Читать интересную книгу Хроники похождений - Лев Портной

— Милейший, — произнес седой господин, — я еще раз задам тебе вопрос. И советую хорошенько подумать, прежде чем отвечать на него. От твоей искренности будет зависеть твое ближайшее будущее. Куда ты направляешься, где тебя ждет мадемуазель де Шоней и как она сообщила тебе об этом?

За спиной раздался грохот камнепада. Господин Марагур сопел, разминая руки. Седой смотрел на меня в упор. Взять да и рассказать им про капитана-поручика Косынкина. Они же не знают, что Аннет похищена вампирами. Вот и встретятся там с вурдалаками. «Мне, знаете ли, не нравится, когда моим людям глотки перегрызают, — скажет потом этот старик. — Но против вас лично я ничего не имею. Только письмо, черной ленточкой перевязанное, отдайте, а то Альсандру Палычу на царском стульчаке посерить не дают!»

Но что если Аннет удалось вырваться от похитителей? Может, они уже в земле гниют, от земных проблем освободившись? Мало ли, что они ее похитили. У нее и на этот случай какой-нибудь фокус-покус мог быть припасен! И она сидит сейчас, пьет чай с капитаном-поручиком, а я к ним велетеня приведу!

Нет, не мог я предать ее.

— Господа, — приложив руки к груди, произнес я, — честное слово, господа, я направлялся в Осиную рощу в дом штабс-капитана Саликова. Трактирщик Фрол сообщил мне этот адрес. А вы… вы, можно сказать, спасли мне жизнь… Если бы вы не задержали меня, я бы был уже мертв.

Я надеялся, что мои слова звучат убедительно. И напрасно.

— Брешет, подлец! — заявил опухший и уступивший мне стул господин.

— Да что вы, что вы, право?! — возразил я.

Седой господин жестом приказал мне замолчать.

— Дементьев, ты хочешь сказать, что мадемуазель де Шоней желала твоей смерти? Согласен, такое возможно. Но отправлять тебя в Санкт-Петербург ради этого?! Звучит неправдоподобно. Чересчур замысловато. Если б она желала твоей смерти, она б это сделала раньше и проще, у нее была масса возможностей.

Он мне не верил. Нужно было срочно придумать что-то, вызывающее доверие и непротиворечащее уже сказанному.

— Господа, вот что я думаю. А может, несчастье с зимними осами произошло потому, что меня там не было? Может, если бы к дому штабс-капитана подошел я, кто-нибудь в последний момент меня бы остановил и сказал бы, что, мол, нельзя дом открывать, а надо сделать то-то и то-то? Вы никого там поблизости не видели?

— Никого там не было, — ответил седой господин. — Но отправить тебя погулять в Осиную рощу — мысль неплохая. Может, мы так и поступим? Вот господин Марагур с тобой побеседует, а потом бросим тебя на крыльце того осиного гнезда.

Велетень захыхыкал, загремел суставами, зазвенел серебряными колесиками. У меня подкосились ноги.

Очнулся я оттого, что мне плескали в лицо водой, но пошевелиться не мог. Пока был в обмороке, меня догола раздели и привязали к деревянному коню. Надо мной возвышался господин Марагур. В руках он держал кнут.

— Ну что? — прозвучал голос седого господина.

— Смилуйтесь, господа! — заорал я. — Я же все рассказал вам! Все, что знал!

Велетень щелкнул кнутом и с оттяжкой ударил меня по спине. Я взревел. Мне казалось, что меня разрубили пополам, и по странной случайности я сначала не умер, а потом глаза не выскочили из глазниц от боли.

— Ну? — донесся голос седого господина.

— Господа, помилуйте, — произнес я.

Велетень ударил меня еще раз. Я завыл, надрывая горло и легкие. Я был уверен, что третьего удара не выдержу и умру или сойду с ума от боли. Неожиданно я вновь вспомнил встречу с вице-канцлером, и мне пришла в голову одна мысль. Я надеялся, что спасительная.

— Господа, вспомнил! Вспомнил! — закричал я, надеясь упредить третий удар кнутом.

— Ну и что же ты вспомнил? — спросил седой господин.

— Граф Безбородко когда я был у него когда он передал мне письмо там был секретарь у вице-канцлера был секретарь он подслушивал наверняка подслушивал да и граф не особенно скрывался от него этот секретарь наверняка что-то знает может, вы у него спросите, — протараторил я.

— Да заладил ты: секретарь, секретарь, — послышался голос седого господина. — Иванов, секретарь вице-канцлера. Знаем мы его, ждем с минуты на минуту.

Кнут со свистом рассек воздух и опустился на меня в третий раз.

— Капитан-поручик Косынкин! Я еду в Кронштадт к капитану-поручику Косынкину! — заорал я от жалости к себе и преданной мною Аннет.

— Вот это уже интереснее, — одобрил мои признания седой господин. — А посмотрим, что ты расскажешь под батогами.

Господин Марагур освободил меня, попросту разорвав веревки. Я свалился на пол. Велетень поднял меня, связал мне руки за спиной и подвесил на дыбу.

— Вот так, — сказал седой господин.

Я застонал от боли. Суставы в плечах заскрипели, готовые расколоться и, прорвав кожу, выломиться наружу. Я изо всех сил напрягал плечевые мускулы, чтобы удержать руки от превращения в плети.

Отворилась дверь, и вошли еще какие-то люди. Я повернул голову, но велетень загораживал от меня половину камеры, и я видел только кожаный фартук, забрызганный кровью. Я свесил голову и закрыл глаза.

— Ну что? — спросил седой господин, обращаясь ко вновь пришедшим.

— Кое-что есть, Василий Яковлевич, — сообщил кто-то и спросил в свою очередь. — А этот что?

— Покочевряжился немного, а теперь заговорил, — ответил седой господин — Василий Яковлевич, вот, значит, как его звали. — Тебя вот вспоминал, говорит, был там секретарь у вице-канцлера.

Послышались шаги, чья-то рука, ухватившись за волосы, приподняла мою голову. Я открыл глаза и прямо перед собой увидел опухшую рожу, но не того господина, что уступил мне стул, а некоего Иванова, второго из оставшихся в живых после визита в дом штабс-капитана Саликова. Зимние осы попортили лицо этого человека, и все же я узнал его. Это был секретарь графа Безбородко.

Эх, намекал же я вице-канцлеру, что негоже третьей собаке слышать то, о чем полагается знать двум блудливым кобелям. А он не обратил на мое предостережение внимания. Секретаря своего граф, видимо, даже за собаку не считал, а так — за пустое место. Эх, говаривал, помнится, папенька: свято место пусто не бывает, а пустое место не бывает святым.

— Да, был я там, — промолвил Иванов, словно подтверждая мои мысли. — Но, к сожалению, выяснил лишь то, что бумаги должны быть переданы какому-то князю. А еще понял, что этот князь находится где-то за границей.

Он отпустил меня. Велетень без предупреждения врезал мне толстым прутом по спине. Нестерпимая боль вспыхнула в почках и сковала меня целиком. У меня не хватило сил, чтобы кричать. Я только охнул, обмяк и безвольно повис на вывернутых руках.

— Ну, что еще вспомнил? — спросил Василий Яковлевич.

— Это все, господа. Я должен был ехать в Кронштадт к капитану-поручику Косынкину. Убейте меня, но больше я ничего не знаю.

Господин Иванов, экс-секретарь вице-канцлера, вновь поднял мою голову.

— Похоже на правду, — сказал он и добавил, глядя мне в глаза. — По крайней мере, твоя валдайская зазнобушка перед смертью то же самое говорила.

Я равнодушно вспомнил несчастную Любку. Равнодушно подумал о том, что Иванов — тварь и что его нужно убить. Равнодушно смирился с тем, что мне не удастся этого сделать.

Велетень вновь ударил меня. И я молил Богородицу, чтоб лишила меня сознания и еще чтоб меня поскорее убили и избавили от этих мук. Я уже не верил, что останусь в живых, и жалел о том, что отправился следом за девушкой.

Удары посыпались один за другим. Я плыл в кровавом тумане. Откуда-то доносился голос седого господина:

— Говори, Дементьев! Что еще ты вспомнил? Говори!

— Кронштадт… — шептал я.

— Что?! Громче, голубчик! Не слышу ни хрена!

— Капитан-поручик Косынкин… это все, господа… убейте меня… умоляю вас…

Меня оставили в покое — висеть на дыбе с выкрученными руками.

— Ну что ж, значит, в Кронштадт? — рассуждал Василий Яковлевич.

— В Кронштадт, к капитану-поручику Косынкину, — отвечали ему.

Я застонал, не в силах терпеть и надеясь привлечь внимание к моей персоне.

— Голубчик-то все сказал?

— Все, наверное, все. Слаб он оказался.

— Но порядок надо соблюсти.

В это мгновение острая боль пронзила мою ногу. Я заорал так, что стены задрожали. Я извивался на дыбе, удивленный тем, что у меня нашлись еще силы, чтобы так голосить и дергаться. Сначала я подумал, что это опухшим господам каким-то образом удалось поймать зимнюю осу, и теперь велетень заставил ее ужалить меня. Но потом запахло горелым мясом, и я понял, что господин Марагур просто ущипнул меня за щиколотку раскаленными щипцами.

— Кронштадт!!! — ревел я. — Косынкин! Штабс… то есть, тьфу, черт, капитан-поручик!

Боль от ожога была резкой, но не такой мучительной, как от ударов батогами и кнутом. И велетень словно о том же подумал и решил исправить оплошность. Он еще подержал орудие пытки в огне, а затем схватил меня за другую ногу и сжимал ее раскаленными щипцами до тех пор, пока не выдохся мой крик. А когда он отпустил, мне показалось, что такие же раскаленные щипцы сдавили сердце, и я — наконец-то! — лишился чувств.