Боль в плече не утихала. Левая рука повисла плетью. Кузин опустил нож. Пять рублей не бросил — рассеяно на них взглянул.
— Ну ты и придурок, пионер…
Сан Саныч покачал головой, шагнул ко мне. Всё так же с ножом в руке. И явно не для того, чтобы извиниться или помочь. Скорее — из любопытства: пытался выяснить, что именно со мной сотворил. Выглядел он сейчас… своеобразно: на груди поверх татуировок и на лице у него темнели капли моей крови — эдакий персонаж из фильма ужасов. Я пожалел, что его сейчас не видели соседи. Они могли нас только слышать. И наверняка прислушивались к нашим воплям.
Кузин сделал ещё шаг — я отпрянул от него, заверещал дурным голосом.
— Не трогайте меня!! — орал я. — У меня больше нет денег!! Не убивайте!!
Сан Саныч брезгливо скривил губы.
— Проваливай отсюда, пионер, — сказал он. — Иди, просуши штаны. Уматывай, пока я действительно тебе язык не отрезал. И в следующий раз думай, кому ты и что говоришь.
Хмыкнул.
— Но за пятёрик благодарю.
Он помахал купюрой, спрятал её в карман.
— Выпью за твоё здоровье, — сообщил Кузин.
Он не стал дожидаться пока я уйду — поплёлся на кухню. Кузин ушёл спокойно и неторопливо. Будто из его головы уже выветрились все мои оскорбительные слова. Я посмотрел ему вслед, поднял с пола шапку. Отряхнул её, напялил на голову. Порадовался, что хоть её не заляпал кровью. Поморщился от боли в плече — подумал, что всё же зря напоролся на нож: хватило бы и разбитого носа. Видел, как Сан Саныч уселся за стол, плеснул себе в стакан остатки прозрачной жидкости из бутылки.
Прочувствовал весь идиотизм происходящего. Десяток секунд назад Кузин угрожал меня зарезать — теперь сидел за столом и преспокойно закусывал водку (или что он там пил?). Словно золотая рыбка, у которой памяти хватало на три-пять секунд. «Это ж сколько он выпил до моего прихода?» — подумал я. И сам себе ответил: «Достаточно для того, чтобы разбить голову сожительнице». Взглянул на кровь, что капала с моей руки — около входной двери собралась уже лужица. Я громко застонал и буквально вывалился из квартиры Нежиных.
Рисовал за собой след из капель крови. Дошёл до двенадцатой квартиры — несколько раз будто бы из последних сил ударил по двери рукой. Дверь задрожала. Я громко застонал. Оставил на гладкой деревянной поверхности кровавый отпечаток. Прижался к стене плечом, сполз на землю. Шаги пенсионерки я не услышал. Мелькнула мысль о том, что Изольды Матвеевны нет дома. Это стало бы для меня печальным фактом. Но расстроиться я не успел. Услышал звон металлической цепи — дверь немного приоткрылась.
— Кто это? — спросил скрипучий старушечий голос. — Что вам нужно?
— Вызовите скорую, — простонал я. — И милицию. Кажется… меня зарезали.
Глава 39
Мне вспомнились строки из стихотворения Владимира Высоцкого: «…Конец простой: пришел тягач, и там был трос, и там был врач…». Примерно так же, как в той песне, завершился и мой субботний поход к Альбине Нежиной. Королеву я в субботу не увидел. Зато познакомился с её соседкой, замечательной и заботливой женщиной. Около четверти часа, до приезда скорой, Изольда Матвеевна хлопотала над моей окровавленной рукой (а я изображал едва живую жертву жестокого нападения: стонал, вздрагивал от боли, закатывал глаза). Потом появились хмурые милиционеры и улыбчивые медики из скорой помощи.
Первые допросили «умирающего» меня, на радость соседям спеленали и забрали в отделение милиции Сан Саныча Кузина. Жильцы подъезда выглядывали из квартир (будто созвонившись по внутриподъездной связи), провожали Кузина ухмылками и едкими комментариями. Медики вырвали меня из рук недовольных субботней работой правоохранителей. И увезли меня в уже поднадоевшую пятую городскую больницу. Там мне обработали и зашили рану, подвесили мою руку на марлевой повязке, заклеили мне пластырем царапины на лбу… и пожелали удачи. Даже не предложили остаться в больнице до утра.
Но в больнице я всё же задержался: пообщался с Дарьей Степановной Кировой. Щуплая энергичная женщина встретила меня уже у самого выхода — засыпала вопросами о самочувствии, о настроении, о жизни. Рассказала она и о Нежиных. Заверила, что Альбинина мама «ещё легко отделалась», потому что «травмы головы — это всегда серьёзно». Кирова общалась со мной, точно с давним приятелем. До появления милиционеров — те разыскивали именно меня. На улице уже стемнело, когда я беседовал в полутёмном кабинете с похожим на Виталия Мефодьевича Соломина (доктора Ватсона) капитаном милиции.
«…Я приехал в гости к Альбине Нежиной, — зачитывал мои показания капитан. — Она знала о моём визите. Мы договаривались, что я появлюсь в пять часов. Я пришёл чуть раньше, заметил около подъезда Альбины машину скорой помощи. Заинтересовался, к кому приезжали медики. Спросил об этом у женщин, которые сидели на лавке около дома. Те сообщили мне, что Альбинина мама получила травму и в сопровождении дочери уехала в больницу. Я расстроился. Потому что не знал, как долго пришлось бы дожидаться Альбину. Решил, что поеду обратно в общежитие. А о новой встрече договорюсь с Нежиной в понедельник, когда увижу её в институте. Но я привёз Нежиной конфеты и пачку чая. И решил не увозить их — оставить Альбине. Женщинам, что сидели на лавке, я сказал, что привёз Нежиной подарки от комсомольской организации Зареченского горного института — солгал, чтобы не давать им повода для сплетен…»
Я прислушивался к голосу милиционера. Отмечал, что мой рассказ в его исполнении звучал не столь идеально, каким показался мне на бумаге. Я сознательно не использовал в своей писанине привычные обороты и канцеляризмы из прошлой жизни. Максимально приблизил стиль написания к тому, как происшествие мог бы изложить настоящий Александр Усик, первокурсник горного института, а не привыкший составлять отписки и докладные бывший гендиректор.
«…Я хотел оставить Альбине Нежиной пакет с конфетами, — продолжал разбирать мои каракули капитан, — но её отчим не взял их у меня — велел самому отнести подарок к Альбине в комнату. Я так и сделал. А потом увидел, что мужчина закрыл входную дверь и своим телом загородил мне проход к ней. Александр Александрович Кузин потребовал, чтобы я одолжил ему денег, как он сказал, до зарплаты. Но я отказался давать ему деньги. И тогда он разозлился и стал меня избивать. Он несколько раз ударил меня по голове. В больнице мне потом сказали, что у меня, возможно, сотрясение мозга. Александр Александрович Кузин меня бил и обзывал. Но я не желал расставаться с