькая Гризель очень мила, а образование их почти не уступает моему.
Не так-то легко красивой женщине с голубыми глазами, пышной фигурой и золотистыми волосами придать себе величественный вид, особенно если из одежды на ней только французский корсет, обшитый розовыми ленточками, но Элспет это удалось. В тот миг мной вновь овладело то ревностное обожание, которое я испытывал к ней по временам, несмотря на все ее измены. Мне трудно назвать причину, могу только сказать, что в ней было нечто колдовское, что-то такое по-детски наивное, эта ее задумчивость, ее ясный, непроходимо тупой взгляд. Весьма сложно не любить милых идиотов.
— Раз уж ты так хорошо образована, — говорю я, заваливая ее рядом с собой, — то давай-ка поглядим, чему же ты научилась.
И пока длился этот чрезвычайно строгий экзамен она — Элспет есть Элспет — время от времени изрекала свои обдуманные соображения по поводу шансов миссис Моррисон пристроить своих малышек.
— Так, — говорю я, пока мы восстанавливали силы, — насколько понимаю, от меня не ожидают помощи в их введении в общество. Тем лучше, и дай Бог каждой из них найти себе по герцогу.
Но без меня, ясное дело, не обошлось. Элспет была полна решимости использовать остатки моей популярности на пользу своих сестер, а мне ли не знать: если Элспет уперлась в чем-то, ее уже не свернешь. Завязочка от кошелька была в ее руках, как вам известно, а я не сомневался, что привезенных мною денег при моей привычке жить на широкую ногу надолго не хватит. Так что по возвращении передо мной открывалась не самая блестящая перспектива: старый сатрап далеко — в объятиях эскулапов и белой горячки; папаша Моррисон дома — постоянно гундосит и ко всему придирается; Элспет и миссис Моррисон разрабатывают коварный план: как обрушить двух сестричек на ничего не подозревающий Лондон; и я увяз в этом деле по уши — в том смысле, что мне предстоит повсюду представлять моих очаровательных шотландских родственников. Мне придется волочить папашу Моррисона в свой клуб и стоять за креслом миссис Моррисон на вечеринках, выслушивая, как она излагает какой-нибудь высокородной мамочке рецепт приготовления телячьего рубца по-шотландски. А люди будут говорить: «Видели тестя и тещу Флэши? Они же питаются торфом, разве вы не знаете? И говорят только по-гэльски. Разве их язык можно назвать английским, не правда ли?»
О, я знал, чего мне ждать, и не собирался терпеть все это. У меня мелькала мысль повидать дядюшку Биндли из Конной гвардии и попросить его организовать мое назначение в какой-нибудь полк вне столицы — я тогда не числился на действительной службе, и идея сидеть на половинном жалованье мне совсем не улыбалась. И пока я гадал, что делать, пришло письмо, которое разрешило все мои затруднения, и заодно перекроило карту Европы.