Несколько неуверенно Тимберлэйк постучал в дверь.
— Войдите! — сообщил переводчик вслед за высоким тонким голоском, донесшимся изнутри, Тимберлэйк открыл дверь и вошел, наклонив голову.
Он очутился в большой квадратной комнате, меблированной с математической точностью и спартанской скромностью. Небольшая коробка, застланная матрасом из сена, стояла у одной из стен. Прочие стены от пола до потолка были заставлены полками, ящиками и шкафчиками, сделанными вручную. Исключение составлял лишь стол — несколько помятый, с погнутыми металлическими ножками, за которым сидело существо в метр ростом, с большой головой, серой кожей и глазами долгопята. На столе стояла крохотная коробочка, по всей видимости чернильница, и лежали отточенное птичье перо и пачка больших белых листьев, испещренных какими-то знаками.
— Хотя я всего лишь девятимесячный пид, — пискнуло существо, — мне не трудно определить в тебе представителя человеческого вида. Ты захочешь узнать мое имя. Меня зовут Агг. Возможно, ты пожелаешь сообщить мне свое.
— Э-э-э… Джим Тимберлэйк, — сказал Тимберлэйк. — Как дела?
— Мои дела идут с максимальной продуктивностью, на которую способен только пид, — пискнул Агг. — Хотя, как видишь, мне всего девять месяцев от роду. Чем могу быть полезен, Джим?
— Видите ли, — ответил Тимберлэйк, чувствуя, что попал в дурацкое положение, — мы с партнером прилетели на сигнал SOS…
— Исключительно счастливый случай, — пискнул пид.
Он почесал свой длинный нос, и Тимберлэйк обратил внимание, что на конце нос заострен не хуже копья. — Вот только вещи соберу и буду готов.
— Видите ли, — повторил Тимберлэйк, — дело в том, что мы не можем улететь прямо сейчас… — и он рассказал о несчастьях, обрушившихся им со Свенсоном на голову.
— А-а, — протянул пид. — В таком случае я не буду складывать вещи, так как в этом нет смысла. Спасибо. Прoщай.
— Эй, минутку! — вскричал Тимберлэйк, глядя, как пид вновь взялся за перо. — Не все еще потеряно. Нам надо только выручить Свенсона и отбить у туземцев наш Звездолет.
— Как? — спросил пид.
— Э-э-э… я думал, после аварий у вас уцелело какое-нибудь оружие…
— Оружие? Наш космический корабль был полностью уничтожен, исключением протввоперегрузочного отсека со всем содержимым: нашими яйцами и библиотекой, технические тексты которой я отобрал в свое личное пользование для большей сохранности. — Пид указал на одну из полок, которая сверху донизу была забита катушками с микрофильмами. — Наши мамочки принесли себя в жертву, сгорев вместо топлива — лишь бы мы благополучно приземлились. Когда я вылупился из яйца, рефлекторная память, заложенная в зародыше, точно подсказала мне, как поступить. Я настроил вспомогательную сигнальную систему на SOS и занялся самообразованием. Прошло девять месяцев, а мне удалось познать лишь общую теорию строения галактики. Доброй ночи.
— Но, мой друг…
— Ничем не могу помочь. Доброй ночи.
— Послушайте! — вскричал Тимберлэйк. — Мы прилетели сюда специально, чтобы спасти вас. Неужели у вас совсем нет совести?
— Конечно, нет. Совесть — продукт эмоций. А следовательно, она — ipso facto — начисто лишена логики, сказал пид. — А мы, пиды, славимся своим умением логично мыслить. Доброй ночи.
Разозлившись до такой степени, что не нашел возражений, Тимберлэйк выскочил из домика.
Вечернее предзакатное солнце заливало долину. Примерно в тридцати ярдах высился навес из стволов деревьев. Даже не дав себе труда задуматься, кому именно мог принадлежать такой огромный дом, Тимберлэйк яростно зашагал вперед.
Чем ближе он подходил, тем сильнее становился шум, доносившийся изнутри. Он все нарастал и нарастал, И наконец превратился в рев, который переводчик немедленно определил как «Боже мой».
— Зй, есть тут кто-нибудь? — спросил Тимберлэйк и вошел под навес.
В ту же секунду он увидел перед собой существо непомерных, размеров, напоминающее дракона, с маленькой шишковатой головой, как у кенгуру, и глазами, полностью закрытыми видеопроектором. Оно сидело в дальнем углу на огромном хвосте, покрытом бронированной чешуей и закрученном вокруг туловища, а рядом валялись микропленки и пустые катушки. Заметив Тимберлэйка, дракон сдвинул проектор на лоб и посмотрел на него.
— К- кт-то… кто вы? — Прижав свои относительно маленькие передние лапы к груди, он, казалось, стал меньше ростом и вжался в стену, подальше от Тимберлэйка.
— Меня зовут Джим, — проворчал Тимберлзйк. Мы с партнером прилетели спасти вас. Мы…
— Спасти! — вскричал дракон, впадая в экстаз и широко разводя лапы в стороны. — О радость! О восторг! Как долго горевал в пустыне этой я, и ждал, что наконец спасут меня! — Он запнулся. — Простите, как, вы сказали, ваше имя? Меня зовут Илу.
— Джим Тимберлэйк. Я — человек, — сказал Тимберлэйк, ожесточенно ковыряя пальцем в ухе, оглохшем от громовых раскатов драконьего голоса.
— О, доблестный человек! Ты, наконец, пришел… но поздно, слишком поздно… — И дракон затрясся от едва сдерживаемых рыданий.
— Слишком поздно?
— Да. Мамочка моя… — Илу захлебнулся слезами и умолк, не в силах вымолвить ни слова. Он плакал так жалостно, что Тимберлэйк, которому не чуждо было сострадание, не выдержал и, подойдя вплотную, ласково погладил его по голове. Дракон ткнул носом, величиной с бочку, ему в грудь и засопел.
— Ну что ты, что ты, — неуверенно забормотал Тимберлэйк.
— Простите, о, простите меня. Я ничего не могу с собой поделать. Я очень чувствительный. Совсем как моя мамочка.
— А кем была твоя мама? — спросил Тимберлэйк, чтобы отвлечь дракона от грустных мыслей.
— Что? — спросил Илу, удивленно поднимая голову. — Конечно, иллобаром, как и я. О, как она была прекрасна! Какие чудные белые клыки, какие сверкающие когти, какой великолепный могучий хвост! А сердце нежное, как цветочек. Когда падал лепесток, вместе с ним катилась из глаз ее крупная слеза.
— Ты так хорошо ее помнишь? — спросил Тимберлэйк, про себя отметив, что Илу, видима, старше пида, который вылупился из яйца только после приземления.
— Ну что ты, конечно, нет! Я создал ее любимый образ в cвоей памяти по романтическим книгам, которые она для полной безопасности поместила в жидкость противоперегрузочной камеры вместе с моим… — иллобар закрыл голову лапой и смущенным голосом произнес, — …яйцом. Та, которая любила подобные романы, не могла быть иной, чем рисует мое воображение. Разве не ее любящая рука положила в противоперегрузочную камеру механического педагога, который наставил кроху на путь истинный, как только он вырвался из скорлупы на волю? Да, — сказал иллобар, сверкая глазами. — Одно лишь слово может выразить все, что она для меня сделала. МАМА! — Он гордо расправил плечи и высморкался в один из небольших белых листьев, которые служили пиду для письма. — Но хватит. К чему вспоминать мое, столь плачевное, прошлое? Вы явились, чтобы спасти меня, В путь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});