Какой-то чужеродный импульс побуждал Блу поднять что-нибудь из этого беспорядка, одну любую деталь, чтобы улучшить это бедствие.
Она не стала.
Она отступила.
Комната Ронана была под запретом, но она все равно заглянула внутрь. Клетка его ворона стояла с приоткрытой дверцей, безупречно и неестественно чистая. Комната была не столько заполнена мусором, сколько хламом: лопаты и мечи стояли в углах, динамики и принтеры свалены у стены. Причудливые объекты между ними: старый чемодан с виноградными лозами, вытянутыми оттуда, дерево в горшке, которое, казалось, напевало само себе, один ковбойский ботинок в центре пола. Высоко на стене висела маска с распахнутыми глазами и разинутым ртом. Она была почерневшей, будто от огня, и края неровно откушены, будто пилой. Что-то подозрительно похожее на след шины пробегало через один глаз. Эта маска заставила Блу думать о таких словах, как «выживший» и «разрушающий».
Ей это не понравилось.
Грохот позади Блу заставил её подпрыгнуть... Но это была только открывающаяся входная дверь. Вина усилила звук.
Блу выскочила из комнаты Ронана. Гэнси и Мэлори медленно плелись, будучи глубоко в беседе. Псина куксилась следом исключительно в силу того, что не говорила по-английски.
— Конечно, Иоло Гох[16] в качестве компаньона имеет смысл, — сказал Гэнси, скидывая пиджак. — Он или Груффадд Лвид[17], полагаю. Но... Нет, это невозможно. Он умер в Уэльсе.
— Но уверены ли мы? — спросил Мэлори. — Мы знаем, где он похоронен? Что он вообще похоронен?
— Вы имеете в виду, может, его просто разделали на ночнушки? — Тут Гэнси заметил Блу и одарил её своей лучшей улыбкой — не отполированной, а более глупой, которая означала, что он был взволнован. — Привет, Джейн. Скажи-ка мне, что для тебя значит Иоло Гох?
Блу оттащила свои мысли от маски Ронана, Ноа и школы.
— Бронхит?
— Ближайший поэт Глендовера, — поправил Гэнси. — Но кроме этого, очень смешно.
— Нашли что-нибудь? — поинтересовалась она.
— Абсолютно ничего, — ответил он, но прозвучало неунывающе.
Мэлори опустил свое тело в кожаное кресло. Псина легла сверху. Не казалось, что так было удобно; Псина свесилась с профессора, словно ткань, скользящая по стулу. Но Мэлори лишь закрыл глаза и погладил его, нетипично демонстрируя привязанность.
— Гэнси, я бы умер за чашку чая. В этом месте может найтись такая вещь? Я не могу надеяться пережить эту смену часовых поясов без чашки чая.
— Только для вас у меня есть чай, — сказал Гэнси. — Я сделаю.
— Пожалуйста, не с водой из туалета, — бросил Мэлори ему вслед, не открывая глаз. Псина продолжала лежать на нём.
На один всепоглощающий момент Блу испугалась, что она не сможет сдержать себя и спросит, зачем нужна Псина. Вместо этого она последовала за Гэнси в кухню-ванную-прачечную.
Он рылся на захламленных полках.
— Мы только что говорили о механизме переноса Глендовера сюда. Книги утверждают, что он путешествовал с магами... Они были теми, кто его усыпил? Хотел ли он этого? Спал ли он уже, когда уходил, или уснул здесь?
Вдруг показалось, что очень одиноко быть похороненным в море, вдали от своего дома, всё равно, что быть заброшенным в космос.
— Иоло Гох был одним из тех магов?
— Нет, просто поэтом. Ты слышала Мэлори в машине. Они были очень поэтизированы... поэт... политизированы. — Гэнси посмеялся над собственной заминкой. — Поэты были политизированы. Знаю, тут язык точно не сломаешь. Я весь день слушал Мэлори. П-п-политизированы. Поэты. Иоло писал реально лестные стихи о прошлой доблести Глендовера, его доме и землях. О его семье. И тому подобном. О, а что я тут вообще ищу?
Он остановился, чтобы определить местонахождение крошечной микроволновки. Изучил внешний вид кружки, прежде чем налить в неё воду. Вынимая лист мяты из кармана, чтобы его пососать, он заговорил, пока вода подогревалась.
— Кстати, если бы Глендовер был Робин Гудом, то Иоло Гох был бы... тем другим парнем.
— Девицей Мэриан, — подсказала Блу. — Маленьким Джоном.
Гэнси указал на нее.
— Как Бетмен и Робин. Но он погиб в Уэльсе. Мы можем поверить, что он вернулся в Уэльс после того, как оставил Глендовера здесь? Нет, я такой вариант отклоняю.
Блу любила такого нудного, учёного Гэнси, слишком окутанного фактами, чтобы сообразить, как он оказался снаружи. Она поинтересовалась:
— У Глендовера была жена, так?
— Умерла в Лондонском Тауэре.
— Братья, сестры?
— Обезглавлены.
— Дети?
— Миллион, но большинство были заключены в тюрьму и умерли или просто умерли. Он потерял всю семью во время восстания.
— Тогда поэт!
Гэнси спросил:
— До тебя когда-нибудь долетал слух, что, если кипятишь воду в микроволновке, то она взорвётся, когда ты её коснешься?
— Вода должна быть чистой, — ответила она. — Дистиллированной. Обычная вода не взорвётся из-за минералов. Не нужно верить всему, что читаешь в интернете.
Ревущий звук перебил их, внезапный и всеобъемлющий. Блу вздрогнула, а Гэнси просто поднял глаза вверх.
— Это дождь по крыше. Должно быть, слив.
Он повернулся с кружкой в руках, и внезапно они оказались в дюйме друг от друга. Она могла учуять запах мяты у него во рту. Видела, как двигалось горло, когда он глотал.
Она была разгневана на своё тело за предательство, за то, что желала его не так, как любого из других парней, за отказ слушать её настойчивые убеждения, что они только друзья.
— Как твой первый день в школе, Джейн? — спросил он голосом, другим, не как прежде.
Мама ушла. Ноа взорвался. Я не пойду в колледж. Я не хочу идти домой, где всё странное, и не хочу возвращаться в школу, где всё нормальное.
— Ох, ты знаешь, общественная школа, — сказала она, не встречая его взгляда. Вместо этого она сконцентрировалась на его шее, которая была прямо на уровне её глаз, и на том, как воротник неровно лежал по его коже из-за адамова яблока. — Мы просто весь день смотрели мультики.
Она предполагала, что выйдет иронично, но не думала, будто у неё получилось.
— Мы найдем её, — сказал он, и в её груди снова появилась боль.
— Я не знаю, хочет ли она быть найденной.
— Всё ясно, Джейн, если... — Он остановился и взболтал чай. — Надеюсь, Мэлори не хочет молока. Я совершенно забыл.
Ей было жаль, что она не могла пробудить ту Блу, которая презирала его. Ей было жаль, что она не знала, почувствует ли себя Адам плохо из-за этого. Ей было жаль, что она не знала, заставит ли борьба с этим чувством предсказанный конец Гэнси послабее её разрушить.