Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь ступай с миром. И пусть тебе во всем сопутствует удача!
Трдат выслушал наставление, не шелохнувшись. Когда же Диоклетиан закончил, он отступил с поклоном и воскликнул:
— О мудрый Юпитер, поставленный править всем миром по воле богов! Я никогда не забуду доброту Рима и твою заботу обо мне. Где бы я ни был, я всегда буду с любовью вспоминать и тебя, и славный Рим. Не забуду я и твои наставления по поводу того, как мне властвовать. А что касается девушки, я найду ее для тебя! Я сам приведу ее к тебе, чего бы это ни стоило!
На следующее утро Рим, остывающий после бурной праздничной ночи, разбудили фанфары. Взорам выбежавших на улицу полусонных и наспех одетых горожан предстал, во всем своем великолепии, отряд армянского царя. Впереди всех на вороном жеребце гарцевал сам Трдат. Его доспехи переливались под лучами восходящего солнца, слепя глаза римским матронам, осыпающим его цветами из окон близлежащих домов. У многих из них на глазах были слезы, и они искренне жалели об отъезде из Рима этого завидного жениха, имея на него виды сами или на худой конец в части составления семейного счастья своих незамужних дочерей. С несколько иными чувствами расставались с ним их мужья и любовники, для которых вид Трдата, навсегда покидающего Рим, был подобен бальзаму для вечно саднящей раны. Единственными, кто искренне радовался этому параду, были мальчишки, которые, тут же возглавив колонну, с упоением маршировали, размахивая руками и выпятив хилую грудь колесом.
Вот так, вызывая столь противоречивые чувства у жителей славного Рима, покидал его вместе со своим воинством будущий армянский царь, уходя в неизвестность, на восток, туда, куда его звала память о некогда покинутых родных краях. Опережая Трдата, летела слава о нем. Куда бы он ни заезжал, где бы ни останавливался на ночь иль дневной привал — везде, и в маленьких гарнизонах и в больших городах, его встречали как настоящего героя.
В один из дней этого похода судьба привела его в Кесарию Каппадокийскую. Наскоро поужинав, он заснул как убитый, а наутро, пока отряд готовился к отъезду, пошел прогуляться с приближенными по местному рынку.
Походив вдоль торговых рядов и подивившись обилию диковинных товаров, они собирались вернуться назад, когда услышали позади себя крики и детский плач. Огромный детина, мимо которого они совсем недавно прошли и который пытался продать им свои лепешки, бил какого-то мальчишку. Ребенок, вероятно, пытался утащить одну из лепешек у зазевавшегося продавца, но тот успел схватить его за руку и сейчас чинил над ним короткую расправу.
Трдат, презиравший тех, кто обижает стариков и детей, хотел вмешаться, но его опередил какой-то человек. Схватив торговца за руку, он так загнул ее за спину, что вынудил того скрючиться в три погибели. Воспользовавшись суматохой, малолетний воришка подхватил свой трофей, прошмыгнул меж зевак и был таков. Не успел тот скрыться, как в толчею вклинились городские стражники и, скрутив заступившегося за мальчишку человека, вынудили его отпустить торговца. Получив свободу, тот начал истошно вопить, призывая в свидетели богов, соседей-торговцев и сгрудившихся вокруг зевак, что его разорили и что, мол, мальчик и его обидчик действовали заодно.
Стало очевидно, что теперь уже в помощи нуждался сам недавний заступник. И она пришла к нему в лице Трдата. Подойдя к месту происшествия, он приказал дать торговцу пару монет, не забыв при этом и про стражников. Получив деньги, торговец замолк, а блюстители порядка, растолкав зевак, тут же растворились в толпе.
— Благодарю тебя, добрый человек, — оправляя скрученную стражниками одежду, по-гречески обратился к Трдату мужчина.
— Это армянский царь Трдат, — прошептал ему на ухо один из придворных.
Незнакомец обрадовался и заговорил по-армянски:
— Я как раз искал тебя, государь! Прошел слух, что ты в Кесарии, и я очень хотел тебя видеть.
— И что же тебе нужно? — спросил его Трдат, давая ему знак приблизиться.
— Служить тебе верой и правдой! Мой долг быть подле моего государя, а не здесь, в Каппадокии.
Трдату пришелся по душе и этот человек, и его слова. Смелый, толковый и владеющий языками, он мог быть полезен. Тем паче что Трдат дорожил каждым земляком, встреченным на чужбине.
— Как тебя зовут? — спросил его Трдат.
— Сурен, — ответил тот.
— Коня Сурену! Он поедет с нами, — приказал Трдат.
— С твоего позволения государь, я попрощаюсь с семьей и присоединюсь к вам у городских ворот.
Трдат щелкнул пальцами, и один из приближенных передал Сурену мешочек с монетами.
— Оставь это родне, — потрепав Сурена по плечу, сказал Трдат.
Тот с поклоном принял деньги, вскочил на подведенного к нему коня, поднял того на дыбы и быстро понесся прочь, распугивая зевак и торговок. Трдат улыбнулся и, покачав головой, направился в свой лагерь, дабы самолично проследить за приготовлениями к отъезду…
Цюрих, январь, 2000
Иуда не отпускал ее. Каждое утро она просыпалась с мыслью о том, что должна найти послание от Иуды к людям. И так — на протяжении многих лет с того самого дня, когда Клара Гольдман увидела фотокопию папируса.
Ее антикварный салон, когда-то бывший центром притяжения для всех гостей Швейцарии, понемногу утратил позиции и превратился в одну из многочисленных сувенирных лавочек. Она забыла, когда последний раз посещала аукционы, которые прежде никогда не проходили без ее участия. Клара Гольдман растеряла и поставщиков, и постоянных клиентов, так как не могла уделять им должного внимания — а все потому, что ее внимание было приковано к Евангелию от Иуды.
Обиднее всего было то, что манускрипт буквально выскользнул из ее рук. По тому, как дружно перестали общаться с ней Ионидис и Файн, Клара поняла, что они — в сговоре. И сговор этот был абсолютно бессмысленным, потому что оба оказались в проигрыше. Возможно, греку и удалось заработать на сделке — хотя скорее всего Файн нашел способ его обмануть. Но, даже завладев папирусом, Говард Файн никогда не сможет им распорядиться. Клара хорошо знала его клиентуру — то были руководители и спонсоры крупнейших университетов и музеев, и для них понятие юридической чистоты не было пустым звуком.
Между тем «Евангелие от Иуды» все чаще упоминалось в различных источниках, и едва ли не на каждом конгрессе коптологов заходила дискуссия о том, было ли это Евангелие среди прочих коптских рукописей, найденных в Наг-Хаммади? Если было, то куда оно подевалось? Если же не было, то откуда о нем вообще известно? И что это за фотокопии, которые давно будоражат научный мир? Клара сжимала кулаки в бессильной ярости, читая эти статьи, — она знала ответы, но ей нечего было сказать…
Однажды она получила e-mail от Ионидиса. «Мне надо многое тебе сказать, но не знаю, захочешь ли ты меня слушать»…
Прочитав его адрес, Клара поняла, что придется ехать — Ионидис лежал в горном санатории, где обычно доживали свой срок неизлечимо больные.
Они сидели на веранде, где, кроме них, никого не было — только несколько пустых кресел. «Те, кто в них сидел, уже ушли», — подумала Клара.
— Наверно, я сам сейчас как папирус, — невесело усмехнулся грек, заметив сострадание в ее глазах. — Желтый, сморщенный. И выгляжу на пару тысяч лет. Да? Тебе страшно на меня смотреть?
— Давно это с тобой? — спросила она, чтобы уйти от жестокого ответа.
— Хочешь знать, долго ли осталось ждать?
— Никос, мы так и будем разговаривать одними вопросами? Кажется, ты хотел что-то рассказать.
Он побарабанил узловатыми пальцами по подлокотнику кресла.
— Как дела у Файна?
— Не знаю, — сказала она. — Его имя мелькало в каком-то скандале, связанном с золотом инков. Кажется, он пытался продать экспонаты из музея Димы. Или что-то в этом роде. Не думаю, что он процветает.
— Ты меня разочаровала. Я надеялся, что он уже мертв.
— Почему?
— Потому что Иуда никого не оставляет в живых… — Ионидис откашлялся. — У меня было время, чтобы подумать. Тот, кто продал мне папирусы, покончил с собой. Тот, у кого он их купил, умер от инфаркта. Держу пари, что все прежние владельцы манускриптов тоже мертвы. Значит, сейчас — очередь Файна. И моя.
— У тебя медикаментозная депрессия, — мягко сказала Клара. — Ты все видишь в мрачном свете. Но это пройдет.
— Все проходит, не спорю. Но пока я жив, хотелось бы закончить начатое дело… Клара, эти папирусы должны вернуться в Египет.
— Вряд ли Файн согласится их отдать бесплатно. Если не секрет, сколько он за них заплатил?
Ионидис поморщился:
— Сколько? Пара бутылок виски — вот и все, на что он потратился. Я пытался выбить из него деньги. Бесполезно. Поначалу даже попробовал обратиться к юристам. Но потом навалились болезни, и у меня не было сил воевать с ним… Клара, ты с ним справишься. Просмотри документы, они у меня с собой. Папирусы принадлежат фонду, и Файн должен их вернуть. Закон — на твоей стороне…