губы становились похожими на два переваренных вареника.
Мария проводила его в гостиную, познакомила с Утесовой, которую звали Варварой, она успела прочесть имя на документе.
– Мы не дружили, – ответил Владимир на ее первый вопрос: «В каких вы были отношениях с покойным?» – Но иногда пересекались за стенами этого дома. Не договариваясь, встречались в магазине виниловых проигрывателей и грампластинок «Мелодия». Вы не помните, слишком молоды, но когда-то так называлась всесоюзная фирма звукозаписи…
– Знаю. В доме родителей до сих пор хранятся пластинки Высоцкого. Папа его большой поклонник.
– У меня есть с автографом Владимира Семеновича.
– У Глеба тоже имелись редкие пластинки?
– Мою редкой не назовешь. Высоцкий жил и творил не так давно, активно записывался и выступал, так что у многих есть пластинки с его автографом. Глеб же гонялся за Вертинским. Но покупал и Утесова, и Русланову. Его коллекция была значительно ценнее моей.
– Вы видели ее? – Варвара сделала пометку в блокноте, который достала, едва зайдя в гостиную. То есть делала записи по старинке, хотя под рукой имелся и планшет, не говоря о телефоне.
– Дома у него я не был, так что только на фото.
– Могли Глеба из-за нее убить?
– Нет, что вы! Материальная ценность коллекции не велика. Тысяч двести от силы. У Глеба часы почти столько стоили. Ему их подарил какой-то французский политик. Не пропали, кстати?
– «Ролекс»?
– Да, с гравировкой.
– Были на руке покойного. Он в момент смерти вообще был при параде: выбрит, надушен, облачен в костюм.
– Вы же говорили, труп пролежал в квартире неделю, – напомнила Санти. – Откуда вы знаете, чем он пах в момент смерти?
– На одежде остался аромат одеколона «Живанши». На коже лица – мелкие порезы от бритвы. Глеб либо собирался куда-то, либо ждал гостей. Скорее, последнее.
– Его убили призовой статуэткой, да? – догадалась Жанна.
– На ней найдены следы крови и волос.
– Как иронично, – пробормотала она.
– Что, простите?
– Глеб часто говорил, что хотел бы забрать с собой на тот свет награды… А получилось, одна из них забрала туда его самого.
– Любите черный юмор?
– Им я маскирую печаль, – ответила на это Жанна. – Мне жаль Глеба. Может, он и не был душкой, но никому ничего плохого не делал. А уж как готовил…
– Кто его мог убить, как думаете?
– Собутыльник? Я не знаю, с кем он пил. Не один же, наверняка.
– Тогда это женщина, – предположил Владимир. – Раз Глеб был при параде.
– Нет, пил он один. Об этом говорят грязная посуда и содержимое мусорного ведра. Нет и посторонних отпечатков. Такое ощущение, что Кулик никого не пускал на порог своей квартиры.
– Тогда зачем вы спрашивали, не был ли кто у него в гостях? – насторожился Владимир. – Думали, кто-то скажет, что был, а вы тут его и поймаете? Отпечатков нет, значит затер или в перчатках действовал? И тут же вывод: злоумышленник.
– Убийца, судя по всему, на самом деле был в перчатках. Его впустили, так как замок не вскрыт. И квартиру он покинул через дверь. Она без защелки, так что убийца ее просто плотно закрыл.
– И в дом никто не вломился за пять дней? Надо же! Глеб говорил, что живет чуть ли не в трущобах.
– В обычном рабочем районе. Правда, дом стоит не в лучшем месте и выглядит печально. Основная масса жильцов – труженики фабрики или их наследники. Выпивают многие, иногда затевают драки, но конфликты обычно решают самостоятельно. Уровень криминала по району невысокий.
– Если воняло, почему соседи сразу не вломились? – задала резонный вопрос Жанна.
– Кулик иногда готовил на своей кухне экзотические блюда. Ароматы были не всегда приятными. Соседи звонили, чтобы поругаться, им не открывали. Орали через дверь. Так и в этот раз.
Мария дивилась откровенности товарища капитана. Неужели информация, которой она делится, не является тайной следствия? Но даже если так, странно, что Утесова перед ними распинается. Так думала Мария до тех пор, пока не обратила внимание на цепкость ее взгляда. Варвара сканирует их лица. Она выдает какой-то факт и отслеживает реакцию на него каждого свидетеля. Пока нервозность проявил только Владимир. Но это по мнению Марии, а она не была хорошим физиономистом.
– У вас ко мне больше нет вопросов? – обратился к полицейской Вова. – А то мне работать надо.
– Пока нет.
Доктор удалился в комнату Василия Ивановича, а Утесова попросила показать ей дипломы Кулика и другие вещи, ему принадлежащие.
Мария повела ее в бытовое помещение. В нем у Кулика был свой шкаф. У нее тоже. Остальная прислуга переодевалась в других местах: Гуля и Санти у себя в комнате, Ильджас в саду, приходящая горничная форму не носила, уборку делала в спортивном костюме, а личные вещи оставляла в прихожей.
Капитан Утесова натянула на руки медицинские перчатки, после чего открыла дверку. На обратной стороне красовалась приклеенная скотчем фотография. На ней улыбающийся Глеб стоял рядом с пожилым мужчиной в высоком колпаке.
– Кто это?
– Поль Бокюз, знаменитейший шеф-повар. Обладатель «Ордена почетного легиона» и трех звезд Мишлена. Кумир Глеба.
– Я слышала о премии «Золотой Бокюз».
– Он ее основал.
– Глеб брал ее?
– Только мечтал. Но на каком-то мероприятии все же смог познакомиться с Бокюзом.
Варвара осмотрела содержимое шкафа. На верхней полке антиперспирант, детский крем, мазь от ожогов и мятный спрей для рта. На той, что ниже две футболки. Одна чистая, вторая вонючая, скомканная. На кронштейне висят кофта и непромокаемая куртка. Поварского кителя нет, зато имеется фартук. Он тоже нечист и валяется на полу, рядом с кроксами. Варвара подняла его. Из кармана вывалилась бумажка. Сильно, если не сказать яростно, смятая. Капитан Утесова аккуратно ее развернула. На белом листе красными