— Видишь ли, нам не удастся так просто улететь, — сказал Тимберлэйк. — Сначала надо… — и он поведал иллобару о Свенсоне и зеленокожих туземцах.
— Возможно ль? Пленник? Обреченный? — взревел дракон, подскакивая на хвосте и сверкая глазами. Где видано! О, нет! Вперед! На помощь!
Он угрожающе вытянул лапу, и Тимберлэйк, не помня себя от радости, что наконец-то нашел верного союзника, выскочил из-под навеса. Вдохнув свежий воздух полной грудью, он бросил взгляд на предзакатное солнце и тут с удивлением обнаружил, что иллобар за ним не последовал.
Тимберлэйк вернулся. Илу, избегая смотреть ему в глаза, подышал на когти и начал полировать их о костяную пластину на груди, смущенно напевая себи под нос.
— Что случилось? — осведомился Тимберлэйк.
— Э-э-э… понимаете, — пробормотал иллобар, — я вдруг подумал, что у них есть копья… и… всякие острые штуковины. А я не могу вынести мысли, что мне причинят боль.
Тимберлэйк застонал и в отчаянии опустился на первое попавшееся бревно.
— О, прошу вас, не расстраивайтесь! — вскричал иллобар. — Мне не пережить, когда. кто-нибудь печалится, Тимберлэйк заскрежетал зубами.
— Не надо так. Пожалуйста, развеселитесь. Послушайте, — сказал иллобар. — Позвольте мне зачитать вам прекрасные строки, произнесенные Смгной в «Пксрионе» Готера, когда она слышит, что дело ее безнадежно. — Он торопливо вставил в видеопроектор новую пленку и принялся говорить душераздирающим голосом: — «…судьба, предсказанная звездами, сбылась. О, чадолюбивая страдалица! Если бы Гнрутх был снагом, полновесным снагом, и никем, кроме снага, она была бы не в силах отказать ему в подписании договора. Но так как он презренный брыксл, она унесет память о нем с могилу…» Вот видите, — сказал иллобар, сдвига:! проектор на лоб и наливая какую-то жидкость из сосуда, напоминающего своими размерами бочонок, в нечто, похожее иа вазу для цветов. — Могу я предложить вам капельку моего домашнего вина?
Тимберлэйк принял подношение безжизненной рукой.
Он осторожно принюхался. Жидкость слегка пахла спиртом и была бесцветной, тягучей и маслянистой на вид.
«Какого черта», — подумал он, и опрокинул содержимое вазы себе в горло.
Жидкий огонь разгорелся внутри, не давая ему вздохнуть.
Ему показалось, что кто-то изо всех сил стукнул его по шее.
…И больше он ничего не помнил.
Тимберлзйк застонал и открыл глаза. Утреннее солнце проникало в щели между стволами навеса. Злые гномы упорно стучали по наковальням в его голове, а во рту ночевал верблюд, чувствовавший себя в родней стихии.
— Что это я выпил? — прохрипел он. Ответа не последовало. Кроме него, под навесом никого не было.
Тимберлзйк с трудом встал и, покачиваясь, добрел до озера, расположенного ярдах в тридцати от навеса.
Встав на колени, он сунул голову в холодную воду.
Манна небесная.
Примерно через полчаса, хорошенько прочистившись как изнутри, так и снаружи, он завязал лоб мокрым платком и вдруг вспомнил о Свенсоне.
«Только этого мне не хватало», — подумал Тимберлэйк, когда первое потрясение улеглось. Ведь он хотел поговорить со своим партнером, как только тот немного успокоится, а вышло, что несчастный обреченный всю ночь провел в страданиях и непереносимых муках. Угрызения сбвести, презрение к самому себе, которые испытывает Человек после хорошего похмелья, терзали Тимберлэйкa, разрывая его душу на части. Перед его внутренним взором вставал Свенсон: одинокий, беспомощный, Ожидающий ужасной смерти и лишенный возможности обмолвиться словом со своим единственным другом.
Виновато включив радиопередатчик, он прижал микрофон к горлу.
— Арчи! — робко позвал он. — Арчи! Ты манд слышишь? Ответь, Арчи! С тобой все в порядке? Арче!
Несколько странный, но довольно ритмичный звук донесся из наушников, не радуя слуха.
— Арчи! — воскликнул потрясенный Тимберлэйк. — Боже мой, Арчи, ты плачешь! Не смей! Слышишь, не надо!
— А кто плачет? — осведомился Свенсон невнятным тоном. — Я смеюсь. Смейся, и Вселенная засмеется вместе с тобой. Плачь, и ты будешь плакать в одиночестве. Ха! Меня сегодня в масле сварят, в масле сварят, в масле сварят. Меня сегодня в масле сварят, в полноду-у-нье…
— Арчи! — вскричал Тимберлэйк, пораженный до такой степени, что начисто забыл о своем плачевном состоянии. — Что с тобой случилось? Что они с тобой сделали?
— Ничего, — раздался в ответ возмущенный голос. — Ровным счетом ничего. Они превосходно ко мне отнеслись. Просто превосходно! Вся тюрьма теперь в моем личном распоряжении, и столько джубикса, сколько душе угодно…
— Чего-чего?
— Джубикса. Джу-бик-са.
— Что это такое?
— Понятнемею, — сказал Свенсон. — Прекрасно успокаивает нервную систему. Джим, ты не поверишь, как спокойно я себя чувствую. Так спокойно, так спокойно…
— Кретин! — завопил Тимберлейк. — Разве ты не понимаешь, что тебя одурманили? Не смей больше жевать джубикс. Это-наркотик.
— Чепуха. Ты всегда был подозрителен. Сукин подозрительный сын. Но я тебя — прощаю. И люблю всем сердцем своим. Добрый старый Джимми мой, добрый старенький шаман, добрый старенький джу-бикс… — голос постепенно затихал, переходя в легкий храп.
— Арчи! Арчи! Проснись… — Внезапно до затуманенного похмельем мозга Тнмберлэйка дошло, о чем говорил Свенсон. — Арчи! Ты сказал, что они собираются сварить тебя сегодня!
— Хрр-р… а? Конечно. Большой праздник. Меня сварить, корабль взорвать…
— Взорвать звездолет! — завизжал Тимберлэйк. — Арчи, что ты мелешь?
— Должен же я был хоть как-то отблагодарить их, — примирительным и слегка заискивающим тоном объяснил Свенсон. — Все равно нам не придется на нем летать, — помолчав, он взволнованно добавил. — Ведь ты не сердишься на меня, Джимми, правда?
Ледяной трясущейся рукой Тимберлэйк выключил передатчик. Лоб его покрылся испариной. В голове молоты продолжали стучать по наковальням. Мысли перепутались.
В создавшемся положении его не могли спасти никакие полумеры. Если только он хотел остаться в живых, спасти Свенсона и улететь с планеты, необходимо было успеть до торжественной церемонии, которая должна состояться в деревне сегодня вечером. Ну и ну! Ни помощи, ни оружия, да еще двое глупых маленьких детей на его шею…
В макиавеллиевых глубинах затуманенного похмельем- сознания зародилась идея, с каждой секундой казавшаяся ему все более привлекательной.
«Ну конечно, — подумал Тимберлэйк. — Ведь в конце концов, и пид, и иллобар — всего лишь маленькие дети.» Его сбил с толку не по годам развитый мозг пида и огромные размеры иллобара. Но взрослые разумные существа любого вида а) не хвалятся своими познаниями и б) не плачут по своей мамочке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});