Она закрыла микроволновку. Гэнси вышел из комнаты.
На диване Мэлори рассматривал чай, как человек смотрел бы на смертный приговор.
— Что ещё? — мягко спросил Гэнси.
Мэлори столкнул с себя Псину.
— Я бы хотел новое бедро. И лучшую погоду. А... всё равно. Это твой дом, и я знаю, что я посторонний и далёк от того, чтобы критиковать или вообще переходить границы. Однако известно ли тебе, что кто-то там есть, под...
Он указал на темную от грозы площадку под бильярдным столом. Если бы Блу сощурилась, она могла бы разглядеть фигуру в чёрном.
— Ноа, — сказал Гэнси, — выходи немедленно.
— Нет, — ответил Ноа.
— Ну, вижу, вы друг друга знаете, и всё в порядке, — произнёс Мэлори таким голосом, будто кто-то чует наступление проблемы, но не взял с собой зонт. — Я буду в своей комнате залечивать последствия смены часовых поясов.
После того, как он удалился, Блу с раздражением воскликнула:
— Ноа! Я тебя звала и звала.
Ноа остался там, где был, обернув руки вокруг себя. Он выглядел заметно менее живым, чем ранее; было что-то размытое в его глазах, что-то нечёёткое с их краями. Отчасти было тяжело смотреть на место, где остановился Ноа и где начиналась тень под ним. Что-то неприятное происходило в горле Блу, когда она пыталась понять, что не так с его лицом.
— Я устал от этого, — сказал Ноа.
— Устал от чего? — ласково поинтересовался Гэнси.
— От разложения.
Он плакал. Вот что было неправильно с его лицом, осознала Блу. Ничего сверхъестественного.
— Ох, Ноа, — произнесла Блу, присаживаясь.
— Что я могу сделать? — спросил Гэнси. — Мы. Что мы можем сделать?
Ноа пожал плечами слезливым способом.
Блу внезапно отчаянно испугалась, что Ноа мог бы захотеть по-настоящему умереть. Казалось, этого хотят большинство призраков — покоиться с миром. Ужасная мысль навсегда сказать прощай. Её эгоизм сильно боролся с каждым граммом этики, которую она получила от женщин своей семьи.
Чёрт. Она должна.
Она задала вопрос:
— Ты хочешь, чтобы мы нашли способ... ммм... должным образом... упокоить...
Прежде чем она даже закончила, Ноа начал качать головой. Он притянул ноги ближе к себе.
— Нет. Нет-нет-нет.
— Ты не должен стыдиться, — сказала Блу, потому что это звучало так, как сказала бы её мама. Она была уверена, что мама добавила бы ещё что-нибудь утешительное о загробной жизни, но в этот раз она не могла найти ничего утешительного, так как сама хотела бы утешиться. Запинаясь, она закончила: — И не должен бояться.
— Вы не знаете! — воскликнул Ноа с неясной истерикой. — Вы не знаете!
Она протянула руку.
— Ладно, эй...
Ноа повторял:
— Вы не знаете!
— Мы можем поговорить об этом, — сказал Гэнси, как будто разлагающаяся душа была тем, что могло решиться при помощи разговора.
— Вы не знаете! Вы не знаете!
Ноа встал. Такое было невозможно, так как под бильярдным столом не было места, чтобы он мог стоять. Но он каким-то образом просочился с обеих сторон, окружая Гэнси и Блу. На зеленой поверхности отчаянно затрепетали карты. Облако пыли вылетело из-под стола и помчалось по улицам миниатюрной модели Генриетты Гэнси. Настольная лампа заморгала.
Температура упала.
Блу видела, как расширились глаза Гэнси за облаком, возникшим от его собственного дыхания.
— Ноа, — предупредила Блу. У неё закружилась голова, так как Ноа отбирал её энергию. Она уловила струйку, как ни странно, запаха старого ковра в кабинете школьного консультанта, а затем живой, зеленый запах Энергетического пузыря. — Это не ты!
Ветряной вихрь всё ещё усиливался, хлопая бумагами и опрокидывая стопки книг. Псина лаяла из-за закрытой двери старой комнаты Ноа. Мурашки поползли по коже Блу, и её конечности отяжелели.
— Ноа, перестань, — произнёс Гэнси.
Но он не перестал. Дверь затрещала.
Блу сказала:
— Ноа, теперь я прошу тебя.
Его не заботило, или там не было достаточно Ноа, чтобы заботиться.
Стоя на шатких ногах, Блу начала использовать все защитные образы, которым обучила её мама. Она представила себя внутри небьющегося стеклянного шара; она видела все, но никто не мог её коснуться. Она представила белый свет, пронзающий грозовые облака, крышу, темноту Ноа, отыскивающий Блу, покрывающий её бронёй.
Затем она выдернула вилку из розетки, которой была Блу Сарджент.
Комната затихла. Бумаги улеглись. Свет ещё раз моргнул и укрепился. Она услышала тихий всхлип, а потом абсолютную тишину.
Гэнси выглядел шокированным.
Ноа сидел в центре комнаты, бумаги вокруг него, мятные пластинки запачкались от его рук. Он весь сгорбился, тени не было, его фигура была худощавой, испещрённой полосами и едва видимой. Он снова плакал.
Очень тихим голосом он обратился к Блу:
— Ты говорила, я могу пользоваться твоей энергией.
Она встала на колени напротив него. Ей хотелось его обнять, но его на самом деле там не было. Без её энергии он был тонким, как бумага, он был черепом, он был воздухом в форме Ноа.
— Не так.
Он прошептал:
— Прости меня.
— И ты меня.
Он закрыл лицо, а затем исчез.
Гэнси произнёс:
— Это было впечатляюще, Джейн.
Глава 8
В тот вечер Блу откинулась на ствол раскидистого бука на своем заднем дворе, её глаза считали звезды, а пальцы прикасались к холодной гладкой коре одного из корней. Свет кухни, проникающий через раздвижные двери, казался далёким.
«Это был впечатляюще, Джейн».
Хотя Блу прекрасно осознавала положительные эффекты от своих способностей, она, по правде говоря, никогда не задумывалась об их изнанке. И, тем не менее, Ноа разнёс бы Фабрику Монмаут, если бы она не отрезала себя от него.
Сквозь буковые листья подмигивали звёзды. Она где-то прочла, что новые звезды формируются парами. Бинарные звезды, движущиеся по кругу в непосредственной близости друг от друга, становятся одиночными только тогда, когда их партнер сталкивается с другой парой бешено вращающихся новых звезд. Если она притворялась достаточно сильно, то могла видеть множество пар, цепляющихся друг за друга в разрушительной и созидательной гравитации своих созвездий.
Впечатляюще.
Возможно, она была немного под впечатлением. Не из-за отключения мёртвого мальчика - это казалось грустным, здесь нечем хвастаться. А из-за того, что сегодня она узнала кое-что про себя, а она считала, что ей уже давно про себя узнавать нечего.