— Определенно. Расслабляющие процедуры — это Дэниел как раз поймет.
— Прекрасно. — Ненавижу терять клиентов, когда в них уже вложено столько труда. Поглядев на часы, встаю. — У нас как раз есть время, если хотите.
Глава 12
– ОСТАВАЙСЯ СКОЛЬКО НУЖНО, — говорит Уилл на следующее утро, забирая свою тарелку и кофейную чашку с барной стойки и загружая их в посудомойку. — Просто закрывай дверь, когда уходишь.
— Спасибо, — благодарю я.
— Мы вместе выходим, Ева? — спрашивает он, заправляя в джинсы рубашку, которая за завтраком была навыпуск. — А то мне уже пора.
Ева, соскользнув с табурета, с тревогой смотрит на меня:
— Ты уверена, что мне не надо отменить встречу с мамой? Она поймет.
— Нет, все в порядке, я должна подумать о том, что сказать Лео.
— Тогда да, Уилл, я иду с тобой. — Она коротко обнимает меня. — Если я понадоблюсь, просто позвони. Мой номер у тебя есть.
— И вечером сегодня мы оба дома, — прибавляет Уилл, подхватывая свой рюкзак.
— Спасибо вам. Вы такие добрые.
Ева нерешительно топчется на месте.
— Ты справишься?
— Да, все будет хорошо. У меня есть работа.
Однако я слишком взвинчена, чтобы сосредоточиться на книге. Уязвлена. Растеряна. Если Лео врал и мне, и про меня, то что еще он от меня скрывает? Мне мало что известно о его прежней жизни. Я знаю, что в восемнадцать лет он ушел из дома из-за напряженных отношений с родителями и перебивался случайными заработками, пока не осознал, что образование может решить его проблемы. И он старательно учился, потом работал в двух инвестиционных компаниях, а затем уже стал менеджером по управлению рисками.
Нужно чем-то заняться. Я открываю ноутбук, потом достаю визитку, которую Ева передала мне вчера вечером, когда мы с ней пришли ко мне домой. Держу ее, крепко зажав края. На ней черными буквами вытиснено: «ТОМАС ГРЕЙНДЖЕР». Набираю в поисковике: «Томас Грейнджер, частный детектив». Хочу посмотреть, настоящий ли он. К моему удивлению, да; у него профессиональный сайт с неброским дизайном и офис в Уимблдоне. Я сохраняю в телефоне адрес сайта. И с новым воодушевлением принимаюсь за поиски информации об убийстве Нины Максвелл. Хочу узнать все, что есть на эту тему, хотя не очень понимаю зачем. Возможно, это подсказка подсознания: мне станет лучше, когда я узнаю все факты. Когда почувствую, что все под контролем, а не наоборот.
Я читаю статью за статьей, делаю заметки, но почти ничего нового не узнаю. Нину убили примерно в 21:00. Ее муж набрал 999 около 21:20 и сказал, что пришел с работы и обнаружил ее мертвой в спальне.
Желудок сжимается, едва я вспоминаю, как Лео настаивал на объединении двух спален в одну. «Хочется тут что-то поменять», — сказал он. Еще бы тебе не хотелось, возмущенно думаю я. Чтобы потом я, когда наконец узнаю об убийстве, не имела права психовать, что мы спим в той самой спальне, ведь де-факто спальня будет ужене та. Хотя на самом деле — все та же.
Согласно одной из самых подробных статей, в спальне происходила борьба, Нина Максвелл героически сопротивлялась, пока не потеряла сознание, и ее привязали к стулу поясами от банных халатов — ее и мужа. Насколько я могу понять, все указывает на то, что убийца — муж.
Приходит сообщение: «Надеюсь быть дома к семи. Сегодня вечером встреча ассоциации жителей, так что успею только наскоро поужинать. Жду не дождусь встречи. Чмоки».
Я пишу в ответ: «Напиши, когда проедешь Юстон».
Заметил он, что я не прибавила в конце «чмоки»? Когда Лео без четверти семь пишет из Юстона, я набираюсь смелости, беру ноутбук, книгу и сумку и иду домой.
Домой. «Сейчас это мой дом», — напоминаю я себе, вставляя ключ в замок. За несколько недель, прожитых здесь, я превратила его в наш дом, мой и Лео. Что будет, если я не смогу в нем остаться?
Стоя в холле, пытаюсь представить, как хорошо в этом доме жилось Нине Максвелл. А как иначе? У нее были друзья и, как утверждает Ева, симпатичный муж. Вот только он в итоге ее убил. Судя по фотографиям и по рассказам свидетелей, которые я видела в Сети, он не выглядел человеком, способным на убийство. А кто выглядит?
Полная решимости думать о них как о Нине и Оливере, а не жертве и преступнике, я иду по дому и рисую картины их совместной жизни, взяв за основу воспоминания о своей сестре и ее парне. Я представляю их на кухне — болтают и готовят ужин; на диване в гостиной — смотрят кино, Нина кладет ноги ему на колени. Все было абсолютно нормально до тех пор, пока кошмар не изменил их жизни навсегда. Как и в случае с моей сестрой.
Сосредоточившись на Нине и Оливере, я кое-как справляюсь с тревогой, сжимавшей мне сердце со вчерашнего вечера. Желая проверить себя, направляюсь к лестнице. На верхней площадке я чувствую себя нормально; в гостевой спальне тоже. Но, открыв дверь на другой стороне площадки и заглянув в нашу спальню, я вижу лишь то, что все это время пыталась прогнать из головы: безжизненное тело Нины, привязанное к стулу, и рассыпанные по полу светлые волосы. Картинка настолько реальна, что у меня перехватывает дыхание. Захлопнув дверь, бросаюсь вниз по лестнице, пошатываясь и цепляясь за перила. Лео будет с минуты на минуту; я спешу на кухню, к крану, и, плеснув водой себе в лицо, сажусь за стол в ожидании. Каково это — жить в доме, где убили женщину?
Долго ждать не пришлось. Я слышу, как Лео поворачивает ключ в замке, как идет через холл, как со стуком бросает сумку на пол.
— Я дома!
Я слышу все: шорох материи, когда он сбрасывает с плеч пиджак; звон монет в кармане, когда он вешает пиджак на столбик в конце лестничных перил; легкий удар галстука по рубашке, когда он ослабляет узел; вздох, с которым он освобождает шею.
— Элис, где ты? — зовет он.
Я не могу увидеть, как он хмурится, не получив ответа, — могу лишь представить. Он идет через холл и появляется в кухне, в уличных туфлях и с озабоченным лицом, которое при виде меня, сидящей за столом, мгновенно разглаживается.
— Вот ты где, — говорит он, и в его голосе слышится улыбка. Он наклоняется поцеловать меня, я уворачиваюсь. — Что такое? — спрашивает он тревожно.
— Кто ты, Лео?
Кровь мгновенно отливает от его лица, и я уже порываюсь вскочить и усадить его, однако остаюсь на месте и бесстрастно наблюдаю, как он хватается за спинку стула и тяжело облокачивается на него, отчаянно пытаясь вернуть самообладание.
— Как ты мог? Как ты мог скрывать от меня нечто настолько… настолько ужасное, кошмарное? — говорю я, сердясь, что не могу найти других слов, кроме «ужасное» и «кошмарное», для произошедшего наверху. — Как ты мог надеяться, что я не узнаю?
— Кто тебе сказал? — спрашивает он так тихо, что я с трудом его слышу.
— Соседи. — Мне все равно, что это неправда. Я расскажу ему про Томаса Грейнджера, когда разберусь в его обмане до конца.
Он поднимает на меня глаза; сквозь муку на его лице пробивается изумление.
— Соседисказали?
Я выдерживаю его взгляд:
— Да.
— Но… — Он проводит рукой по волосам, продолжая другой держаться за стул. — Кто именно?
— Какая разница? — нетерпеливо отвечаю я. — Как ты мог врать мне, Лео?
— Я… я… — Он чуть не плачет, и я пугаюсь и немного смущаюсь. Наверное, он очень боялся, что я узнаю. Но я не могу простить его; не сейчас.
— И что еще хуже, ты вралнасчет меня, а не только мне.
— В смысле? — бормочет он.
— Ты сказал Бену, будто я согласна